Сталь и кислота

— Зачем вам моя мать? – Бонни вскидывает голову, приподнимая подбородок, стараясь  казаться смелее, чем она есть на самом деле.  Намного смелее, потому что ей страшно так, что еще немного, и ее просто начнет колотить от этого страха. От этого неконтролируемого ужаса. От этого чертового бессилия перед...всем.  Она ничего не могла предпринять. Решительно ничего.  Позади нее, молчаливой неподвижной фигурой, стоял один из Охотников. Бонни оглядела камеру, мысленно задавая себе вопрос: "Где второй?" "Их ведь было двое, так? Так. Тогда почему здесь только один?" — Зачем вам моя мать?! – повторила она вопрос уже громче, сжимая руки в кулаки.  Джошуа чуть наклонил голову, продолжая молча наблюдать за ней и Эбби, словно выжидая, пока из них обеих дух выйдет вон от страха. Бонни внимательно изучала его лицо, непоколебимо равнодушное, словно от его дальнейших действий не зависели их жизни.  Это равнодушие. То самое. То самое, с которым он буквально похоронил заживо собственного сына.  Она ненавидела его. Ненавидела его всей душой за то, что он сделал с Каем. За то, что вместо помощи и поддержки, он получил от отца только бесконечные укоры... и в итоге, вообще – заточение на долгие годы.  Эта ненависть вибрировала у нее в груди. Бонни отчетливо ощущала ее под ребрами, где-то неподалеку от сердца. Ненависть к тому, кто причинил Каю столько сраной боли, которую тот не заслужил.  — Я надеялся на то, что с ее присутствием, ты станешь более сговорчивой, – наконец произнес Джошуа, сцепляя руки в "замок" перед собой. — Фактически, я был уверен в этом.  — Вы и пальцем ее не тронете, ясно? – дрожащим голосом выдавила она из себя.  И мысль, что голос у нее дрожит вовсе не от страха, а от ярости, подбодрила ее, заставив расправить плечи. Она уничтожит его, если он попытается навредить Эбби. У нее ведь больше никого не было. Если она потеряет и мать, жизнь для нее будет кончена. Несмотря на то, что Эбби никогда не участвовала в ее жизни, Бонни не могла заставить тот факт, что она являлась ее матерью, исчезнуть.  — Разумеется, не трону, – кивнул Паркер, прищуривая светлые, как у Кая, глаза. — Если ты согласишься помочь мне.  — Я уже говорила – я не стану вредить Каю, – процедила она, ощущая, как вспыхивают щеки от полоснувшей по животу паники.  "Что делать? Что. Делать. Как выкрутиться? Господи! Господи боже мой!!!"  — В таком случае я буду вынужден заставить тебя, – нахмурился отец Кая, делая шаг вперед и неопределенный жест рукой.  И едва она успела обернуться, как Охотник занес меч над головой Эбби.  — Нет! Insendia! – закричала она в панике, вытянув руку и пустив в Охотника огненный шар.  Подлетев к стулу, на котором сидела Эбби, она в панике рванула цепи, которыми были скованы ее руки и ноги, но безуспешно.  — Бонни, беги отсюда! – воскликнула женщина, заглядывая в ее лицо. — Беги, спасайся! Я вампир, они не навредят мне.  — Ты с ума сошла?! Они убьют тебя!  — Я сама смогу выбраться, а ты должна бежать. Твоя бабушка рассказывала мне про этого юношу. Если она верила в него, то и мы с тобой должны. Не дай Джошу исполнить то, что он задумал.  — Сейчас, погоди, погоди... – пробормотала Бонни, хватаясь за цепи и шепча заклинание. — Fesmatos Insendia.  Цепи под ее руками начинают плавиться, но это происходит слишком медленно, и Эбби кричит ей: — Беги отсюда!!! — цепи не расплавлены даже на половину.  В последний раз бросив неуверенный взгляд на Эбби, она срывается с места и мчится в сторону двери. У самого выхода спотыкается о собственные ноги и едва не падает, но успевает выскочить в темный коридор прежде, чем Охотник догоняет ее.  Задыхаясь от ужаса, она мчится по коридору, не разбирая дороги, поскальзываясь на мокром полу. Ей так страшно. Страх за Эбби, Кая и за саму себя смешивается воедино и сдавливает ей горло с такой силой, что она  почти хрипит от нехватки кислорода.  "Беги. Беги скорее!! Если ты не выберешься отсюда, он снова запрет Кая где-нибудь, и ты уже никак не сможешь его спасти! Слышишь меня?! Ты потеряешь его навсегда! Некого спасать будет!"  