Последователи Вавилона

      Темная комната. Настолько темная, что не видно ничего. Я уже знаю, что это помещение не более шести квадратных метров, с довольно невысоким потолком, абсолютно пустое. Эта темнота никогда не рассеивается, потому что это скорее бункер, чем простая комната. Холодный, почти ледяной камень стен. Повышенная влажность затхлого воздуха. Дрожащие от холода и страха руки, сбитое дыхание.       Я стараюсь дышать через нос, размеренно и глубоко, но стараний хватает лишь на несколько секунд. Я ничего не вижу. Внутри бьется страх, что я не вижу не из-за того, что тут темно, а из-за того, что теперь лишен зрения. Я в сотый, тысячный раз ощупываю глаза под закрытыми веками, но это ничего не дает. Тело лихорадит. Пот струится по вискам и между лопаток, но мне холодно, так холодно, что я дрожу. Все что я слышу, - это свое дыхание и стук собственного сердца. Еще я иногда стучу рукоятью небольшого раскладного ножа по стенам, чтобы в этой тишине был хоть какой-то звук. Этот нож – все, что у меня осталось. Либо не нашли, либо оставили специально, не знаю.       Ощущение, что я в некоем безвременье с каждым часом усиливается и мне все труднее его прогнать…       Я резко сажусь, пытаясь понять, где я, что со мной, и что это за резкий, противный звук. Рука снова сжимает вскинутый кольт, дыхание сбито, будто я долго бежал. Страх заставляет сжимать челюсти почти до зубовного хруста. Осознание, что я в поезде, что тот звук – это звон сигнализации на переезде, и что в обозримом пространстве нет никаких врагов, позволяет мне уронить руку с пистолетом на колено и опустить голову, выравнивая дыхание.       Все в порядке, все в порядке.       Волосы, уже давно требующие стрижки, скрывают лицо, ограничивая обзор. Почему я не обрежу их? Не знаю. Мне так нравится, наверное.       Прячу кольт обратно в сумку, заодно достав бутылку воды. Делаю пару глотков и на пару секунд прикладываю ее ко лбу, будто страдая от похмелья. Прохлада проясняет мысли, помогает справиться со страхом. Загнать его снова поглубже внутрь, сковать невидимыми цепями, заставить заткнутся.       Короткий взгляд в окно заставляет перевести глаза на левое запястье, сверяясь с черно-белыми наручными часами. Я спал четыре часа, но по ощущениям – минут десять. Разочарованно покачав головой, я снова смотрю в окно, где проплывают серые многоэтажные дома, изредка подмигивая неоновыми вывесками. Тени в города приходят раньше, чем садится солнце. Монстры приходят в города раньше, чем им было позволено ранее. В полутьме мелькающих переулков уже изредка шевелится всякая гадость, заставляя меня брезгливо морщиться.       В такие моменты я особо остро скучаю по своему мечу. Верный бастард чистого серебра теперь надежно спрятан далеко от меня. Как это ни странно, но перевозить старинное оружие в наше время не очень просто. Тем более такие, как мой Defensor. С серебряным клинком, покрытым орнаментом, украшенной гардой и подогнанной под хозяина рукоятью. Они привлекают слишком много внимания, что мне совершенно ни к чему.       Я грустно прикрываю глаза, вспоминая, как тяжело и непривычно было без него первое время. Рука хватала пустоту на месте рукояти, выбивая из колеи. Это пару раз меня чуть не убило, по правде сказать.       Но время - истина изменения, и я привык. Привык к отсутствию верного друга, как привык к отсутствию покоя, к ледяному страху, к вечному бегу.       Поезд начинает замедлять ход, и я готовлюсь его покинуть. И да, я брал билеты с конечным пунктом намного дальше. И да, я вовсе туда не собирался.       По сути, этот вокзал отличается от предыдущего лишь цветом скамеек. По крайней мере, для меня. Тот же гомон, такие же люди. Я окидываю толпу быстрым, но сосредоточенным взглядом, привычно выделяя иных. Но опасности нет, и я, расслабленно выдохнув, пересекаю зал, и выхожу на улицу.       Вечерний воздух наполняет легкие, заставляя на миг остановиться. Я был здесь чуть больше сотни лет назад и нужна минутка, чтобы абстрагироваться от старых воспоминаний, взглянуть на изменения не предвзятым взглядом. Ведь, фактически говоря, за это время изменилось всё. Будто и не был я здесь никогда.       Я оглядываюсь, проверяя окружающую среду на наличие врагов, и заодно пытаясь сориентироваться.       Возвращаться в здание вокзала за путеводителем нет никакого желания, но и идти наугад тоже не совсем в радость. Поэтому я, на скорую руку выбрав в толпе жертву, быстро оказываюсь рядом с ней:       - Здравствуйте! Простите, а Вы не подскажете, где тут ближайшая гостиница, отель, любое место, где можно спокойно переночевать? – я мило улыбаюсь, стараясь сгладить первое впечатление.       Не знаю почему, но люди в девяноста пяти процентах контакта меня пугаются. Хоть я и довольно симпатичен по их меркам. Но они будто что-то чувствуют где-то на подсознательном уровне. И эти чувства изо всех сил кричат «беги».       