* * *
Поутру, приводя себя в порядок, Итачи типично для домашнего облика заплетает волосы в высокий хвост, надевает черную хлопковую водолазку с широким воротом и удобные штаны того же цвета. У Учихи некая патологическая тяга к черным и темным тонам, а еще он не любит лето, потому, не переносит чрезмерную жару. В это время года ему очень сложно подобрать себе подходящую одежду, которая бы нравилась и казалась удобной. Саске уже дожидается старшего брата внизу на кухне, сегодня он сам с радостью сварганил завтрак, нужно чем-то добрым откупиться перед Итачи, потому что после двух часов ему предстоит уйти в резиденцию по делам и оставить брата одного. Хатаке что-то срочно потребовалось, вот и вызвал. Старший, разумеется, не находил ничего криминального в деловом отсутствии младшего братишки, но до альфы нужно еще постараться это донести. Такой упертый порой, но все равно хороший и любимый. Кроме того, им обоим нужно успеть перебрать кое-какие документы перед тем, как младший слиняет.* * *
Бывший отцовский кабинет навевал на Итачи неприятную атмосферу внутреннего напряжения. За столько лет, здесь совсем ничего не изменилось: тот же деревянный стол с неудобными алюминиевыми ящиками для хранения бумаг, чернил и прочей мелочи. Запылившийся сервант с множеством старых книг, сувениров и коробов. Давние фотоальбомы образуют внушительную стопку слева на средней полочке, там же в ажурной рамке ручной работы красуется родительское свадебное фото. Маме тогда только-только исполнилось шестнадцать, а отцу двадцать один, Итачи же родился спустя два года… Налет странной грусти сковал сердце, и омега отвел взгляд в сторону брата, который сидит напротив и перебирает кипу бумаженций, предварительно разложив перед Итачи доступно изложенную карту местности. Он казался таким интересным, когда сосредоточенный, задумчивый, прячет взгляд под изгибом пышных ресниц, к которым хочется прикоснуться кончиком пальца, наверняка они на ощупь, как шелк. Поняв, что его заносит не в ту степь, Итачи вновь взял себя в руки. — Вот, это свидетельство на право обладанием недвижимостью, которое на тебя переписала мама, еще когда меня в проекте не было, — разъясняет Саске, передав Итачи упакованную в конверт из крафт-бумаги документацию. — Летний домик от и до твой. Я не говорил, кажется, но внес в его планировку некоторые изменения. Там провели систему отопления, переделали кухню и застеклили балкон. Еще я заказывал листовые растения у знакомой флористки, теперь вместо балкона там нечто вроде маленького зимнего сада. Думаю, тебе понравится. Это вправду красиво. В любом случае, с помещения больше проку, если оно полностью пригодно для постоянного проживания, а не только в летний период. Приглядев себе старый угольный карандаш, Саске подсаживается ближе к брату, разворачивает карту к себе, и Итачи с любопытством наблюдает, как альфа обводит кружочками определенные участки на ее поверхности. Что это значит, омега, разумеется, не знает, просто внимательно смотрит, продолжая сидеть на высоком табурете с конвертом документов в руках. — Посмотри сюда, — двинув карту вправо от себя, Саске ненавязчиво обнимает своего задумчивого омегу, положив голову на родное плечо. Тот не отталкивает, даже отвечает на объятия. Карандаш в руке альфы начинает вычерчивать непонятные хитрые схемы. — С восточной стороны горная река разбивает на два берега территорию заповедника и рисовых полей. По южной стороне плантация и виноградник раньше принадлежали Мадаре, теперь все это твое. Там также проживают и трудятся работяги, следовательно, земельный налог и прибыль с продажи урожаев, естественно, обязаны ныне перечисляться тебе. В паре километров есть черешневый сад, несмотря на то, что он примыкает к твоей территории владения, он уже много лет принадлежит семье Хъюга. Приписан их старшей дочери, а она девка не жадная, никогда не откажет в ведерке-другом наливной сладкой ягодки, особенно, если позволить ей собрать красивый букет в саду под виноградником наших земель. Далее, — Саске аккуратным движением сворачивает карту пополам, чтобы удобнее было объяснять, — Западные леса вместе с озером и поля вот отсюда и до границ раскидистой пасеки, — альфа пунктиром успевает вычерчивать извилистые линии на карте, — Тоже твои. Ими ты волен распоряжаться, как вздумается, но чисто от себя советую эти территории никому не распродавать. Ну, это я так, на всякий случай. Земля хорошая, урожая всегда вдоволь. Пасека — владение Сенджу Цунаде. С этой характерной альфой у меня тоже есть, дескать, определенный урожайный симбиоз. Ну, я так, чтобы ты был в курсе. Итачи немного озадачился от такого избытка информации, тому стали доказательством его удивленные