* * *
— Итачи-сан, мы с тобой так и не договорили, отошли куда-то не туда от темы повестки дня, — ноет Сасори, забравшись на софу в гостиной с ногами, пока Учиха ковыряется в кипах бумаг и свитков пожелтевших, восседая на ковре. — Почему я? Чего ты Кисаме не попросишь, он ведь, кстати, родом именно с той стороны. С нынешней мизукаге в одном классе учился. И входит в тот самый подряд, которым разрешено посещать предполагаемые мероприятия. — Ты издеваешься? Да Хошигаки меня тайными тропами обходит, будто я ему клизму ведерную однажды прописал. Мне иногда даже обидно становится. Еще одного муж никуда не отпустит. А третий запился сильно, насколько я знаю. Только ты и остаешься. Ита, ну что тебе стоит это путешествие? Разве с тебя убудет? Сам развеешься, штаны растрясешь. Побалдеем, съедим по огромной сахарной вате в ледяном городке, где катанемся с горки. Итачи вздыхает, как бы реагируя на то, что ему приводят некие оправдательные доводы, которые действительно обоснованы. Да, по-честному, не хочется ему никуда. Совсем. Вообще. Никак. С другой стороны, Сасори часто спасал его в особо мучительные течные периоды, а сколько раз залечивал ему полученные раны в боях? Не тяп-ляп, а как следует лечил. Да и впереди бессрочный отпуск, черт знает до какого периода. И вообще, сложно предугадать Итачи свое ближайшее будущее. Отправиться к брату в родную Коноху все равно планировал примерно месяца через два, надо многое утрясти в документальном плане, да и спину подлечить не помешает. Учиха поворачивается к Сасори, продолжая восседать на полу в куче разбросанных бумаженций. Классический ледяной взгляд сменяется на искреннюю милость, желание пойти навстречу не за хрен собачий. — Хорошо. Мы поедем, — пара слов лишенных начисто снисхождения и высокомерия. — Почему и нет? Дальше казарм, трупов и крови жизни-то почти и не видели. Хоть какая-то отдушина. Давно пора ступить на мармеладную полосу жизни. Сасори сползает с софы на пол, добирается до Итачи, обнимает Учиху за худощавую грудь: — Итачи, все-таки, ты такой хороший, — шепчет Акасуна, сложив голову на капитанское плечо. И Учиха шутливо обнимает медика в ответ. — Мужики! — неожиданно в апартаменты Итачи влетает рыжеволосый, худосочный и тщедушный бета по имени Нагато. — Полковник умер! Он надрывал связки на солдат в бараках, а потом, говорят, за грудь схватился, захрипел и все… Нет полковника. Акасуна и Учиха переглянулись, прежде чем вытаращиться на взвинченного бету. — Ты про того полковника, который наказал нас с Кисаме жалованьем пять лет назад и выставил недоделанными кусками мяса перед феодалом. И даже не извинился за то, что все это оказалось недоразумением? — уточняет шустро Учиха - И который приказал мне бросить семерых пехотинцев в поле, потому что не хватает наркотиков и медиков на более нужных людей? — встрял Сасори. — Да, он самый, — кивает Нагато. — Знаешь, может быть, мы покажемся тебе мразями, но он тот еще сукин сын был. Доплясался фраер на чужих костях и жалованьях. И на вашем месте лучше по-черному порадоваться такой удаче. — Так я чего пришел-то! Два гарнизона гуляет, бухает, на баяне играет. Вы пойдете? Хошигаки пошел. Томное молчание повисло в воздухе. — Хм, а чего бы и нет, мы же ступили на мармеладную полосу нашей жизни с сегодняшнего дня, так пойдем, откушаем сладости. На столе отпляшем, — взбодрился Сасори. — Тем более, по-любому кто-нибудь себе конечность свернет под конец вечера. Без меня никуда. Ты идешь? — взгляд карих глаз гипнозом пал на Учиху. Тот молча думает, после чего распинывает бумажки вокруг себя: — Ай, пошли. И пусть весь мир подождет…II - Притча Сасори о прекрасной принцессе.
21 декабря 2014 г. в 18:24
Утро для Итачи выдалось весьма необычным, уже хотя бы потому, что его разбудили звуки хозяйственной возни, доносившиеся в стороне кухни. Странное явление, особенно с учетом того, что омега живет один. Даже местная фауна в виде осмелевших домовых мышат не появляться на его территории, только голуби зыркают заинтересованными глазищами в комнаты сквозь тонированные оконные стекла. А тут такое…
Учиха сонно отрывает от перины еще тяжелое после сна тело, прищуренные глаза шныряют рассеянным взглядом по пространству вокруг, пытаются засечь любимый атласный халат. Вот и он, безалаберно свисает со спинки высокого стула. В той же области и домашние войлочные тапчонки аккуратненько выстаивают на паласе. Облачившись в уютное разношенное одеяние, омега недовольно вышагивает на кухню, мысленно готовый к негаданной взбучке для полтергейста, ибо воры точно не водятся в этих районах.
