Наши идолы лгут

«Создатель, зачем ты придумал таких, как вы?» - он вознес в равнодушные небеса свой немой крик. Морщилось шрамом от Бреши светлое небо, осыпалось на землю крохотными снежинками. Каллен виртуозно страдал, меряя шагами границы своего кабинета, а тем временем букетик крохотных белоснежных бутонов на столе все сох, все сох… Невозможно, чтобы вновь судьба воссоздала эту форму лица, глаза, нос и губы. Краснеющие острые ушки и сутулую узкую спину, которую некому защитить. Каллен вспоминает затянутые туманом липкого ужаса коридоры Круга, ее звонкий смех, отталкивающийся от стен. Не может быть такого, чтобы просто так! Он думал, что изменился, думал, что…не будет настолько наивно прям, чтобы вновь заиграть с огнем. Сорванным голосом обещать Лавеллан защиту, отдавать безвозвратно крупицы нежности изящной дикарке. Командор рассеянно улыбнулся, вновь взглянув на цветы. Ну не дурак ли, а? У Лавеллан из горла рвутся песни на ее языке, она кажется до-смешного нелепой в своем величественном троне и то и дело он порывается укрыть ее мехами, ибо кажется, что, привыкшая к теплу, она замерзает. У Лавеллан плетутся ветви валласлина по лицу, мнутся аккуратные пальцы, и она волнуется, когда Каллен приходит бледнее, чем прежде. Может ли быть, что… А еще по пятам за Элланой следует волчья тень. Неслышно, почти сливаясь с ее собственной. Но отчего-то, перебрасываясь с Инквизитором улыбками, он чувствует оскаленную пасть где-то позади. Как он может даже задумываться о таком, ведь с его-то состоянием уже галлюцинации пошли… И когда он, робея, словно ребенок, вкладывает изящные цветы в тонкие руки, улыбка расползается по лицу сама собой. Как давно он так не улыбался? Лавеллан смотрит исподлобья, а потом вслух жалеет, что из-за холодов в Скайхолде не вырастишь Милость Андрасте – эльфийка добавляет, что долийцы называют эти цветы совсем по-другому. - Спасибо, lethallin, - по-птичьи склоняет голову Инквизитор и смеется звонко, рассмотрев его выражение лица. Каллен не понимает смысла ее обращения, но в нем чудится что-то такое же нежное и теплое, что львиный командор расслабляется. С Элланой становится тут же легко безбожно проигрывать в шахматы (хотя, чего уж врать, их побед ровно пополам), обсуждать отстраненные от Инквизиции дела. Он смотрит на нее и восторг сладостно пузырится внутри. Только уже несколькими днями позднее, когда командор выглядывает в окно, пугающая ранее тень материализуется в эльфа рядом с Лавеллан. Словно так и должно быть. Она не приходит в назначенное время, сыграть одну-две партии. В ее глазах – морок того сладостного гипноза, который когда-то был и у него, в возвышающейся над водой башне. Стоит ли говорить, как Каллен ненавидит магию?