глаза. Тем не менее, он внимательно продолжал слушать брата. — Здесь, с восточной стороны, работники выращивают хлопок, раньше это была общая территория клана Учиха, теперь частная территория Учихи Шисуи. На границе с ней есть усадьба, где работают пимокаты и скорняки. Они частники, однако, опять же, в качестве символического налога за даром обслуживают и нас и Шисуи. Все прилегающее вот отсюда — причислено к моей частной собственности, — продолжает вырисовывать схемы младший Учиха. — Кое-что я распродал за ненадобностью: землю у леса выкупила церковь. Пригорная площадка продана Орочимару, дедан замутил себе там маленький замок с конюшнями. На носу зима, поэтому больших в это время заморочек не возникает ни с чем. Обычно по весне начинаются какие-то мелкие перепалки. Но, здесь я сам хорошо справляюсь. Имей в виду, Итачи, никакой острой дележки между нами я не желаю. Все мое настолько же твое, понимаешь? — Саске с искренней теплотой во взгляде гипнотизирует глаза Итачи, и от этого в душе омеги будто ранняя весна насупила, являя серому миру миллионы ярких красок. На его губах в ответ проступила настолько же искренняя улыбка, а по-прежнему аккуратно обернутые документы он подает обратно братишке. — Мне не нужно ничего, Саске. Правда. Я давно уже выбыл из колеи клана и никогда не стремился озадачивать себя дележкой частной собственности. Для меня это темный глухой лес. Поэтому, если посчитаешь нужным что-то распродать, а что-то приобрести, я не стану возражать. Да и перечисленными налогами сам руководи, я ведь не бедствующей сиротинушкой к тебе вернулся, — шутит старший Учиха, по-настоящему растерянный от всего этого нотариального процесса в исполнении младшего. Саске заметно огорчился, и омегу не мог этот факт не взволновать. Запечатанные бумаги бережно опускаются на стол, и альфа, а который раз использует полюбившийся ему жест — сжимает руки брата в своих: — Я просто не хочу, чтобы родной и дорогой человек чувствовал себя гостем в собственном доме. Мне плевать, что там наговаривал отец, просто прими этот факт, хорошо? Конечно же, старший Учиха при всем желании вряд ли избавится от синдрома навязчивого гостя, но, чтобы успокоить порывы брата-альфы, утвердительно кивает головой, позволив себя обнять. Как и всегда, у Саске очень теплые руки, вновь будто приятная волна пробирает под их воздействием, хочется раствориться в ней… — Сасу, мне с тобой обговорить хочется одну тему, — несколько робко произносит Итачи, желанно упираясь щекой в братишкино плечо. Зато младший весьма нехотя выпустил его из объятий, чтобы выслушать, устроился поудобнее на табурете, вопрошающе поглядывает на омегу. — Я весь во внимании, — отвечает взволнованно, слишком немаловажна для него любая тема, которая тяготит его брата. Итачи же берет руки Саске в свои, копируя завсегдатай жест последнего в свою сторону, оба пристально смотрят друг другу в глаза, будто готовясь совершить важное признание: — Братишка, ты бы не мог подсобить мне с какой-нибудь работой? — наконец просит на выдохе омега. Глаза альфы немного округлились от удивления, или непонимания, а сам он заинтересованно повернул голову чуть набок. — Работой? Но Итачи, что за глупости? Мы ведь живем в достатке, платят мне вполне сносно, на жизнь хватит, кроме того, в нашу с тобой казну поступает бюджет извне. Зачем тебе работать? Ты мало трудился в прошедшие годы? Спину, вон, надсадил. Мне больше по душе, если ты просто будешь заниматься тем, что ты любишь и не грузить себя, — Саске будто пушистый милый котенок примкнул к старшему брату, опоясывая тому грудь руками. Более всего альфу страшило то, что Итачи может чувствовать себя с ним некой обузой, вот и стремится работать. А оно не так. Младшему Учихе в радость, что дома его теперь всегда будет дожидаться любимый брат-омега. Старший растеряно вздыхает, не зная, как верно подобрать слова к ситуации: — Понимаешь, милый… — кладет руку на голову Саске, гладит его торчащие волосы, чтобы милый котик гневно не зашипел, — вот именно, что за прошедшие годы динамичный образ жизни стал для меня важной составляющей существования. Да, мне, как и тебе, пришлось рано повзрослеть, но это вовсе не значит, что в свои годы я захочу на пенсию. Сам подумай, ну чем мне весь день заниматься? А так, какое-никакое разнообразие, да и общение. Проникнусь вашей нынешней культурой. Мне дополнительная информация лишней не будет. — А как же я? Не подхожу разве для разнообразия и общения? Тебе со мной скучно, да? — бурчит тихонько, как бы ненавязчиво, младший Учиха. — Братишка, мне с тобой очень хорошо, просто гиподинамия — нечто совершенно неприемлемое и непривычное для моего стиля жизнедеятельности. Я уже