Наши идолы лгут

Когда-то он был бесстрашным охотником, из тех, кого боялись потные люди из-за каменных стен. Когда-то он шел с покрытым ветвистыми татуировками лицом, гордый и надменный, и деревья кланялись ему длиннопалыми ветвями, и лук его был из сердцевины одного из них. Но все, что он знает теперь – это боль, беспросветная боль. Он забивается в сырой холодный угол и воет, и воет, вспоминая молитвы Творцам. Его гибкие руки теперь каменеют, пальцы чернеют и отваливаются. Обнимая себя за вывернутые уродливым подобием, зародышем чудовищны, ребра остатками рук, он кричит. В забитой песнею голове меркнет мысль о том, что теперь-то он понимает, почему «крикуны». Его волосы, драгоценные пшеничные волосы, которые она венчала цветами, ссохлись и осыпаются под ноги. Уголки губ истекают черным, и он плюется, ковыляя карликом, а не гордым элвен. Vhenan’ara, твой голос все тише, а песня звенит, звенит. Я иду за ней. Но если я вдруг увижу тебя… Его веки давно сгнили и не закрываются, он спотыкается и падает, но не перестает идти. Хочется запрокинуть голову и взглянуть на ночное небо, но шея закостенела. Если бы он мог плакать, милостивая Митал…. Ее руки, он уверен, все еще теплые, как радушный огонь Силейз, ее голос все еще слаще молока с медом, который казался им пищей святых в те времена. На самом деле, дабы быть бесстрашным, ему нужно было лишь, чтобы она смотрела на него. Но когда он ее находит – о, небеса, он не хотел, - ее спутники съеживаются и блестят клинками. Они полны сил, они теплые и могущественные, они – шемлены. И он, бесстрашный охотник, перед которым расступались леса, и сама Андруил направляла его руку против нечистот из каменных лесов-городов, униженно пятится назад. Он никогда больше не станет прежним. Песня гогочет – ну и пусть. А шепот ее вдруг становится громче мелодии, освобождая разум от нее на сладкие мгновения. Мир вокруг оглушительным живым потоком валится на него, он настоящий, он дышит и кланяются деревья больше не ему. Он падает на колени, те хрустят, и молит о смерти. Vhenan’ara, твой голос ломается и дрожит, а я бы самих Богов убил, тех, которых мельком увидел, наших изуродованных Богов, чтобы сделать шаг назад. Только пожалуйста, пожалуйста, не смотри на меня. Не будет больше ar lath ma, лишь еще одна потеря под раскидистыми ветвями деревьев. Не будет больше исцеления, ir abelas. Лишь смерть. Такова судьба того, кто шагнул вперед, к тому, что не предназначалось ему, того, кто видел слишком многое. А теперь поднимись с колен, гордая элвен. Архидемон ждет.