Наши идолы лгут

Когда Каллен впервые увидел ее, она была похожа на диковинного зверя, которого сковали кандалами. Бледного, осунувшегося зверька, и лишь глаза сверкали сталью. Это вполне подходило под его суждения о долийцах. Помнится, она еще говорила что-то вроде: «Я не могу встать и задушить вас, но зубы у меня крепкие, так что держите свое горло подальше». Только сейчас он вспоминает об этом моменте и рассказывает Лавеллан, что уселась на скамью, подогнув под себя одну босу ногу, а другой раскачивая в воздухе. В движениях она все так же резка, но… как она изменилась, как изменился он. - Я была жутко расстроена, - грустно улыбается эльфийка на это, и в ее острое лицо теперь не так тяжело смотреть. Каллен рассматривает веснушки на носу, рассеченную в каком-то бою бровь и стянутые в хвост отросшие волосы. – не люблю, когда все идет наперекосяк, а у меня всегда, всегда все идет наперекосяк. И голодна плюс к этому была. - Неужто я так похож на сытный ужин? Серые глаза упираются в него, и бывшему храмовнику кажется, что он почти слышит тот шепот, который заставил долийку забыть смех, забыть все песни и истории. Тот, из-за которого она порой стареет на десять лет, ссутулится и трет лоб, словно от этих прикосновений узоры могут появиться вновь. - Очень, - ерничает Лавеллан, - средней упитанности, да еще и с этим мехом… Она протягивает руку и очень по-доброму проводит рукой по этой самой меховой накидке. Эллане вообще очень нравилась эта его деталь, из-за чего она часто не могла перебороть соблазн и ерошила бурую шерсть, словно лаская верного зверя. Впрочем, так и было. Резерфорд тихо смеется, когда сквозь тонкие пальцы, которые целовал другой, проходит мягкая шерсть. - Хорошо, что этот сад мы отделали не под церковный дворик, - Эллана переводит тему, разглядывает черненные гроздья ягод у куста, что напротив, - тут всегда тихо, особенно после того, как пал Корифей. - Даже парфюм вельмож почти выветрился. Надо сказать, Каллен тут был с ней согласен. Не хотелось бы, чтобы их разговоры подслушивали. Снова, но на этот раз болтливые сестры. Хотя, конечно, дело было в совсем иной тишине. - Они… голоса. Досаждают тебе? – неумело подбирая слова, чтобы скрыть свой страх, спрашивает он. - Интересно, так ли себя чувствуют одержимые? Когда демон шепчет тебе заветное, но не в уши, а куда-то в душу, - прикусив губу, бормочет Эллана, - или даже как красные… прости. Нет, эти примеры не подходят. Каллен вспоминает о том, как Сурана прикусывала губу, откидывала косичку за спину, читая по пыльным страницам. О том, как ее лицо с тонкими чертами исказилось в уродливую гримасу, рот раскрылся в зеве ужаса. Он тогда протянул к ней руки, закрыл ими шею, потому как уже ползли по ней струпья, гнойные миазмы. Он не хотел этого видеть, нет, нет, нет. Лавеллан гладит его вдоль шерсти, мягкими умелыми движениями. Ей всегда было просто находить общий язык с животными. - Я справляюсь, - говорит она, а в глазах стынет сталь. Плохая из нее врунья, - ellasin selah vissanalla, lethallin. Вечность тяжело принять, понять, особенно когда она говорит мне голосами мертвых. Их истории… они так страшны, но в то же время я не могу не слушать их, словно глас Бога. Эльфийка замирает, рука дрожит. Ее глаза опускаются вниз, словно в поисках уроненных ненароком слов. Теперь ее речь порой тяжело понять, бледной Леди, с тяжким бременем на плечах и сердце. Каллену хочется ее ободрить, как некогда ободряла она. И дело было не только в ответной услуге, а в чем-то большем, теплом и прекрасном, что он всегда ощущал, когда разговаривал вот так, редкими урывками, с дикаркой в проросшем лекарственными растениями саду. Не зная, как объясниться, он берет ее за руку, которая замерла на плече, обхватывает ладонями. И та исчезает в тепле сильных рук, хозяин которых вновь корит себя за необдуманные действия. - Ты не одна, - срывающимся голосом зашептал Резерфорд, чуть склоняясь к спрятанной ладошке, - что бы не произошло – рядом те, которые пойдут за тобой в саму Тень, какие бы кошмары она не таила в себе. Посмотри, чего ты добилась… «Если бы ты хоть раз взглянула на меня, то…» - Мы добились, - поправляет Эллана, а потом делает движение, от которого у Каллена стынет кровь в жилах. Ладонь выскальзывает из захвата, как ни в чем не бывало. Эльфийка плавно отстраняется, покачивая головой с такой щемящей нежностью в глазах, что пристало бы назвать ее материнской. Он знает, кто так же качал головой. Мужчина вдруг понимает все и чувствует, как у него загораются уши. Словно у мальчишки. Последний раз, когда он видел Лавеллан, сохранился у него в одном воспоминании. В улыбке, что пропиталась жалостью. И неясно, к нему или к самой себе.