Наши идолы лгут

В Изумрудных могилах Дориана то и дело клонило в сон. Торжество природы, свежая весенняя зелень и солнечные лучи, тычинками пробивающиеся сквозь переплетенные листья – все это так и морило прикорнуть на первом же муравейнике. Конечно, первое время он умилялся кроликам, скачущим по кустам, любовался грацией настороженно замершего оленя, считая рыжие пятнышки у того на шкуре. Он умилялся, аккуратно стряхивая падающих сверху насекомых. Вивьен кратко комментировала белокаменные статуи Пророчицы, когда они проходили мимо. Лавеллан слушал ее с чрезвычайно одухотворенным видом, а когда та, вальяжно качая бедрами, шла дальше – плевался. Этому Дориан тоже, в своем роде, умилялся. Пока не иссякли статуи, встречающиеся по дороге, и не пришлось идти лесом, то и дело останавливаясь на привалы. - Я мог бы притворяться, - перепалки с Вивьен несказанно бодрили, особенно тот факт, что та то и дело брезгливо отряхивала подолы одеяний дерганными движениями, - я мог бы носить дорогие шелка, убедить всех в том, что они видят настоящего меня. Фенарель, пальцами выводя узоры своих богов по древесной коре, пересказывал сны Соласу. Он видел их невероятно ярко, и часто путался – где реальность, а где ее изнанка. Старший эльф слушал, сощурив глаза: для него вся жизнь протекала именно так. Только тут он неожиданно преобразился, обострив все чувства до предела и разом помолодев. - Я мог бы достигнуть вершин у себя на родине, - помедлив, продолжил маг, - мог бы, содрогаясь от ужаса, надеяться, что никто не раскроет мой обман и трястись над ним. - Беззубая рыба разевает рот, - ласково улыбается Вивьен. - Надо брать вас с собой почаще, - хрипит Лавеллан, все это время вполуха прислушиваясь к их разговору. Отпивает из дорожной кружки Соласа, - можем брать деньги за выступления, хоть какая-то польза. - Перед кем выступать? Вон тем нагом в кустах? – ерничает, подыгрывая, Павус, - я от садовника дома вещи похуже слышал. Каждое дерево Изумрудных Могил - напоминание о чьей-то жизни, потерянной во время Священного Похода. Но это не было эльфийским кладбищем, которое Павус видел в Священных равнинах – тут жизнь побеждала смерть, тут пели птицы и воды, тут корни расступались перед ними, поднимались аркой. Еще корни оплетали белые щиколотки Инквизитора, и тот порой останавливался, чтобы выпутаться из них. Он смеялся, а тевинтерский маг с Чародейкой – крепче сжимали посохи. - Магия Хранителей, - пояснял Фенарель, - слишком мощная из-за этих мест. Он смеялся тихо и счастливо, а в рукавах зацветала хрустальная благодать. В нижней части леса лежали более обжитые земли с дорожными знаками и орлейскими поместьями, покинутыми после начала гражданской войны. Туда, как на свежий труп, слетелись стервятники-мародеры. Но Лавеллана, казалось, и не интересовал новый союз. Он вел их выше и дальше в чащи, неумолимо тревожа уснувшие деревья. Вот тогда-то Дориан и перестал умиляться. - Мы заблудимся в этом лесу когда-нибудь, - мрачно цедит Дориан, - у нас кончатся припасы еды и мы умрем от голода. Вот он – закат славной и могучей Инквизиции. - А еще говорят, что это я – угрюмый фаталист, - говорит Солас, щурясь из-под капюшона. Вивьен сосредоточенно молчит, провожая взглядом медведя, идущего на водопой. Ее страх почти осязаемый, но никто не осуждает это. - Мы будем охотиться, - Лавеллан жмурится, остановившись в пятнышке света. Его светлые, как сухая рожь, волосы заблестели золотом в нем. Вивьен издает смешок и уже норовит съязвить, но Дориан оказывается быстрей. - Тут столько охотников кругом, я погляжу, - вяло изобразил веселье сын магистра. Но эльф его не слушал. Он вообще плохо умел слушать людей, хоть и старался, - а ты же вроде был… - Сестра, - долиец присаживается на подставивший проросшую мхом спинку корень и глаза его поддернуты пленкой грусти, - я ни на шаг от нее не отходил. А она была одной из нас. Лучшей из нас. Была. Вопросов не остается. Да и слов, в общем-то, тоже. - Завеса тут тонкая, - безмятежно произнес позже Солас, постукивая пальцами по древку посоха ему лишь ведомый мотив. - Да, - поторопился ответить Фенарель, - ты тоже чувствуешь? Как соприкасаются времена, накладываются друг на друга и… Он замирает, навострив уши. В Тевинтере эльфы так делать не умели. - Словно они вновь поднимаются с колен, - шепчет он, и руки у него подрагивают, и полотно Завесы под пальцами гладкое и податливое. Лавеллан резко поворачивается к Дориану, валласлин его искажен, – посмотри, vhenan, и ты увидишь. В его «vhenan» столько нежности, что порой перехватывает дух. Лавеллан тянется рукой к его лицу, и Павус замечает, что вместо вен под кожей - тонкие веточки деревьев. В его волосах запутались перья, а в голубых глазах подо льдом снуют маленькие рыбки. - Да, - говорит тевинтерец, - я вижу.