— Доброе утро, Итачи. Надеюсь, ты хорошо спал, и разбудил все-таки тебя не я.
Практически мгновенно придя в себя, Учиха тенью красивой растрепанной чернявой ведьмы усаживается на мягко обитый стул напротив нежданного гостя. Он и предположить не мог, что за примета такая — встретить знаменитого батальонного врача в личном кухонном пространстве своего жилища с утра пораньше. Тем более, что с Сасори Акасуной они лично не общались уже лет примерно тысячу. Не получалось как-то. Симпатичный невысокий омега, ну, как бы на деле-то омега, улыбчиво поприветствовав хозяина, откладывает в сторону какую-то толстую брошюру. Акасуна обыденно ухожен, разодетый в дорогие дефицитные шмотки в виде темно-синих широких штанов и водолазки. На его теле всегда присутствует специальный форменный жилет, который носят только заслуженные медики, и ордерная повязке на левом предплечье деловито тычет в лица профанов на улице.
Учиха неуместно подмечает для себя — синий Сасори совершенно не подходит. Не сочетается с его типажом внешности, а у Сасори она весьма броская. Немалая заслуга того принадлежит огненно-красному оттенку его волос, да и кожа у него тоже нетипично бледная, но не такая, как у Учихи, более теплый оттенок. По натуре своей, Акасуна странный. Тараканы в его голове — самые хитрые и изобретательные тараканы во всей стране, наверное. Оба омеги в свое время неплохо дружили, пока их не раскидало в разные батальоны. Сасори старше Итачи на четыре года. Насколько знает Учиха, свои сознательные годы этот человек посвятил медицине, науке и экспериментам.
«Жизнь слишком многогранная, интересная и короткая, чтобы тратить ее на инстинкты, альф и страстные сцепки, будто узел — самое фееричное, что может познать омега в среде своего бытия…» Именно такое оправдание выдал молодой человек, когда Учиха с Хошигаки узнали, как он собственноручно экстерпировал себе омежьи придатки под местной анестезией. А потом сам себя и заштопал благополучно. Кисаме после того случая Акасуну, в принципе, стороной обходит. Он откровенно считает его психом, а то и киборгом. Сасори по-прежнему способен улавливать запахи, как омег, так и альф. Способен на расстоянии определить, кто гонит, а кто течет, при этом у него самого нигде ничего не зачешется и не торкнет. Физиологический похуист восьмидесятого уровня, если не выше. Эмоционально тоже инвалид, но это профессиональное. Ни один здешний врач, кроме него, столь тактично и с прибаутками не умеет собирать по частям чужое тело в военном госпитале. И ведь Акасуна еще и в чувство приводит успешно этот мясной конструктор минутой позже.
Большие, будто кукольные карие глаза на сплошном позитиве разглядывают угрюмого лохматого Учиху, пока холеные ручки нагленько вытаскивают из вазочки второй крендель с сахарком. Сасори заедает им горячий ароматный кофе:
— Я, это… короче, думал, что ты, как всегда, просыпаешься ни свет, ни заря, — объясняться и жевать одновременно занятие непростое. — Пришел к тебе около восьми часов. Постучал, а дверь не заперта оказалась. Ты сладко посапываешь в две дырочки на койке. Подумал, не буду тебя будить, посижу пока, позавтракаю, а то дома не до этого было, там ремонт, срач и натоптано.
Учиха начинает вспоминать: вчера он, пожалуй, впервые в жизни невероятно был отдан рассеянности. Чувствовал себя на взводе, уплетал все съестное, что попадалось под руку. Спустя еще часик затарился дополнительной едой на местном рынке, но предварительно выполнил самую заветную и трепетную миссию: отправил братику письмо, в котором сообщил о своей отставке и желании вернуться в родные края, чтобы увидеть его, наконец, после стольких лет разлуки. Вернувшись же домой, так и не соизволил запереть входную дверь, избавив руки от тяжелых продуктовых пакетов. Из головы вылетело.
Сасори в хлам по-хозяйски наливает Итачи ароматный кофе в широкую фарфоровую расписную чашечку. Учиха тот еще эстет, у себя дома предпочитает изысканную посуду и серебряные столовые приборы. Видать, аристократичная кровь в его жилах временами отчетливо дает о себе знать.