молчу про то, что достаточно долго не тренировался, месяца три, наверное. Могу устроиться преподавателем по практическим боевым навыкам рукопашного профиля или фехтованию, например, у меня для этого прекрасные задатки. Могу и теорию преподавать, притом грамотно и доходчиво. Поглядывая куда-то в сторону, безотрывно от старшего, Саске рисует в воображении, как его Итачи будет бок о бок практиковать левых сопливеньких альфачей, которые однозначно распустят слюни на такого видного омегу… Станут одержимо, а то и похотливо обвивать его тело в моменты, когда Итачи вызовет добровольца для демонстрации приема наглядно. Поняв, что перспектива ему совсем не по душе, младший Учиха с внеземной теплотой и нежностью гипнотизирует глазами омегу. — Я бы тебе не советовал. Знаешь, нынешние студенты такие тупые, да и неказистые, как мешки с дерьмом, поэтому… — Саске, я руководил целым разномастным батальоном! — едва не смеется Итачи. — Вроде бы сейчас преподаватели в принципе не требуются. Такие места у нас быстро разбирают, как курочки-наседки. Давай-ка мы с тобой лучше позже обсудим эту тему, а пока отдохни, прогуляйся где-нибудь поблизости, или возьми кучера, пусть повозит тебя по окрестностям, воздухом подышишь. Доедете до рынка, купи себе что-нибудь интересное. — Но мы там позавчера были, я уже накупил вагон разносортного добра, — возразил Итачи с прежней улыбкой. — Еще что-нибудь присмотри, — настаивает альфа, со свойственной ему теплотой в общении со своим старшим, — или поброди по кондитерским, тем более, в обед дома меня не будет, и я даже не знаю, во сколько вернусь. Так или иначе, но вопрос с работой для Итачи остался открытым… Ну вот, снова брат чрезмерно печется о хрупкой ломкой омежке. Учиха-старший даже не скрывал того, что огорчился. Перед уходом Саске в очередной раз напоминает, где взять то или другое, в случае необходимости. Обыденно поглядывает на Итачи с нежной улыбкой. — Ты не замерзнешь в таком виде? — с некой родительской заботой интересуется омега, приметив, что брат собирается уходить из дома в водолазке и дутом темном жилете, вместо плаща. — Погода хорошая, я даже в этом могу употеть при желании, — посмеивается младший, прячет в карманы длинных штанов какое-то небольшое оружие и ключи. Обнимает старшего на недолгое прощание, после уходит. Покинув пределы двора, отвлеченно успевает погладить гуляющего соседского песика, как заметил Итачи, провожая альфу взглядом. Занятие на день он уже себе придумал — прогуляется по району, поболтает с кем-нибудь из рабочих, купит в местной пекарне воздушную булку с курагой, облитую сахарным сиропом. Или даже две булки.* * *
Стрелки часов на центральной вышке почти приблизились к пяти — самый разгар солнечного осеннего денечка. По улицам снует довольный народ, а Учиха Саске задумчивой хмурой тенью сворачивает с бульвара на каменный мост, ведущий к кварталам старых казенных домов своеобразной планировки. Хатаке Какаши просил его составить список выпускников спецгруппы для показательного выступления в столице. Коноха не первый год ведет быт независимой провинции, однако на подобного рода мероприятия обязана предоставлять своих солдат. Часто достойных юношей или девушек вербуют в свои ряды феодалы. И Учиху иногда бесила эта система — почему необходимо уступать достойные силовые единицы в охранники влиятельных пердунов, разодетых в петушиные наряды? Не рационально нифига, не мешало бы повлиять как-нибудь на такой расклад. Жизнь государства в нынешние времена — непредсказуемая ячейка рулетки: сегодня правителям беспрекословно везет со ставками, а уже завтра в игру вмешивается иное лицо, предъявляя права на куш, вот тебе и военная обстановка. Зависнув у кованых поручней, альфа задумчиво поглядывает в мутную воду реки, стараясь собрать все свои мысли в оформленную стопку и разложить их по полкам. Оранжевый диск солнца назойливо слепит поникшие темные глаза, заставляя щуриться, Учиха не любит солнце, не любит позитивную атмосферу, силком навеянную данным светилом. Ненавидит ее. Она напоминает ему о первой лучезарной весне, в которую он, лишившийся любимого старшего брата, сидел дома с прадедушкой или болтался неприкаянный по двору с гусями, пока прочая школота бегала купаться и ловить рыбу. Отец не разрешал ему слоняться с крестьянскими детьми, и, то и дело, заставлял учиться, если замечал за сыном минуты разгильдяйства. Фигурный красноватый листочек, парящий в ветре, нашел себе пристанище на плече альфы, Саске задумчиво покрутил его в руке и выбросил в воду, направившись дальше своей дорогой. Покатые крыши уютненьких, хоть и ветхих жилых построек уже маячат за кронами тощих деревьев. Прибавив шагу, альфа поспешно выходит к