***
Hold up Hold on Don't be scared You'll never change what's been and gone May your smile Shine on Don't be scared Your destiny may keep you warm Oasis – Stop crying your heart out
– Марко, ты не можешь меня подвезти? Я хотел поговорить с тобой. Просьба — лишь повод. Последнее предложение из уст Хуммельса звучит будто учительским тоном. А может, Ройсу уже мерещатся все эти акценты. Марко видит, как в машину к Пьеру садится Чиро, и сразу же соглашается: – Конечно, без проблем. Дорога проходит в относительной тишине, едва слышно Матс подпевает Хелене Фишер, песня которой звучит на случайно пойманной радио-волне. Машина останавливается напротив дома Хуммельса, но вместо того, чтобы попрощаться и покинуть автомобиль, Матс начинает разговор. Неужто долго не мог решиться? – Разберись уже, наконец, с Чиро. То, что между вами происходит, мешает всей команде. – С чего ты взял, что между нами что-то происходит? Дела у команды сейчас плохо идут не из-за этого, - Марко сжимает руки на руле. – Прекрати в конце концов мучить себя, Марко! Я знаю, что тебе было трудно после ухода... – Вот ни хрена ты не знаешь! Не заводи старую шарманку, пожалуйста, - наполовину угрожая, наполовину умоляя произносит Марко. Возвращаться к тому, что почти выскочило из сердца, совсем не хочется. – Да пойми же, его тянет к тебе, тебя тянет к нему, а вы тут в игры играете — кто дольше ломаться будет. А из-за того, что ты протупил, он в команде адаптироваться не может. Вы друг друга на поле не понимаете, это хорошо видно со стороны. В голове Ройса созревает вполне едкий ответ: «Лучше бы сам тренировался, чем за другими наблюдал, было бы меньше провалов в обороне». Но он сдерживается. Из последних сил сдерживается. За последние месяцы накапливается слишком много невысказанного. – Матс, я не просил тебя промывать мне мозги. – Я всего лишь хочу помочь вам. И хочу, чтобы команда перестала проигрывать. Чтоб после следующей игры помирились мне, - последняя фраза звучит в дружеском тоне. – А мы и не ссорились. Почему ты говоришь это мне, а не ему? Ты сам знаешь, что мне сложнее на что-то решиться, - Марко почти соглашается. Он ослабляет хватку и закрывает глаза. – Если бы я говорил с Чиро, мне пришлось бы общаться через переводчика, а впутывать лишнего человека во все эти тёмные истории не хочется. Марко молчит. Он почти сдался. – Ты помнишь, мы пятнадцатого в Варшаве играем. Так знай, если бы не воспитание, я набил бы Левандовски морду, честно. – За Марио? - вырывается слишком не к месту, и Марко понимает, что конкретно влип. Хуммельс непонимающе смотрит на Ройса, ожидая каких-нибудь пояснений. «Значит, не знает...» – Если говорить кратко, то я посреди ночи позвонил Марио, а трубку снял Роберт. Марио потом, конечно, оправдывался, мол, они всего лишь один номер делили перед игрой, и, скорее всего, так и есть... Я не хотел говорить об этом, правда. Матс резко меняется в лице. Марко очень хорошо знакома эта горькая усмешка. Ройс вполне мог бы и не говорить, ничего бы Хуммельс не узнал, да и не резонно было бы вываливать на него эту информацию... В дело вступил эгоистическое начало — мне было больно, почувствуй это на себе. Через мгновение после сказанного Марко уже жалеет об этом, но поздно отнекиваться. Вылетело слово-воробей. – А я голову ломал, почему после Чемпионата мира он ни разу не ответил на мой звонок. Прощаться приходится на слишком напряженной ноте. – Кажется, мы немного не то обсуждали, - прерывает молчание Марко. – Забудь, - Матс, махнув рукой, приоткрывает дверь машины, - нам не о них надо думать, а о том, как команду из болота вытаскивать. Хуммельс улыбается. Марко знает, что такая улыбка на девяносто процентов состоит из вежливости. Капитанская повязка очень сильно поменяла Матса. За какие-то доли секунды Марко понимает, что теперь совсем ничего не чувствует, слыша роковое имя. Ни ненависти, ни боли, ни отчаянья, ни остатков любви. Совсем ничего. Может быть, некоторую обеспокоенность за Марио, да и только. Оковы в какой-то момент упали с сердца, превратились в хрустальные, разбились вдребезги. Роберт Левандовски больше не тот-кого-больно-вспоминать. Обычный футболист, игрок команды-соперника, бывший любовник — с упором на слово «бывший». Марко окончательно вымывает Роберта из своей души без права на возвращение. Завтра в клубе можно будет отпраздновать последнее прощание с болью.***
В салоне автомобиля гремит музыка, Обамеянг никогда не водит машину в тишине. Он кивает в такт ритму и одними губами вторит речитативу. Иммобиле, его сегодняшний пассажир, однако, не разделяет такого веселого настроения друга. – Отчего поник, Чиро? - интересуется Пьер. – Да так, мелочи... - невнятно отвечает Иммобиле, теребя пальцами край куртки. – Точно мелочи? – Я не могу понять, почему Марко так холоден ко мне. Я знаю, что Роберт был ему другом, и теперь получается, я вместо него, но на Левандовски же свет клином не сошёлся? - польскую фамилию Чиро произносит с надрывом. – Роберт был ему не другом. Музыка в момент стихает. – То есть... – То есть именно то, о чём ты подумал. Чиро закрывает лицо руками и смеётся. В этом смехе отражаются и ноты радости, и ноты горести. – Чувак, только не смей мне сейчас сказать, что ты тоже... - Обамеянг не успевает договорить. – Я тоже, - правда в двух словах. Пьер едва слышно матерится, комментируя сложившуюся ситуацию. – Чиро, пойми, Марко — мой хороший друг, и я не хочу, чтобы кто-нибудь причинял ему боль снова. Роберт его растоптал, - от весёлого настроя Обамеянга не остаётся и следа, - и нужно потратить много сил, чтобы он вернулся. А ещё эти грёбаные травмы... – Мне кажется, у меня эти силы есть. Из машины Иммобиле выходит с твердым намерением в ближайшее время поговорить с Марко и выяснить отношения. Какой бы ни была его реакция, нужно попробовать. Хватит бегать друг от друга. Баста.