Так и в этот раз: первые пять секунд остановленная мной миловидная девушка смотрит на меня со страхом, отчего ее голубые глаза кажутся еще больше и наивнее, но потом все-таки выдает что-то вроде «идите туда, потом сверните налево, перейдите дорогу, ищите горящую зеленым вывеску». После чего, не дожидаясь слов благодарности, срывается с места. Я с тоской смотрю ей вслед, разумом четко осознавая, что она безумно права в своей попытке находиться от меня как можно дальше.       Потому что я опасен.       Потому что во мне спит зло.       Очень беспокойно спит, постоянно порываясь проснуться.       И мне приходится петь ему колыбельные, чтобы оно успокоилось.       Осознав бессмысленность своего поведения, я направляюсь на поиски горящей зеленым вывески, четко следуя полученным инструкциям. И в результате выхожу к ярко освещенному трехэтажному дому, паршиво замаскированному под старину, с той самой зеленой вывеской и горящей на ней надписью «Постоялый двор». Гениально! Особенно гениально то самое неоново-зеленоватое свечение, которое сводит все попытки придания всему этому духа старины не то что на нет, а в основательные минуса. Но мне ли перебирать и идти на поводу у вкуса?       И вскоре я, слегка скривившись, осматриваю отведенную мне комнату. Небольшую, но, как они думают, старательно сделанную под старину. Но в их старательности зияют трещины, больше похожие на Гранд каньон. И я, видевший то, что они хотели создать, воочию, не могу смотреть на это без гримасы. И вы можете сказать в их оправдание что они же не были там, не видели, и сделали все что в их силах… Но я скажу вам, что не все. Совсем не все.       Впрочем, когда я ставлю сумку на кровать, скрипит она весьма натурально.       Поскольку надолго тут задерживаться я не собираюсь, то и сумку разбирать тоже не имеет смысла. Снимаю наручи, толстовку, кобуру с пистолетами и пояс с запасными обоймами. Белоснежный кольт снова переходит в непосредственную близость ко мне. Мой домашний пистолет.       Я наполовину заползаю под кровать и рисую там мелом пентаграмму в круге. Потом складываю свои вещи в сумку и кладу ее в центр звезды. Так, на случай если всякие гости явятся, пока меня не будет. После чего натягиваю просторный свитер (не любят люди, когда просто так видят пистолет у меня за поясом, кричат, блюстителям закона звонят) и отправляюсь вниз, дабы нормально поужинать. И вы можете сказать «он слишком много ест», но попробуйте на голодный желудок еще недельку (две/три/пару месяцев) без пищи побегать, а потом я на вас посмотрю. В такой жизни никогда не знаешь, когда еще удастся пополнить запас необходимых человеческому организму веществ. Так что питаться, питаться и еще раз питаться.       Ресторан (кафе/бар, у них тут не совсем поймешь) тоже предпринял пару отчаянных попыток замаскироваться под старину. Люстры оформленные под свечи, оттенок стен, одежда бармена… и подсветка полок, мини юбки вполне современного строя на официантках, линолеум на полу, слишком белый свет ламп.       Еще раз скривившись, я занимаю свободный столик у стены и даю заказ подбежавшей официантке.       И уже через полчаса понимаю, что и еда у них отвратительная.       Но, коль покопаться в памяти – бывало и хуже. Гораздо хуже. Например, те самые две недели блуждания по заснеженному лесу, когда из оружия с собой только меч, а в плече торчит стрела…       Вернувшись в комнату, я положенное после приема пищи время жду, мысленно сканируя здание на предмет не нужных мне посетителей и ставлю «звоночки» - мини-заклинания, срабатывающие для меня как сигнализация. Тьма внутри беспокойно шевелится, но я усилием воли заставляю ее успокоиться. После чего стягиваю свитер и, положив пистолет рядом, принимаюсь за тренировку (в здоровом теле… ох, ладно). Физическая подготовка – еще один залог более вероятного выживания. И я весьма силен телом, чего уж таить. Я должен таким быть, чтобы не использовать лишнюю долю Силы, чтобы выжить, не дразня зверя внутри, чтобы мои сверхъестественные противники не были настолько сильнее меня. Провожу полный комплекс упражнений, занимаясь до упора, но не перебарщивая. А то вдруг сейчас еще какая тварь прилетит, а я лежу на полу и руку поднять не в силах. Во всем должна быть норма.       Порядок и контроль. Только так.       По завершении занятий, я отправляюсь в душ, уложив кольт между полотенцами (не слишком полезна вода для оружия, но и просто так, беззащитным, я оставаться не могу).       Ванная здесь тоже есть помесь старого и нового. Новейшие изгибы самой емкости и старинные краны. Но я уже начинаю привыкать к этим странностям. Я вообще научился быстро адаптироваться.       Приведя себя в порядок, я одеваюсь настолько, насколько это не помешает более-менее комфортному сну (если он вдруг будет), перепроверяю и перечищаю всё оружие, раскладываю его по местам, укладываю сумку чуть более качественно.       Стиральная машинка слишком современной модели едва слышно жужжит, почему-то успокаивая меня и заодно выполняя свою прямую функцию - стирая мои вещи.       Я ложусь на жалобно скрипнувшую кровать, привычно сжимая пистолет в правой руке и прикрываю глаза внешней стороной ладони левой, в ожидании завершения стирки.       Спать этой ночью всё же лишком опасно.