живописным площадочкам с клумбами, скамейками и интересными мраморными статуэтками. Свернув влево, ступает на вымощенную грубым камнем тропинку, ведущей к нужному тринадцатому дому. Саске фиксирует взглядом заваленный непонятным добром балкон на четвертом этаже: створки открыты, ткань голубоватых занавесок периодически мелькает на улице из-за ветра. Там же в двух навесных деревянных кормушках обыденно дежурят синицы, объевшиеся хлебом или семечками. Судя по всему, обитатель квартиры торчит дома. Альфа поднимается по узкой внешней лестнице, назойливо тарабанит в дверь, чтобы его наверняка услышали. Через несколько секунд в небольшом окошке замечает тень хозяина, который высматривает, что за гость к нему наведался, а из-за хилой предательской шумоизоляции до Саске прекрасно доносится изречения тела, приближающегося открыть ему дверь. — Как-то поздно ночью, что-то громко хлопнуло… Эта баба надувная у Учихи лопнула, — вслед за поговоркой, в дуэте с щелчком замка раздается дебильный ржач и перед Саске демонстративно предстает загорелая подтянутая фигура лучшего друга, с намотанным на бедра полотенцем. Вечно лохматый и обыденно улыбчивый Наруто Узумаки, на самом деле, гостей сегодня не ждал, но явно не расстроился их появлению на своем пороге. — Привет, распиздяй, я уж думал, до конца недели не смогу узреть твою распиздяйскую физиономию. Так страдал, так страдал… — наигранно причитает, жестом руки приглашая Учиху в прихожую, — Что привело вас в мою обитель, сударь? — по-прежнему лыбится блондин, уже читая в глазах приятеля, что тому не до шуток. А Саске лишь вздыхает в ответ и по-свойски проходит в скромную комнату ровесника-альфы, присаживается за стол. — Как дела, чего нового? — бурчит Учиха, подпирая бледную щеку кулаком. — Да, нихрена нового. Все по-старому, — отрезает Наруто, затем скидывает полотенце, и прется по комнате в сторону комода со шмотками, но внезапно замешкал, обернувшись к Саске, — А вообще, остопиздило все, если честно. Какие-то напряги в резиденции: Наруто, организуй то, Наруто, неси это, Наруто, свяжись с Суной и организуй делегацию, — в дополнительный ход к словам присоединяется жестикуляция руками, — Наруто, куда же подевались Неджи и Сай? Они нужны мне сегодня к полудню… А хер знает, куда они подевались! И почему вообще я должен их пасти или разыскивать?! — ни с того, ни с сего психанул альфа. Лицо Саске преобразилось ухмылкой: — Боги, да ответил бы уже, что Хъюга и Акаши продали свои души за твой ровный маврский загар и загадочно исчезли. И натяни уже штаны, мать твою, задолбал вилять причиндалами в такт своим карательным жестам! Раздражает. — А нечего заглядываться на мои причиндалы, раз нервы ни к черту! — психует Узумаки, надевая уже таки труселя, после разыскав льняные домашние штаны. Через несколько минут без лишних вопросов хозяин подает к столу пузатый чайник со свежезаваренным черным листовым примеси из ягод земляники, выставляет для Саске и для себя небольшие кружечки и блюдце с тростниковым сахаром. — Ты сам-то как, чего невеселый такой? Не очень все, да? Вроде счастливый бегал несколько месяцев из-за того, что брат вернется, а сейчас выглядишь, будто тебя из дома выперли и пойти некуда… Что случилось? — Наруто наклоняет фарфоровый чайничек, чтобы плеснуть приятелю ароматного напитка. — Я не хочу говорить об этом, — безысходно вздыхает Саске, вид которого явно дает понять — раскрывать душу вроде нет большого желания, но надо. — Хм… — так и не успев плеснуть чай в небольшую ажурную кружечку, Наруто остро проникается ситуацией. Составляет обратно на поднос: чайник, кружки, сахар и уносит весь этот абсурд обратно на кухню. Учиха слышит непонятную возню в течение минут пяти, но не придает значения, а потом Узумаки возвращается к столу с тем же подносом в руках, только нынче выставляет на скатерть фигурную бутыль коньяка, парочку стопок и тарелку с бутербродами из батона и икорного масла на закуску. — Чуть-чуть, — предлагает Наруто, и Саске помалкивает, глядя, как янтарный крепкий напиток льется в его рюмашку. Подняли стопки, стукнув их друг о друга, молча. На глазах проступили слезы, а лица обоих альф тут же налились румянцем, стоило жгучему алкоголю заполонить пищевод. Даже закусывать не стали. Восемьдесят грамм — ерунда. Под ненавязчивые рассуждения Узумаки о том, насколько хорош напиток незаметно добрались до второго захода, выпили за то, чтобы весь алкоголь был настолько качественный. Не пренебрегли и закуской на сей раз. — Знаешь, Наруто, я дурак, — наконец, подал голос Учиха. — Лошара. Вроде смекалистый, дружу с логикой, чутье у меня на людей отменное, а что в итоге? В итоге все это благополучно ловит меня в капкан, прямо за