— Да ты прям — мастер удивлять, Сасори, — бурчит Итачи, делая глоток и успевая подметить — сахара мало. — Что-то случилось? Или ты просто соскучился по старому другу? — ну вот, омега тоже расслабился, сделал лицо попроще, будто все происходящее есть полный порядок вещей.
— Знаешь, друг, томить не стану. Я не просто так заявился, не хочу юлить. Но сперва, зацени, — Сасори с довольной улыбкой подсовывает Итачи свою брошюру, которая оказалась каталогом последних моделей медицинского инструментария. — Эти игрушки изготавливают в восточной провинции, у песчаных островов. Недешево, но оно того стоит. Я заказал себе пару наборов для проведения общехирургических операций, один для травм, а вот это, — Акасуна переворачивает страницу, и на гладком листе Итачи лицезрит множество незнакомых ему, внушающих ужас детского приюта, инструментов. Хитрых аппаратов и прочей неразберихи для его глаз, — для кесарева сечения, более современного и безопасного. Инструменты позволяют выполнять аккуратные разрезы, одновременно легируя сосуды, что уменьшит потерю крови во время оперативного вмешательства. Шовный материал выпустили новый, теперь можно не заморачиваться с подборкой нити на мышцы и подкожку. И еще это, глянь, — тычет Учиху в картинку с маленькой кроваткой со встроенной системой обогрева, — для новорожденных малышей. Поэтому, Итачи-сан, когда придет время твоей очереди явить миру свое учиховское чадо, старина-Сасори продемонстрирует мастер-класс высшего разряда, выполнив тебе успешную операцию без осложнений, и устроит твоему ребеночку мед. курорт, пока вредный родитель будет отходить от наркоза и не сможет побыть с ним лично.
— О, Боги, — закатывает глаза Итачи…
— Тихо, тихо, тихо… Не ворчи. Я же так, образно говорю. А ты уже психуешь, — Сасори лихо успевает перебить Учиху, успокаивающим жестом уложив ладонь на его голову, — Знаю я, что тебе ни к чему, но, ты не представляешь, я лет десять мечтал достать новый инвентарь для госпиталя, чтобы работать проще стало. Накатишь ведь бедолагам анестезии поядренее и ковыряешься безалаберно в кишках или в матке. А теперь моя работа станет на уровень выше. Это в других странах уже давно медицина процветает и движется вперед, а у нас все, как во времена Ноева ковчега: гонорею и сифилис энергией черепашьего панциря лечим.
— Я далек от твоей волны, поэтому переходи к делу. Чем подсобить надо? Разговор по душам с верхами? Запросить повышение жалования на финансирование госпиталя ты и сам можешь, тебе не откажет никто. Или надо намекнуть кому-то, что Акасуне еще одно повышение не помешает? — Итачи метался в догадках, с любопытством уставившись на медика, который, судя по физиономии, не то оскорбился, не то просто по-детски обиделся.
— Ты, правда, думаешь, что я продажный хитрый козел?
— Прости, но я даже представить не могу, чем могу тебе помочь. Обычно случалось наоборот, я приходил к тебе то за одним, то за другим.
— А теперь моя очередь тебя попросить об одолжении царском, Итачи. Короче, хватит фонтан стричь, тема такая: через несколько дней в столице северной стороны пройдет международная конференция, где феодалы стран и каге столичных городов обсудят ликвидацию железных занавесов некоторых сторон. Сотрудничество в политической сфере, торговле, бла, бла, бла… Добровольные учебные обмены в военные и экономические заведения. Ну, и прочего рода туфта. С каждой стороны требуется представители высоких военных чинов для каких-то там подписей и общего слушания. Ноль напрягов, просто сиди, клюй носом, слушай, потом распишись, согласен или не согласен. При желании пиздани что-нибудь заумное, типа загрузить всех для разнообразия. Конференция продлится дня три. Первый день — политическая лабуда, потом, под вечер, театральное шоу для гостей с участием лучших актеров и сексапильных танцовщиц. Следующий день — банкет. Вино рекой, еда вагонами. Третий день отсыпной с похмелья. Кто желает, может остаться погостить еще на несколько денечков. Верхам и военным предоставляется бесплатное жилье в отличной гостинице. Претендентов, имеющих полномочия на такого рода мероприятия, четверо, включая тебя. Да, ты в отставке, но не лишен ни звания, ни орденов. Тебя просто, дескать, наградили отставкой, а не покарали.
Итачи завис на минуту, переваривая информацию и, собственно, не понимая, чего Акасуна от него хочет:
— И? — подал голос Учиха, вернув чашку с недопитым кофе на стол.