Она вылетает из-за угла и внезапно врезается в кого-то с такой силой, что отлетает в сторону и вскрикивает: — Нет!  Кто-то хватает ее за плечи, а она пытается вырваться в полумраке, даже не замечая, кто это. Пока прохладные ладони Кая не обхватывают ее полыхающее лицо и не разворачивают к себе.  — Бонни, успокойся!  — Кай? – она хватается за его куртку, судорожно стискивая ткань пальцами, и прижимается к его груди, тяжело дыша. — Ты здесь.  — Сабрина, ты сошла с ума? – недовольно ворчит он, но она отчетливо слышит, как бешено бьется его сердце. — Сбрендила совсем? Как ты здесь оказалась?  — А ты? – изумленно уставилась она на него, а он хмыкнул и кивнул куда-то в сторону. — У меня появился новый друг.  Она обернулась, замечая того самого, второго Охотника, которого не было с самого начала. Где Кай его откопал?  — Он поджидал меня дома. Вместо тебя, – прищурился парень, приподнимая одну бровь. — Непорядок.  — Нужно уходить отсюда, – выпалила она, утягивая его за собой. — Это твой отец, он что-то задумал.  — Что? О чем ты говоришь? Мой отец здесь? Она с ужасом увидела едва ли не восторг в его глазах и поняла, что напрасно упомянула Джошуа. Теперь он так просто не уйдет.  "Эта дурацкая месть. Чертова, сраная месть. Никому не нужная!" — Прошу тебя, уходим, – взмолилась она, заглядывая в его лицо. — Кай?  — Можешь уходить, я остаюсь, – процедил он, вглядываясь куда-то в темноту.  — Он снова запрет тебя где-нибудь, как ты не понимаешь?! – воскликнула она, обхватывая его лицо руками. — Пожалуйста, давай уйдем. Я должна позвонить моим друзьям. Там моя мать. Джошуа может убить ее, и мне нужна помощь.  — Твоя мать там?  — Да! Кай застыл, несколько мгновений вглядываясь в ее лицо, словно ища что-то. И даже в темноте она смогла разглядеть боль, мелькнувшую в его глазах при упоминании о матери. Он так ни разу и не рассказал ей о своей маме, и о том, что с ней произошло...  "Наверняка, что-то плохое. Скорее всего, Джошуа что-то сделал с ней. И Кай возненавидел его еще и за это".  — Я остаюсь, – тон его был таким ледяным, что она невольно вспомнила их первые дни без Деймона в 1994.  Он говорил с ней так, словно она была ему чужой.  — Пожалуйста, Кай... — Ты можешь проваливать, Бонни, – рявкнул он, откидывая ее руки в сторону и делая несколько шагов вперед. — Я остаюсь.  Не говоря больше ни слова, он скрылся в темноте, оставляя ее одну. Словно минуту назад он не был едва ли не в панике из-за того, что ей угрожала опасность. Словно она вообще не волновала его.  Она застыла на месте, прислушиваясь к каждому шороху и нервно кусая губы. Она понятия не имела, что делать. Разумеется, нужно было бежать вслед за ним, помочь ему, но она не могла сдвинуться с места.  "Что же ты, Беннетт? Неужели, струсила? " Она стискивает зубы и сжимает кулаки. "Давай же! Ты нужна ему!! Он никогда этого не скажет тебе, но ты ведь сама знаешь, не так ли? Ты. Ему. Нужна. Больше всех. Нужна сейчас, как никогда раньше!!!"  И она верит. Верит своим мыслям.  И бросается вперед.  ••• Ему кажется, что приходит целая херова вечность, прежде чем он оказывается в камере, где его уже ждет отец.  Он застывает у двери, напряженно вглядываясь в лицо отца, замершего в противоположном углу сырой камеры.  "Что за дерьмовое место ты нашел? Неужели не смог раскошелиться на что-то более презентабельное?" Бонни осталась где-то позади, и сейчас он рад, что послал ее к чертям. Ей не нужно быть здесь, когда все это произойдет. Все это... Она была его якорем, не давала сойти с ума от дьявольски сильной жажды крови, и сейчас, он готов был спустить эту жажду с поводка, не опасаясь, что Бонни остановит его.  Больше всего на свете он не хотел останавливаться сейчас. Прикончить его. Отплатить сполна за все. За себя, за 1994, за насмешки и язвительные замечания, за мать... "За все, черт возьми!! За то, что посмел втянуть в это глупую ведьму-неумеху!!"  — Я все же надеялся, что ты придешь немного позже, – покачал головой отец, разводя руками. — Я приятно удивлен твоей пунктуальности. До лунного затмения остался час, Малакай.  Его передергивает от того, как отец выговаривает его имя. Он поджимает губы, чтобы не выплюнуть ему в лицо все оскорбления и ругательства, которые он вынашивал на протяжении стольких лет. Чтобы они разодрали его лицо, как раздирали самого Кая изнутри все это время.  — Я убью тебя.  Отец, кажется, даже не придает значения этим словам, отводит взгляд куда-то в сторону и качает головой: — Мне давно следовало бы прикончить тебя, сынок. Ты доставил мне слишком много хлопот. Твоя мать никогда не понимала этого, и где она сейчас?  Ярость ослепляет его на мгновение, он даже не осознает, что делает, когда выбрасывает руку вперед, и Охотник срывается с места, на ходу выхватывая меч и нанося удар по Джошуа. В последний момент его заслоняет второй Охотник, и лязг мечей отрезвляет Кая. А потом на него обрушивается боль. Такая сильная, что он хватается руками за голову и падает на колени.  Джошуа, не спеша, вынимает кинжал из спины его Охотника и подходит к нему, вытягивая перед собой руку, не переставая сдавливать его голову жуткой болью.  — Ты думал, что я спущу тебе смерть Люка с рук? Или, что я так просто позволю тебе стать лидером Ковена? Ты правда так думал, Малакай? Тебе никогда им не быть, потому что ты отродье.   Он задыхается от боли, согнувшись пополам, и жадно хватает ртом воздух. Он не может так просто проиграть ему. Только не теперь. Он не заставит его снова чувствовать себя немощным десятилетним мальчишкой, не способным ни на что.  Того мальчишки больше нет. Он умер. Сдох. Кай собственноручно придушил его.  И когда отец замирает в нескольких сантиметрах от него, Кай понимает – вот он, тот самый момент. Превозмогая боль, он хватает отца за ногу, с силой сжимая ее.  От неожиданности Джошуа теряет равновесие, яростно вскрикивает от боли и падает на пол. Боль исчезает, но картинка перед глазами расплывается еще несколько мгновений. Кай медленно поднимается на ноги, опираясь дрожащими руками о колени.  "Твою мать! Долбанный ублюдок!"  В это же мгновение он замечает, что губы отца шевелятся. Заклинания нет, и это может означать только одно. Он не успевает развернуться...  "Блять!!"  Лезвие меча вонзается глубоко в плечо, пронзая его насквозь. Кай отшатывается, едва не падая на пол, когда Охотник рывком вытаскивает меч из его руки.  Перед глазами все светлеет на несколько тонов и теряет четкость. Пошатываясь, он опирается о стену и сползает по ней на пол. Дышать становится подозрительно трудно, и он матерится сквозь стиснутые зубы.  "Сука! Чтоб тебя..." Боль не останавливается на плече. Она расползется по груди, оцепляет шею. Сжимает легкие. Он широко раскрывает рот, пытаясь вдохнуть затхлый воздух подвала, но у него ни черта не получается. Он не видит отца. Он его, черт возьми, не видит.  "Это плохо. Если он снова прочтет то самое заклинание, назад пути уже не будет. И Бонни. Где Бонни? Если он хоть пальцем тронет ее или ее мать..." "Это не я говорю. Не я думаю. Это ты, Люк, точно знаю, что ты! Откуда? Да потому что я не хороший. Во мне этого нет. Мне наплевать! На все!!" Голова становится свинцово-тяжелой, и его клонит в сторону. Он опирается локтем о пол, ощущая, как трудно моргать с каждой секундой. Майка неприятно липнет к телу. Почему она мокрая?  Кровь. Точно. Ты же ранен.  Где же отец? Неужели, спустил его со счетов и просто ушел, оставив его подыхать здесь? Он даже угрозы в нем не видит... Он никогда ничего в нем не видел. Никто никогда ничего в нем не видел. Кроме нее.  — Кай! – у него шумит в голове, но он все равно различает каждую эмоцию в ее испуганном крике.  А в следующую секунду ее руки обхватывают его лицо и медленно приподнимают: — Господи, что ты... Как ты?... Что произошло? Боже мой... — ...хо...ди... – выдавливает он из себя, ощущая, как каждая буква выдирает из него все, — еще никогда ему не было так сложно говорить.  — Господи, сейчас...сейчас, погоди секунду... – голос ее торопливо срывается, он даже слышит в нем толику паники. — Сейчас, ты только не отключайся... Она, кажется, пытается читать заклинание, но даже и слова выговорить не успевает. Кто-то хватает ее за шиворот, оттаскивая от него. Голова, лишенная опоры, с гулким ударом падает на пол.  Он отключается всего на мгновение, а когда приходит в себя, видит, как его отец вцепился ей в горло, что-то яростно выговаривая. Он не слышал ни слова, но один ее испуганный вид заставил его приподняться на локтях и потянуться к ним рукой.  И когда его ладонь ухватилась за ворот отцовской рубашки, он словно ощутил прилив сил. Стиснув зубы, он потянул его на себя, кое-как выравниваясь и хватаясь за лицо отца здоровой рукой... А дальше боль отступает.  Она отступает, как только отцовская магия начинает переходить к нему. Стискивая ладонью шею Джошуа, он прикрывает глаза. Никогда раньше он не ощущал такого наслаждения, как сейчас. С мыслью, что вот еще совсем немного, и враг всей его жизни просто сдохнет.   И больше никогда не причинит ей вреда.  Он открывает глаза, с упоением наблюдая, как бледнеет лицо отца, как его руки, сжимавшие запястье Бонни, разжимаются и соскальзывают, безвольно падают на пол. Как он сам становится безвольной, ни на что не способной куклой.  — Кай?  Голос Бонни доносится до него, как сквозь толщу воды. Он краем глаза видит, как она в ужасе наблюдает за ним, и желание отпустить отца мелькает у него в голове.  "Нет уж. Я убью его и ты меня не остановишь"  — Кай, ты должен остановиться! Не ради него, ради себя. Будь выше этого.  Ее слова вгрызаются в его мозг, и он раздраженно мотает головой, стискивая зубы. "Не смей его отпускать!" — Кай, пожалуйста! – голос ее срывается на крик, и он сдается.Отпускает отца, который без чувств падает на пол. Рана на плече почти не болит, магия сделала свое дело, но чувствует он себя все равно паршиво. Пока она судорожно не обнимает его, прижимая к себе так сильно, что ему кажется, еще немного и она задушит его к черту.  — Пусти меня, – ворчит он, обхватывая ее трясущиеся руки ладонями, глубоко внутри надеясь, что она, как всегда, его не послушается.  — Я думала, что умру от страха, – выдыхает она ему в макушку, касаясь губами его волос. — За тебя...  Он хмыкает, собираясь отпустить в ее адрес какую-нибудь отменную колкость, как вдруг глаза его цепляются за движение за ее спиной. Он не успевает оттолкнуть ее в сторону от меча Охотника, но удар так и не достигает Бонни.  Они замирают в изумлении, глядя на Эбби, сложившуюся пополам и схватившуюся за грудь. Кай вытягивает руку, но не успевает даже заклинание прочесть – Охотник рассыпается в пыль.  Это может означать только одно – Джошуа мертв.  А потом истошный крик Бонни пронзает его голову. Как в замедленной съемке он видит, как она вскакивает на ноги, подхватывает завалившуюся назад Эбби. Только сейчас он замечает, что меч вошел точно в грудь. В самое сердце... — Нет, нет, нет, – как в горячке шепчет Бонни, сжимая руками ее плечи. — Нет, пожалуйста, нет!  Лицо Эбби стремительно сереет, как это всегда происходит с умирающими вампирами. Она даже и сказать ничего не успевает, лишь улыбается дочери и замирает.  Бонни захлебывается рыданиями, судорожно вздрагивая и прижимая к себе неподвижное тело матери. Кай замирает в нескольких шагах от нее, понятия не имея, что нужно делать.  "Что сделать? Что нужно сделать?" Она шумно всхлипывает, прижимая ладонь ко рту и все мотает головой. Он не знает, что сделал бы другой человек на ее месте, но вспоминает, как поступала мама, когда он плакал... Опускается рядом с ней на колени, обхватывает ее голову руками и прислоняет к себе. Она хватается за его плечи ладонями, уже рыдая в голос, а он утыкается носом в ее спутанные волосы.  Он должен что-то сказать?  — Я здесь... Слова сами вырываются у него, и он точно знает, что это все чертов Люк.  "Но ты ведь здесь, верно? С ней?" "Я здесь..."