задницу, — опечалено опускает глаза в пол, вновь подпирая щеку кулаком, и его личный психотерапевт Узумаки Наруто льет корешу еще целебного зелья. — Себе, — тычет пальцем Учиха, когда рюмка едва наполнились до краев. Альфы пропускают по третей, и Наруто сурово и проникновенно пялится на депрессивного Саске, заедающего горечь коньяка бутербродом. — Погоди ты самопорицанием страдать, ну, чего случилось-то? Со старшим своим не поладил? Капитан княжеских полков тебе житья не дает, строит тебя, как пацанчика? Скандалите, деретесь? Ему палицей мозги выбило на войне, и он терроризирует тебя? Ну же, рассказывай уже, знаешь ведь, чем смогу — помогу. А потомок знатной военной аристократии в хлам поник, поглядывая на друга: — Налей еще, пожалуйста… Разумеется, на здоровье… вот только Наруто еще больше разволновался. Подошел к Учихе, разглядывая его рожу на наличие синяков, во всех, скрытых длинными прядями волос местах. Саске не понимает, что тот делает, но помалкивает, ему приятно, когда волосы перебирают. Каким образом дело дошло до пятой рюмки, никто и не заметил, становится постепенно неважно. — Не томи ты уже, говори, какая муха тебя укусила? Я вообще с тебя офигеваю! Радостный, радостный… Бац… И заявился ко мне чернее грозовой тучи! Прежде чем начать разговор, Учиха, очевидно, ищет нить начала повествования. — Помнишь, мы в марте с тобой на конференцию путешествовали вместе с Какаши? Ну, когда я нашего течного бледного омегу подменял? А ты мне еще такой: — «Вот, распиздяй, сплаваем, оторвемся, погуляем, вечерком с горки на жопе прокатимся, на енотов посмотрим, воздухом чужеземным подышим, в навороченной сауне попаримся», — эмоционально пародирует Узумаки, активно жестикулируя и подражая его голосу. — Да помню, конечно! Я по-твоему совсем, что ли, склеротик–Даунито? Ты же после той поездки потерялся где-то в недрах космоса. Твоя жизнь разделилась на «до» и «после». Все, не стало нашего Саске! Породила земля-матушка какого-то меланхолика-революционера. Я блять, даже не знал, что с тобой делать?! Такого себе накручивал… А кобелина, понимаете ли, втрескался в по уши в сказочного омегу из закрытого государства, имя которого даже не знает, но уже был готов за ним бежать на край света, сверкая пятками. Я аж охерел, когда ты сказал! — хлопнув Саске по плечу, хозяин разливает еще конины. Пьют. — Наруто, я его встретил, — наконец, делает шокирующее признание Учиха. — Да ты что? — не верит Узумаки, вытаращившись, пока кореш кивает головой в подтверждение, будто голубь. — Встретил, Наруто, его самого… Здесь, в Конохе. Когда увидел, думал, что рехнулся вкрай из-за того, что не судьба нам вместе быть, глазам не поверил. Сердце колотилось, как перед смертью, дышать трудно было. Ничего вокруг не слышал, забыл обо всем на свете. Только он перед глазами, остальное хоть огнем гори. Ты даже не представляешь себе, что я почувствовал, когда понял, что это не мираж, и я его обнимаю по-настоящему, целую по-настоящему, чувствую, как он обнимает и целует меня в ответ. Да у Узумаки от этого волнующего рассказа сейчас самого сердце из груди вывалится, пробив с треском ребра. Помнит он волшебную картину, в которой застал Саске целующегося с каким-то видным незнакомцем, так Наруто разве ж думал, что это тот самый? — А теперь я, блять, просто не понимаю, как не сумел узнать в нем родного брата, черт побери! — с настоящим отчаянием высказал в голос Учиха, встряхивая своего слушателя за плечи. Узумаки потребовалось некоторое время, чтобы вкурить смысл происходящего, потом еще время, чтобы проникнуться растерянной моськой Саске, затем глотнуть конины из горла. — Вот это поворот! — не сдержался блондин, выдавливая абсолютно сумасшедшую лыбу. Саске ему еще минут двадцать неторопливо втирал обо всем пережитом, от души, от сердца, подробно, не упуская ни единой детали, а Узумаки диву даваться не переставал. — Знаешь, я счастлив. Правда. Чертовски счастлив, что брат вернулся, и что он оказался никем иным, а именно омегой моей мечты. Так или иначе, желание быть рядом со своим человеком сбылось! Грех жаловаться. — Прости, милый мой, а ты кого любишь: брата Итачи, или Итачи-омегу? — перебивает хозяин дома тяжко вздыхающего альфу. — Я люблю, безмерно люблю старшего брата. У меня лучший брат на свете, и я до паранойи боялся потерять его в тех хуевых княжествах. Долго мучился оттого, что не мог за него постоять в свое время. Однако тот, кто вернулся ко мне, теперь дорог мне уже далеко не просто как старший брат. Понимаешь, я не могу назвать это привязанностью, не могу назвать адским влечением, и даже не любовью, ебись она пропадом. Слова такого в природе не существует, чтобы именовать мои чувства к этому