Не просто химия

Айзек хочет стать каплей воды. Чтобы касаться Джексона, чтобы стекать по его груди к животу, пробираться в выемку пупка... Он хочет быть чем-то (уже даже не "кем-то"), что может присутствовать в его жизни без страха быть высмеянным, изгнанным, униженным. - Так и будешь там стоять? Джексону явно в кайф смотреть на то, как волчонка ведет от одного его вида. Он не скрывает того, что брезгует к нему прикасаться. Позволяет смотреть, улыбается уголком рта, но близко не подпускает. - Прости. - Господи, Лейхи. Ну и жалкий же ты. Волчонок в груди у Айзека скулит и поджимает хвост, пряча глаза за лапами. Хочется пнуть его как следует, чтобы притих... Хотя это все равно не поможет. Так Дерек сказал. "Неважно, какое дерьмо твой волк выбрал в качестве пары - ты будешь дохнуть без него, пока не помрешь". Это звучало пиздец как обнадеживающе. "А у тебя как?" "У меня мальчишка с СДВГ. Сам как думаешь?" Он не особо хочет думать о том, что даже такой крутой альфа, как Дерек, не может противостоять своему волку. Его это пугает до чертиков. Невозможность собственного будущего, страх навсегда остаться для важного человека фантиком от жвачки. В школьной душевой влажно и пахнет яблочным гелем для душа. У Джексона волосы цвета пшеницы, или, как сейчас, потемневшие от воды, но, скорее всего, еще более мягкие, чем обычно. Хотя... откуда Айзеку знать? Уиттмор закусывает губу. Айзек сглатывает, желая вытащить язык и позволить слюне капать на пол. Джексон совершенно голый и красивый, как греческий бог. Кубики пресса блестят от воды, и он, кажется, абсолютно не смущается собственного возбуждения. - Хочешь отсосать мне? Он издевается. Это так очевидно, что, черт, Айзек убить его за это готов. Но под ребрами снова писк и хриплое рычание. «Дай». Да он сам себе противен. Отвратителен до тошноты, до кома в горле, до желания пойти и выблевать в унитаз собственные кишки. Презирает себя и кивает, глядя Джексону прямо в глаза. А тот улыбается так поразительно омерзительно, что Айзек не может дышать. Опускается на колени прямо на мокрую плитку и старается угомонить ненормальное сердце. Джексон не шевелится – позволяет разглядеть себя, набраться смелости для того, чтобы коснуться. А потом впивается пальцами в светлые кудри Лейхи, отдавая безмолвный приказ. «Ну же». Айзек взрыкивает и обхватывает губами розовую головку. Осторожно посасывает ее перед тем, как мягко тронуть языком. Хватка становится сильнее, рывок - и парень чувствует, как ломит виски от боли. Еще один знак. «Двигайся». Он стонет и насаживается губами на член. Сжимает стенки рта как можно плотнее, слизывает капли смазки и раскатывает их по всему стволу до самого основания. Джексон хрипло выдыхает и царапает нечеловеческими когтями кожу рядом с шеей парнишки. «Глубже». Айзек расслабляет горло, впуская в себя член, проталкивая его так глубоко, что смело задохнулся бы, если бы сам не испытывал удовольствия. Уиттмор дышит рвано, со стонами и красивыми возгласами, уже сам толкается в чужое горло, кусает губы, двигая бедрами все резче и резче. Айзек хочет вылизать его всего. А потом лечь у его ног и сдохнуть. Так было бы гораздо легче. Просто исчезнуть, не стать, испариться. Пшик и все. Оставить после себя лишь воздух, пропитанный ничтожностью. Но он не может. Всего лишь всхлипывает, захлебываясь спермой своей пары. Всего лишь вытирает оставшиеся капли, а заодно и слезы со щек рукавом. Джексон отпихивает его от себя ногой, и повторяет: - Жалкий. Айзек согласен с ним.