— Поехали, а? Вдвоем, отдельным экипажем, — Сасори скрестил ладони, будто в молитве.
— Не хочу, — отрезал Учиха, деловито откинувшись к спинке стула. — Я терпеть не могу эти многолюдные дотошные рои в душных помещениях. Сложные, глупые переговоры, в которых они сами не знают, чего конкретно хотят. Банкеты я и здесь-то не посещаю, а ты там предлагаешь. В довесок, через три дня я впаду в очередную лужу омежьей нежности. Вот радости-то будет, умирающей тенью сшибать колоны залов и травить своими феромонами честных альфа-самцов, точно так же прибывших в это жерло полового вулкана не по своей воле. И вообще… я что-то не понял, каким боком эта делегация тебя затронула? Ты же медик. Что тебе там делать?
— Итачи, дорогой мой, пойми меня, пожалуйста. Я шесть лет не видывал заслуженного отпуска. Свободное время провожу не дальше центрального парка в городе. Он засран жирными вредными утками, затоптан толпами слоняющихся там парочек. Я, как и ты, волен вернуться к себе на Родину, но не делаю этого, потому что единственное, чем можно заработать себе там славу — первый приз на соревновании по скульптуре из ебучего песка. Пески, пески, пески, блять, снова пески. В песке даже сорняки не растут! Милая бабуля послала меня за то, что я не уважаю свои корни, если она вообще еще живая. Но на хую я видел этих пескатрахов! А кроме долбанной пустыни податься больше некуда, знаменитый железный занавес прищемил яички. А тут, такая возможность. Итачи, ты представить себе не можешь, как давно я мечтаю побродить по заснеженным улицам северной столицы. Поглазеть на их стародавние высотные постройки. Вдыхать свежий холодный воздух полной грудью, скатиться жопой с ледяной горки, черт побери! Каждый военный имеет право взять с собой одного человека для компании. Поэтому, прошу тебя, поехали, — Сасори двигает подсаживается поближе к Учихе, берет его огрубевшие от оружия руки в свои и трепетно прижимает к своему лицу.
— Я знаю эту фишку про компанию из одного человека. Но, как правило, это личная пара из альфы или омеги. Или даже ребенок… Потому что, пока один разбирается со своими должностными делами, второму-то что делать? Ходи, развлекайся, гуляй, посещай рестораны, балдей, катайся с гор, — внезапно призадумался, — погоди, так тебе под моим прикрытием просто нужно официальное право на въезд в закрытую страну, чтобы отрываться там, как сорвавшемуся с цепи пуделю в огороде, пока я буду якобы участвовать в государственной деятельности. — Учиха, тронутый чужой корыстью не на шутку начинает гневаться.
— Итачи, пожалуйста, не кипятись, умоляю тебя. Вашему величеству ведь заморачиваться ни с чем не придется, можешь даже полковые гербы дома оставить, чтобы внимания к себе меньше привлекать. В пекло событий лезть не надо, сиди себе сонной мухой на собрании, в ус не дуй. Банкет — дело добровольное. А вот на спектакль сходи, неуважение, если не пойдешь. Два дня поваришься в этом горшке, а потом мы с тобой еще дней на пять там зависнем. Оторвемся вместе. Круто же. Подумаешь, течка. А на что я с тобой рядом буду?
После неоднозначно выброшенной фразы от Акасуны, Учиха заметно прифигел, что отражала его физиономия.
— Да нет же! — доперло до Сасори. - Не, ну я конечно могу пригодиться и так, как ты подумал, однако, я имел ввиду, что я врач. Подберу и обезболивающее, и настойку хорошую на травах, чтобы по стенам не шмонало от обилия неприятной симптоматики и ударного количества феромонов левых самцов вокруг. Да и без моего вмешательства на тебя ни одна чужая лапа лечь не посмеет, в батальоне каждый альфа от тебя шкерится. Может, собой ты их и привлекаешь, как омега, но ментальное поле твое самцовые подряды валит неприкосновенностью штабелями. Итачи, да, речи нет, кровь у тебя аристократическая, родословная знатная, сам ты личность сильная. Однако, сугубо по моему мнению, в этом есть и отрицательная сторона.
— Не вижу отрицательных сторон ни в чем, — буркнул Учиха, продолжая с медиком суровые переглядки.
