Наши идолы лгут

Адаар молчит, ищет слова и смотрит на маленькие веточки в красных рукавичках, на маленькие солнышки в глазах Серы. А она щебечет без остановки, она то смеется, то строго морщит нос, она стряхивает пыль, ищет вазу, шумит и живет. И Скайхолд тоже нехотя оживает, начинает дышать. Вот и сердце забилось. Ее – серое, как кожа? Неизвестно. В Скайхолде холодно, и зима, кажется, никогда не придет. Дориан пишет письма из Тевинтера, пахнущие имбирным печеньем и амбициями, Солас ушел, оставив морок грусти на фресках; Кассандра уехала возрождать орден Искателей, обещавшись вернуться, а память о мальчике-духе, который хотел помогать, медленно, но верно стирается день ото дня. А она не замечает этого, ставит свой букетик в воду и радуется. Просто так. Просто потому что она такая. А на принесенных ею ветках — почки. На улице бесконечные снега, а на них почки. И Адаар замечает за собой ночь, когда покой окутывает башню, что улыбается иссушенными губами. Сера сопит, забравшись на косситку, и бессмысленными жестами во сне перебирает растрепанную донельзя алую косу. На днях она вплетала синие ленточки в нее, вязала на рога. Откуда взяла, Сера? И тогда эльфийка, это чудо в перьях, улыбается и показывает расписные и перевязанные ленточками коробки орлейского шоколада. Опять своровала у Жозефин, вот только злиться на нее никогда не получается. - Спасибо тебе. Недовольно хмурит брови, будто слышит. За «соплежуйство» Адаар бы влетело, хоть та и привыкла к порой беспокойным снам своей эльфийки, когда та охотится на невиданного зверя, когда убегает от некой стражи, громко хохоча. И, думая, что врагов, запинывает Великую и Ужасную Леди Инквизитора. Что же, и у нее случаются времена, когда можно отыграться. Просто Адаар иногда перестает верить, что зима закончится. А Сера всегда точно знает, что впереди - весна.