человеку. Нечто невероятно сильное, сумасшедшее, нежели вся эта приземленная хуйня типа любовных соплей. Сам знаешь, сопливое романтическое нытье — не моя стезя. Я грубое зверье по натуре, чтобы от меланхолии вздыхать. Насчет Итачи — однозначное осознание того, что подохнешь, если человек от тебя уйдет. Не важно: куда-то, или к кому-то. Точнее, к кому-то я просто не отпущу, сразу убью мнимого соперника. Переломаю ему кости, раскрошу хребет и вырву ему вены из шеи, как шнурки из ботинок. Залечу потом на нары. Мудак Шисуи припишет мне пожизненно за убийство сукина сына, желающего отобрать моего братика! Отправит в колонию особо строгого режима и будет отрываться на мне по полной, — вспыхивает Саске и, следуя примеру кореша, отхлебывает из горла. Наруто отбирает бутылку у Учихи и удерживает его за плечи: — Тихо, тихо… Тебя понесло нехило, никто на твоего братика не заглядывается пока. Успокойся, распиздяй. Лучше скажи, он-то как на ситуацию смотрит? Саске немного утихомирился, даже подразмяк в руках собрата по половой принадлежности, можно жаловаться дальше: — Не знаю. И меня все тревожит… Я, может, и лошара местами, но не дурак, и прекрасно чувствую, хотя лучше бы не чувствовал, Итачи закрылся от меня невидимым куполом. Может, я ему стал противен? Может, он меня опасается или попросту считает грязным недалеким кобелем? .. Хочу посидеть с ним перед сном, а он отлынивает. Хочу поухаживать за ним, и снова отлынивает. У него ведь спина больная, ему не помешает регулярный массаж по меньшей мере, а стоит заикнуться про это: «Нет, Сасу, все хорошо. Ничего не нужно». Тьфу, ну как так?! Знаешь, несколько дней назад вечером решил к нему заглянуть. Свет в его комнате был слабый, дверь приоткрыта. Он сидел обнаженный на краю кровати, и я впервые разглядел его, ничем не скрытые, ноги… — вселенская печаль в мутном проспиртованном взгляде Саске даже Наруто шкрябнула по сердцу, — У него ужасный шрам от бедра к голени, будто в том месте ногу ему разодрали черти. Зрение, благо, отменное, я даже следы швов заметил. Очевидно, их накладывали в несколько слоев, хер знает в каких условиях и в результате каких обстоятельств. Мне стало больно за него. Ладно бы меня так однажды потрепало, но не омегу же! Сердце кровью обливается, когда начинаю представлять себе, что за юность была у моего брата, которого сослали на чужбину. Хорошо, что папашу тоже кремировали, как прадеда. А то бы в гробу сейчас переворачивался, пока я ему тут ауру штопаю и карму удлиняю, — очевидно, утратив превалирующую долю речевых резервов, Саске резко замолчал. Альфы распили предпоследнюю порцию, и Учиха находит о чем спросить: — Ну, а ты-то, недотепа, чего молчишь? Где феерический вердикт о том, какой Учиха лошара, как ему в очередной раз не фартит? И постебать его не мешало бы, — посмеивается, толкнув Узумаки в затылок. Альфа-блондин раздосадовано повернулся в сторону друга, небесно-голубые глаза возмутительно броско выдают фазу тотальной проспиртованности и болезненной досады. Саскины глаза, наверное, тоже выдают признаки заполненного до краев бака и еще большей досады. — Дурак ты, распиздяй, — вздыхает Наруто, прижав к себе товарища за бледную шею. — Прекрасно сказано, — не удержался от комментария Саске. — Думаешь, я реально стану высмеивать душевные проблемы лучшего друга? Думаешь, не понимаю нихрена, да? Пальцем тыкать начну, что в брата влюбился, места себе не находишь. Пф… Прям я сам в любви весь такой удачливый-удачливый, и половина волшебной палочки за ухом. Ты мне ответь, разве ты ко мне пришел стеб слушать? .. Верно, ты к лучшему другу явился душу открыть, понимания ждешь или совета какого. Единственное, что скажу, ты не гони лошадей, дай ты брату время, он двенадцать лет тебя в глаза не видел, притретесь друг к другу со временем. Узнаете получше. А там видно будет. Мне трудно судить, потому что я с Итачи не знаком. С тобой-то понятно все. И вообще, вот если не я, кто тебя еще выслушает, поймет? — дальше втюхивает словесную тираду Узумаки, крепче и крепче зажимая объятиями одной руки Учиху, — Ты же невыносимый! Но я тебя такого терплю, привык к такому распиздяю. Другого не надо. Мы же, блять, лучшие друзья, столько пережили вместе! Да я же тебе однажды обещал, что подохну вслед за тобой, если вдруг в военную обстановку тебя на мине подорвет, а ты мне про стеб над тобой толкуешь. Учиха нервозно сжал пальцы у губ, поглядывая поочередно то на Наруто, то на остатки коньяка в бутылке. Вату не катают, хозяин разливает по последней, и подобно безмолвному опустошенному свидетелю литровая фигурная бутыль вынуждена пасть на бок, звякнув о стопку, пока оба альфы рыдают друг у друга не плече. — Наруто, мать твою, ты