— Давай объясню на пальцах, — начинает Сасори, изображая жест а-ля «Нельзя просто так взять и…». — Ты неведомой красоты знатная спящая принцесса в башне высокого замка. Мало того, что принцесса красавица, она еще и умница. Как сочное, спелое, налитое яблочко на дереве, никем не тронутое. Принцессу такую в дом привести для любого альфы — честь. Однако, есть одно «но». Чтобы добраться в башню, где спит принцесса, нужно пройти две тысячи ступеней. А прежде чем их пройти, нужно еще к замку этому подобраться, через два километра терна из стальных лезвий. Стоят желающие напротив этого терна, любуются издалека на башню, в которой принцесса спит, слюни пускают. Потопчутся на одном месте, потом ручкой махнут и произнесут: «Да на кой-она такая принцесса нужна, рисковать ради нее здоровьем — больно надо. Вон, в соседнем дворе тоже принцессы крутые живут. Да, не такие экзотические, конечно. Но видные. Лучше туда пойти, и сам целый останешься, и невесту раздобудешь». А мораль басни знаешь, какая: однажды принцесса очнется. Причина пробуждения: чуть не захлебнулась собственными соками. Организм на нее обиделся и начал смело протестовать против такой адской диктатуры. Так допротестовался, что даже мозги ей феромонами отравил. Принцесса бегом из башни. Скорее ограждение из лезвий под плитку тротуарную опускает с пульта дистанционного, а мимо проходит страшный альфа-карлик. Выпивоха, неуч и вообще полный гандон. А неимоверно прекрасную принцессу, которая ему никак не под стать, так штырит от запаха самца и жажды быть выебанной, что она как со скалы в реку бросается ему на руки. Карлик-гандон от радости такой возомнил себя невъебенно крутым перцем, раз на него такая сучка породистая повелась. Стал ее потом еще и дискриминировать, да ты такая, а я вот такой, да куда ты вообще без меня… я, я, я, головка от хуя и все такое. Сечешь, Итачи?
— И что ты мне предлагаешь? Выстроить всех альф шести наших придворных батальонов и устроить кастинг? — Учиха явно насмехается. — Еще один любитель провести мне половое воспитание.
— Нет, ни в коем случае. А вот ограждение из лезвий к замку ты все-таки убери. Ни к чему оно. Но, не все так просто. Безусловно, цену себе надо знать. Не только тебе — любому, будь то омега или альфа. Поэтому, ты две тысячи ступенек до своей башни солью едучей посыпь. Будет молодец добрый по ним подниматься, о-па, оступился. Упал. Соль коленочки разъела до кровяки. Вавка болит. Проблема, да… Если рукой махнет и заднюю передачу рубанет, пусть шурует восвояси. А если постоит, поматерится и дальше подниматься соизволит ранеными ногами, в борьбе за свое по праву, невзирая на рожу твою угрюмую и недоверчивую, то здесь ты уже не томи, сам к нему навстречу спускайся. Неважно, кто перед тобой будет стоять: военный, ремесленник, или врач, он твой истинный. Который не ищет легкий путей и не бежит от проблем. Поверь мне, Учиха, такие есть, но мало. И именно такого опасайся упустить из-под носа своего задранного.
Итачи театрально, но в то же время, от души усмехнулся, — А что, если этот дважды старающийся окажется тем самым страшным карликом?
Сасори фыркает и мотает головой:
— Нет, Учиха, не окажется. У такого рода карликов слишком приземленные идеалы, ими правят одни лишь инстинкты. Бухать, оторваться, поебаться. Лестница в башню для них слишком сложно и не имеет великого смысла. Им привиты иные взгляды и ценности. Зачем тратить время на какую-то там принцессу в башне, когда вон, можно с крестьянкой по соседству неплохо сцепиться часа на три? Вдобавок, она взамен еще ничего и не потребует. Ни уважения к себе, ни внимания. Но и тебе нечего расслабляться, не забудь потом принца своего лаской побаловать. В смысле, не сердце его через член высасывай, а дай ему понять, что он не зря старался, что он тебе нужен, не меньше, чем ты ему. Дай ему тебя от невзгод укрыть, позволь проявить гордый инстинкт защитника. Да, не выпендривайся только, типа ты и сам себя неплохо защищать умеешь. Вот эту свою энергию вселенского воеводства направь в подачу теплой и полезной, от который альфа твой расцветет, желая до конца дней возвести тебя в идолы своей единственной любимой истинной пары, — Сасори блаженно умолк, не выпуская мечтательно руки Итачи из своих, с упоением всматриваясь в зачарованные черные омуты глаз Учихи.
— Ну, что ты скажешь на доводы? Справедливо ведь рассуждаю?
— Отпусти, пожалуйста, мои руки, мне в туалет нужно. И умыться бы…
— Вот же поганец… — ворчит Акасуна, таки исполнив просьбу предположительно гостеприимного хозяина.