Наши идолы лгут

Получасом ранее его пальцы танцевали «па» по ее животу, а еще раньше – серебром светились два переплетенных тела в ночи. Одинокая луна на черных небесах – часто Лавеллан старалась поймать созвездия за хвосты и рассказать Соласу, который и так все знал. И она знала, что он это знал. Лавеллан возводила палец к небесам и чертила ветви в древе созвездия Ферванис, Тенебриум казался ей темней, незаметней других. Эллана узнавала многие из созвездий, их полотно стелилось над нею в дни былой охоты, она пересчитала все звезды в лесах, которые вскормили ее. И белоснежный волк порой рысцой пробегал по ним, рассказывала она. Он кромсал луну и мешал созвездия так, как ему вздумается. Если бы эльфийка не спала сейчас, она бы сказала что-то про то, что все звезды попадали на землю и превратились в снежную пелену. Интересно, когда он переступил точку невозврата, когда именно она стала чем-то столь же необходимым, как пища и сны? О, дивные сны, которые теперь есть, с кем разделить. Это кончится, это кончится фатально. Но он подумает об этом не сейчас – быть может, когда белоснежный волк с частичкой его второго имени пробежит по небесам. Как же это произошло в этот раз? Он тогда задрал ей рукав и, оглядев вьющуюся змеей наверх метку, благоговейно прижался к шраму губами, а затем стал осторожно подниматься все выше и выше: сгиб локтя, плечо, шея… Как все же странно, как несказанно приятно ощущать губами эту теплую кожу, мягкую ткань, снова кожу. Какое блаженство - чувствовать, как ее тело слабнет в руках, становится покорным, податливым, как воск… Тогда она вдруг встрепенулась и, высвободившись из его объятий, встала с дивана… Что?.. Все?.. Конец?!... Лавеллан взяла Соласа за руку и, посмотрев странным, незнакомым взглядом, ни слова не говоря, повела за собой. Скрип навощенных ступенек, легкое шуршание ткани, неяркий свет ламп, мечущиеся по стенам причудливые тени – и они оказались в ее покоях. Да, все было именно так. Сейчас же Эллана лежала ничком, обняв шелковую подушку, уткнувшись в нее носом и подобрав под себя одну ногу. При этом вторая нога ее непостижимым образом торчала из-под одеяла в самом неожиданном месте, на невероятном отдалении от нее самой. Тщетно пытаясь воссоздать в воображении эту более чем странную позу, Солас подумал было забраться самому под одеяло, чтобы там, на месте, уяснить для себя все детали сей, с позволения сказать, акробатики, однако вовремя вспомнил о незавершенных еще делах. Впрочем, … о делах он может подумать и потом – возможно, когда белоснежный волк с частичкой его второго имени пробежит по небесам.