Ох уж этот девятнадцатый век...

— Не притворяйся, мне всё известно. Несомненно, то был один из самых страшных моментов в жизни Джерарда. Они стояли одни в кромешной тьме длинного коридора, и его сердце отплясывало кадрилью. Где-то под потолком сквозь крошечное окошко проскальзывала серебристая дорожка лунного света и тоненькой полоской рассекала истоптанный ковёр прямо перед его ногами. Ощущения как в детстве: переступи, и произойдёт что-нибудь очень значительное. Воздух здесь был холодный и влажный. «Могильный», — пронеслось в голове у Джерарда. Но не успел он как следует представить образ древнего кладбища со старыми покосившимися крестами и заросшими мхом могильными плитами, как его губ коснулся холодный палец жениха, а потом прозвучали эти ужасные слова... слова, которые он так хотел бы услышать пару дней назад, но сейчас... сейчас было слишком поздно. Как там говорят? Сердцу не прикажешь? Вот и нашу Джеральду оно совсем не слушалось. Одна фраза. Мне всё известно. Сказано тихо, так, что даже стоящий рядом не уловил бы еле слышного шёпота. Но для Джерарда это было подобно грому. Зрачки зелёных глаз сузились от подступающего к горлу страха, воздух стал насколько тяжёлым, что парень вот-вот был готов задохнуться. Он в ужасе отшатнулся от молодого графа, тут же больно ударяясь затылком о неровную стену, и, почти заикаясь, спросил: — К-как?! — Нужно быть глупцом, чтобы этого не заметить, — грустно усмехнулся тот. Некоторое время Уэй молчал, пытаясь по кусочкам вернуть себе самообладание, а также способность трезво мыслить. — И как давно ты понял? — хриплым голосом спросил он. — С первых минут нашего знакомства, — пожал плечами Фрэнк, будто говорил что-то очевидное. — Я, я... Мне очень стыдно. Я, не знаю, как на это согласился. Это так мерзко, так низко. Я бы всё отдал, лишь бы не обманывать тебя. Мне жаль. Прости, Фрэнк, — в темноте этого было не видно, но парень выглядел обречённо. Он был ещё бледнее обычного, а его глаза слезились. Джерард уже стащил с себя неудобные перчатки (скрывать всё равно нечего), и теперь вжимался в стену, как будто отсыревшие обои могли дать ему дружеский совет. Где-то за досками шуршала мышь. Время в коридоре как будто остановилось, но мышь всё же настойчиво скребла своими маленькими коготками по ветхим обоям, а заодно и по нервам обручённых. — Не стоит. Ты здесь не при чём. Да и я всё понимаю. Это брак поневоле, они сначала думают о выгоде, а о наших чувствах в последнюю очередь. Но Джеральда, — «он издевается, называя меня этим отвратительным именем. Что ж, я это заслужил». — Милая Джеральда, — «совершенно точно, он издевается», — дашь ли ты мне шанс? И снова липкие пальцы страха обхватили шею Джерарда, да так, что он не мог вымолвить и слова. Предположения построенные на подозрениях, нелепые версии и опасения, как верные часовые сменяли друг друга в сознании Уэя, с каждой секундой лишь усиливая панику. Перед ним сейчас стоит жених, он раскрыл тайну этой великолепной постановки, напугал его, а потом просит дать ему шанс. Хочется только сесть и подождать, пока тебе объяснят, что здесь происходит... — Какой шанс? — осторожно поинтересовался Джерард, проворно натягивая перчатки. Он всё ещё надеялся, вдруг его супруг имел в виду что-то другое. — У меня есть шанс, что ты когда-нибудь меня полюбишь? От большого количества мыслей начинает болеть голова. Это известно даже малым детям. Но когда ты много думаешь, нервничаешь и при этом несколько дней подряд ходишь в корсете — голову уже не чувствуешь. Вот и напуганный черноволосый юноша сомневался, что она у него осталась на месте. Заметив растерянность своей спутницы, жених продолжил: — Я не тот, за кого ты хотела бы выйти замуж. Я увидел это сразу, как ты вошла к нам в дом. Да и трудно не обратить внимание на твоё печальное лицо, когда я появляюсь рядом. Тебе мерзко от такого союза не по любви, тебе противна одна мысль о подобном. «О Боги, я почти прокололся. Я чуть не сказал, кто я есть на самом деле. Ещё пара минут, и я точно признался бы ему. Но, неужели он любит меня? Его что, не смущает мой хриплый голос и странные привычки?». Джерард уже пищал от восторга где-то глубоко внутри себя, когда его же благоразумие его оборвало: «Нет, это исключено. Нечего и надеяться. Он, весь такой великолепный, ха, чтобы он полюбил меня, смешно представить... » — Но может быть, если мы узнаем друг друга чуть лучше, ты дашь мне надежду, что когда-нибудь увидишь во мне нечто большее, чем просто побочный эффект от выгодного брака. Могу я мечтать хотя бы о самой слабой симпатии с твоей стороны? «Хотя говорит он убедительно...» — Не говори такие ужасные вещи. Ты очень милый, Фрэнк. И ты, наверное, самый красивый юноша, которого я когда-либо видела, но... — «идиот, держи себя в руках, не смей, не смей ему сейчас признаваться, не смей распускать нюни. Давай, придумай что-нибудь», — но я... — Ты любишь другого? — Фрэнк почти прошептал это, но Джерард всё равно слышал, как его голос дрогнул от быстро набегающих на глаза слёз. — Нет! — поспешил упокоить его черноволосый. — Просто, думаю, ты прав, я действительно плохо тебя знаю, — «ну, это звучит лучше, чем просто я немного парень». — Джеральда, о, Джеральда, и чем я только могу отблагодарить тебя за твою доброту?! — глаза Фрэнка засияли в темноте, и было не до конца ясно: это всего лишь отражение слабого лунного света или причина в долгожданном «согласии на развитие отношений» (О да, он расценил это именно так). В любом случае, Уэй уже начал опасаться, что его сейчас поцелуют. — Ты почитаешь мне вслух? — быстро протараторил он. «Фрэнк же не сможет читать и целовать меня одновременно, верно? Ох, а что, если он меня поцелует?! В прошлый раз я почти забылся...» — Для тебя — всё, что угодно. Я согласен даже на лирику Петрарки, — улыбнулся супруг, успокаиваясь. — О нет, только не эти итальянские нравоучения. Давай лучше Вальтера Скотта. «Господи, только бы пронесло...»

***

Звонкий смех Джерарда эхом разносился по бесконечному коридору, пока новобрачные под руку проходили мимо закрытых комнат. Они почти бегом поднялись по пыльной винтовой лестнице, не спеша миновали маленький заброшенный садик. Теперь уже Джерард сиял своей искренней улыбкой, и виновата в этом была точно не лунная ночь, медленно окутывающая поместье. «По-моему, я влюбляюсь в неё всё сильнее и сильнее», — подумал Фрэнк, открывая перед своей невестой тяжёлые двери библиотеки.