вообще… Ты настоящий друг, дубина, — учиховский язык таки заплетается в оформленную фразу, пока альфа давится слезами. Узумаки с тем же напором всхлипывает ему в жилет. — Ты ж, распиздяй, как брат мне, разве же я тебя способен в трудную минуту бросить, идиотина! Снова отверженный соплепад заполоняет комнату, но внезапно Учиха вытягивает голову, поглядывая на наручные часы. Заплывшие слезами и помутнением в башке зрачки распознают без пятнадцати девять на циферблате. — Пора мне уходить, — прерывает акт рыдания Саске. — Братик дома один совсем, волнуется, однако. Я же не предупредил, что настолько задержусь. — Конечно. Конечно… Возвращайся к брату, — соглашается Наруто, глядя на потуги лучшего друга дойти до прихожей. Учиху так смешно шманает от стены к стене. В итоге, он просто сползает спиной на пол. Узумаки давно знает, распиздяя подводят ноги, если он немножечко выпивши, не дойдет своим ходом до родного квартала, ему определенно нужна карета. — Саске, миленький, вставай, — бурчит блондин, тягая тяжелое тело за собой, — Пойдем, наденем на тебя ботиночки. Крепись милый, тебя ведь брат ждет. — Братик, любимый мой… — причитает, будто в бреду Саске, стараясь шевелиться и перебирать ватными ногами. Наруто усаживает его на продавленный пуфик, самостоятельно натягивает на него ботинки и шнурует их абы как, лишь бы не запнулся приятель. Потом они, поддерживая друг друга, всеми силами, осторожненько топают вниз по лестнице. Учиха не важно соображал, что происходит, и для чего кореш тарабанит в дверь на первом этаже. — Привет, — выдает рекламную улыбку блондин, когда на его стук приятелям открыл дверь торговый поставщик с татуировками на щеках Инузука Киба. — Здорово, — едва не заикается полуобнаженный альфа, с любопытством разглядывая два пьяных тела у себя на пороге. Узумаки тут же тычет ему в лицо тремя сотками. — Киба, дружище, подвези пожалуйста до дома вот этого джентльмена, — тормошит знатно зависшего и зареванного Саске. Инузука, с усмешкой оценивает обстановку, затем безоговорочно забирает деньги. — Я оденусь пойду, потом лошадь выведу. А ты иди грузи свою поклажу в телегу, она за домом стоит. — Ага, — кивает блондин и отправляется выполнять.* * *
Будучи одним в доме, Итачи не совсем комфортно сиделось внутри комнаты, в четырех стенах, поэтому горячий чай, интересная книга и разноцветные скалярии в аквариуме составили ему скромную компанию в гостиной. Непонятный скрежет и длительное несуразное шебуршание ключа в замочной скважине за входной дверью омегу весьма смутили. Щелкнув замком, Итачи толкнул дверь, едва не сшибая с ног младшего брата. Альфа неказисто пошатнулся, но успел упереться рукой в карниз, чтобы не упасть. Итачи без труда сообразил, в чем дело: от Саске разило, словно от ликеро-водочного завода, а милая улыбка на его губах осталась превыше всяких сравнений. — Привет, братик мой. Я тут задержался немного, ты извини меня, пожалуйста, — на старшего Учиху наваливаются тяжелыми объятиями, едва он успел слово вымолвить. Ну, опыт по общению с нетрезвыми чудаками у омеги внушительный, с кем не бывает, в конце концов? — Сасу, я вижу ты выпивши… —, но не дав договорить, Саске покорно освобождает Итачи из мертвой петли душевных объятий, смотрит ему четко в глаза и, подняв руку загибает три пальца, вытянув при этом указательный и большой, изображая между ними маленькую щелочку. — Чуть-чуть. Боги, нет чтобы уже помочь братишке разуться, Итачи так и тянет расхохотаться. Самое забавное нетрезвое существо в топе десять от Учихи Итачи — определенно, его младший брат, Сасори теперь на почетном втором месте. — Пойдем, я отведу тебя в комнату. Тебе нужно поспать, — толкает младшенького на бортик дубового шкафа, расшнуровывает ему ботинки, на что альфа утвердительно кивает головой, демонстрируя покорность. Расслабленный от алкоголя младший Учиха, конечно, тот еще лось, однако до Кисаме ему далековато, поэтому Итачи не шибко напрягается, принимая его вес себе на плечи. — Ты на меня не злишься, Итачи? — тихий вопрос почти в самое ухо. — За что мне злиться-то? — усмехнулся старший Учиха, заводя невменяемое тело в его комнату. — За то, что я задержался, и немножко не трезвый. — Глупость какая, будто выпить в нормальной компании запрет. Ты же ничего не накошмарил и не ведешь себя, как конченный псих, — успокаивает омега младшего брата, предварительно усадив в кресло, пока будет разбирать постель. Тот помалкивает, зачарованно наблюдает за каждым, даже незначительным действием старшего. Итачи сворачивает покрывало, откидывает одеяло и собирает подушки в горку, чтобы лежать было уютнее. Саске знает, его брату нравится куча подух под головой и плечами. — Иди сюда, — просит