Ты такой сладкий... прямо как шоколадный кролик!

Долгохвост спешил к Змеиной горке, сиротливо сжимая в зубах тощенькую мышку. Его длинный хвост, некогда гладкий, сейчас распушился, уши были прижаты к затылку, а глаза — полны ужаса и обречённости. «Только бы всё обошлось, только бы всё обошлось…» — словно мантру повторял про себя полосатый, неслышно ступая по заснеженной дорожке. Долгохвост не был трусом, нет. Он считался довольно смелым и решительным молодым воителем Грозового племени. Однако сейчас каждая клеточка его тела вопит об опасности, орёт, чтобы он развернулся и немедленно тикал назад, в племя. Он этого не делает, продолжая приближаться к пещере. Но это не значит, что кот не хочет этого. — Чего так долго? — Глухое ворчание раздаётся совсем близко. Долгохвост инстинктивно сжимается. Такой Огнегрив его пугает. — Ну, чего молчишь? — Глашатай, сидящий у выхода, медленно приближается, вдыхая запах страха, отчётливо распространившийся вокруг «зайчонка», и утыкается в его полосатую серую шерсть, настороженно принюхиваясь. — Чужих запахов не чую, отлично… значит, действительно охотился. — А ты как думал! — оскорблённо рявкнул Долгохвост и швырнул мышь к рыжим лапам. — Жри давай! Пока Огнегрив жадно утоляет свой голод, полосатик пробирается внутрь пещеры и в панике осматривается. На миг его сердце рухнуло в лапы, когда котик не увидел знакомой тёмной шерсти. «Нет! Неужели… неужели я опоздал?» Что-то ворочается в самом дальнем и тёмном углу, и Долгохвост не сдерживает слёз облегчения. Он подбегает к бывшему наставнику и утыкается в его гладкую шерсть, пропахшую кровью и… ммм… чем-то неприличным. — Жив, жив… — Он словно котёнок ластится к Частоколу, обнимает его лапами. — Ты сдержал слово, и эта кучка лисьего дерьма осталась неприкосновенна. — Сзади подошёл Огнегрив, и сердце Долгохвоста ушло дальше, чем просто в пятки. На секунду показалось, будто оно вообще перестало биться. — Но вёдь это легко исправить. Голубые глаза умоляюще уставились в ярко-зелёные. — Не трогай его, — прошептал Долгохвост, с мольбой глядя на жёсткую морду. — Я сделаю всё что угодно, только не оскверняй его тело. — Полосатый не знал, что заставляет его защищать Частокола. Благодарность за вмешательство тогда, в лагере? Дань уважения бывшему наставнику? Он не знал этого. — Я не буду этого делать. — Огненно-рыжий глашатай ухмыляется. — Ты знаешь, какова цена. — Он впивается зубами в загривок воителя и подминает его под себя. Долгохвост дёргается под немалым весом навалившегося на него тела. В горле противным комком встаёт горький комок. Жёлтые глаза пылают яростью. — Оставь его, сука! — рычит Частокол и, игнорируя боль в пятой точке, кидается на Огнегрива. Долгохвост чувствует минутное облегчение, когда глашатай на мгновение отпускает его. Огнегрив злобно скалится и с силой бьёт тёмного воителя по морде. И ещё раз. И ещё. Оглушённый Частокол заваливается на бок и взвывает, когда рыжий кот с силой сжимает зубами его лапу. Конечность прожигает нестерпимая боль, она не даёт воителю возможности подняться. Частокол беснуется, не желая ощущать собственное бессилие. Однако ему ничего не остаётся, кроме как глядеть, как рыжий по-хозяйски седлает Долгохвоста, переплетая свой хвост с его. Серый полосатик рыдает уже в голос, когда чувствует постепенно твердеющего глашатая в себе. Колючки на его достоинстве царапают несчастного изнутри, заставляя котика дёргаться и вырываться. Огнегрив возбуждённо сопит и начинает иметь возлюбленного в зад, с каждым толчком сильнее прижимаясь к содрогающемуся телу. Частокол не может больше выносить эти вожделенные стоны и судорожные всхлипы. Он ползком подбирается к спаривающимся и резко впивается зубами в хвост врага, покусывая его до крови. — Гада кусок! — яростно рычит Огнегрив, начиная более активно двигаться в скользком теле и заставляя тем самым Долгохвоста кричать в разы отчаянней. Спустя несколько мгновений он доводит себя до разрядки (ну, а вы что хотели, у кошек всё проходит гораздо быстрее!) и поспешно выходит. Из-под хвоста воителя течёт розоватая жидкость. Долгохвосту больно, противно и стыдно; он сворачивается клубочком, стараясь унять дрожь в теле. Огнегрив же медленно надвигается на Частокола, уже готовый к продолжению. — Нет! Нет! Ты же обещал! — Но глашатай больше не слушает отчаянные вопли. Он прижимает Частокола к земле и, не обращая внимания на его слабые попытки сопротивления, жёстко берёт его, двигаясь с ошеломляющей скоростью и выбивая из старшего воителя так тщательно скрываемые им крики. Зелёные затуманенные глаза сияют безумием. Целая ночь у глашатая в запасе. Рыжий котик извращённо насилует своих жертв, изобретая разные позы, в которых воителям было максимально неудобно. Он заставлял Частокола вылизывать его там, а потом просто оттрахал его до помрачнения. После того как Долгохвост немного пришёл в себя, рыжик заставил их отползти в дальний угол и принять позу течной кошки, прижавшись грудью к земле и высоко приподняв заднюю точку, после попеременно выебал их в довольно растянутые уже дырочки, заполняя вязким бесцветным семенем. Выдохся Огнегрив тогда, когда солнце вышло из-за горизонта и озарило пробуждающуюся землю. Отойдя от забывшего про гордость и умоляющкго прекратить насилие Долгохвоста, рыжий котик лёг у входа и тут же уснул, оставив своих жертв истекать кровью и следами чужого удовлетворения.