Не просто химия

Стайлз сгребает в кучу сотню тысяч слов и выплевывает их Хейлу прямо в рожу - резко, ударами плети по плечам и лицу. Дерека пошатывает от оскорблений, и что тут можно сказать, он живет на свете 28 лет, и ни разу, ни одна живая душа не обзывала его так изысканно. А еще у Стилински глаза горят так ярко, словно душа пытается выскочить наружу, чтобы тоже вмазать Хейлу как следует. Стайлз создан причинять Дереку боль. Все в Стайлзе делает ему больно. Его голос. Его лицо. Его учащенное сердцебиение. Его почерк, походка, движения рук. - Ненавижу, - выдавливает вместе с остатками воздуха, делает жадный вдох и отходит на шаг назад. Дерек чувствует, как стекает по груди грязь, как дерьмо выливается из ушей и рта, он дышать не может от боли и забившейся в легкие грязи. - Взаимно. - Да, блять, не ври! Стилински смеется и подпирает стену спиной. Если бы щенок, что сидит где-то в грудной клетке, однажды не решил, что без этого эгоистичного, наглого, капризного задротыша он сдохнет, то Дерек давно бы уже перекусил пацану глотку, вывез его костлявое тельце в лес и закопал под первым попавшимся деревом. Даже холмика бы не оставил. Но это не в его силах. И приходится терпеть. Гнить и разлагаться под взглядом цвета орехов, когда мальчишка насмешливо изгибает брови и скрещивает руки на груди. - Ну? - Я не вру. - Ха-ха!! Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок. Надо же было, а? В том возрасте, когда все нормальные парни заводят жен и детей, когда покупают загородные домики, заводят собаку и собирают яблоки с собственного сада, он запал на подростка. Хотя, погодите, маленькое уточнение: на подростка-ублюдка. На подростка-ублюдка с дырой вместо сердца и глухой, невыносимой, серой, как ртуть потребностью причинять боль. - Стайлз.., - шепчет одними губами, прекрасно зная, как пацана это раздражает. - Какого хуя с тобой творится на этот раз? - О, у меня ПМС. - Заткнись! - рыком, в самые губы - и когда только успел подойти так близко и сгрести ненавистную клетчатую рубашку в кулак? - Серьезно... Убил бы его, если бы эхо в ушах не дублировало волчий скулеж, а грудь не ломило от этого охуенного, невозможного, ненавистного запаха. - Заткнись, - снова. И носом ведет по щеке вверх, к виску, где пульс колотится так сильно, что можно сбиться со счета. Стилински застывает, не дыша - прислушивается. К Хейлу и к себе прислушивается, и черт его знает, что он там слышит, но это действует совершенно привычным образом. Так было раз. Два. Три. Тридцать. Так было постоянно. Прооравшись, Стайлз набрасывался на Дерека, как будто это внутри него, а не Хейла, живет зверь, стягивал с него одежду, разрывая по швам, матерился, не в силах справиться с ремнем на джинсах, кусал за плечи и позволял делать с собой абсолютно все. Пластилиновым становился, мягким, гибким, податливым. Иногда Дереку казалось, что у пацана ебучее раздвоение личности, потому что он мог орать так, что глохнешь, а через минуту выгибать спину и нежностью подкидывать куда-то до небес. Вот и сейчас. Целует, прикусывая губу до крови, но тут же зализывает рану и плюхается на колени, утыкаясь носом в ширинку Хейла. И бормочет это свое "прости" пару сотен раз, водит ладонями по ягодицам, дрожащими пальцами стягивает джинсы до колен. Дерек знает, что сейчас ему будет лучше всего на свете. А еще он знает, что Стайлзу сорвет крышу не позже, чем через 24 часа, и все начнется сначала. Быть может, они успеют побыть нормальной парой за эти 24 часа?