омега, помогая подняться своему нетрезвому родственнику. Альфа обомлел, любуясь на то, как ловко руки Итачи расстегивают на нем жилет, скидывают вещь с его плеч, цепляют за подол водолазку, стягивают, пока Саске еле-еле ворочает руками, дабы их поднять. Опьяненное коньяком тело неважно слушается своего обладателя, что старший прекрасно видит. К тому же, ему не впервой раздевать кого-то, чтобы затолкать спать, но впервые от такого процесса голова идет кругом. Даже завеса алкоголя не способна перебить дурманящего аромата породистого самца. Шлейф беспощадно окутывает Итачи, навязывает ему придвинуться ближе к обнаженной груди и торсу братишки, откровенно провести по ним ладонью. На мгновение тяжесть заполоняет омеге грудь и медленно разливается по всему телу. Слишком жарко, слишком близко, а негодник-альфа даже поддатым прекрасно соображает, что омежку нужно обнять, прижимать к себе, но тут же его толкают на широкую уютную постель. Итачи, не мешкая, щелкает стальной застежкой на штанах младшенького тянет за собачку молнии, и младший, на минутку придя в подобие сознания, благодарит богов за то, что он в дрова, иначе бы ему не избежать болезненного каменного стояка, который обтягивающими трусами точно не скроешь. Хотя, о чем вообще речь? Он альфа, его стояка не скроет даже зимнее обмундирование. Сжимая в руках одеяло, Итачи накидывает его братишке по пояс. Разглядывать всяческие рельефы тела ниже этого уровня опасно для его пошатнувшейся омежьей стойкости. Когда Саске потянулся рукой к его лицу, желая коснуться бархатной щеки, старший Учиха не отпрянул, все равно, братишка проспится и скорее всего ничего не вспомнит. Хотя, не факт. Пусть он пьян, от него все равно не хочется уходить. Не ожидая натиска силы, Итачи невольно падает на саскину грудь, под властью объятий. — Итачи, братик, ты такой хороший у меня, — бормочет тихонько Саске, приглаживая ему растрепавшиеся волосы. Старший не сдерживает улыбки, высвобождается от тяжелого массива рук альфы. Наклонившись, целует в лоб, касаясь губами прядей челки. — Спокойной ночи. — Полежи со мной, — не отступается негодник, изображая жалобный тон. — Нет, засыпай давай, — спокойный ответ, и младший чувствует, как одеяло натянули ему до подбородка. — Мне еще доделать кое-что надо. — Завтра доделаешь, — настырно спорит, погружаясь в дрему. — В другой раз, — последнее, что слышит Саске, прежде чем дверь его комнаты закрылась. Старший Учиха напряженно дышит, едва не сползая по деревянной поверхности вниз. Нет, он этого не выдержит. Издевательства над организмом таким изощренным способом порой имеют на него слишком сильное влияние. Он, в отличие от некоторых, пребывает в ясном уме и удовлетворительном здравии, что весьма заметно сказалось на факте его неимпотенции. Домашние штаны поджимают, голова кругом, кожа отдает жаром… Весьма необычно будет — ласкать себя полночи, зная, что предмет твоего воздыхания дрыхнет пьяный в соседней комнате. Итачи шустро увиливает в ванную. Определенно, нужно учиться держать себя в руках, рядом с этим самцом, однако после единичного раунда спасительной дрочки накатывает волна очередного самобичевания. Почему все именно так?!* * *
День за днем, братья живут уже привычной жизнью совместного пребывания, делятся между собой наболевшим в меру, прогуливаются под руку вечерами, даже выбирали время проехаться по частным семейным владениям. — Сасу, ты еще ничего не надумал по поводу того, куда бы меня можно было пристроить? — обыденно добродушно спрашивает Итачи за завтраком, в выходной. — Знаешь, давай пока оставим эту тему. Я же не отправлю тебя дворы мести или в дежурке сидеть, а достойных вакансий пока нет. Отдыхай дома, куда спешить? — улыбается младшенький, пододвигая брату тарелку с тостами и сыром. — Ну, хорошо, — вынужден согласиться омега. Повторно данную тему Итачи открыл примерно пять дней спустя, но Саске снова разыскал повод отложить на потом. Та же ситуация повторилась еще через несколько дней. И снова Итачи кукует один во дворе, покачиваясь на качелях. Пока около него не закружили его новые друзья — мрачные черные вороны, которых омега машинально подкармливает по доброте душевной. Вскоре самая смелая из остальных птиц, вальяжно стала принимать еду, исключительно восседая на учиховской руке. — Как же надоело быть амебой, — причитает Итачи, сидя на качели. Ворон, поедающий хлеб с паштетом из его руки мерзко каркает, будто соглашаясь, тем самым еще больше расстраивая своего кормильца. Отчего-то, глядя на черную птицу с ожогом на пернатой спине, Итачи закрадывается в голову полезная авантюра…* * *
Видный незнакомец-омега в длинном черном плаще, скроенном однозначно на индивидуальный заказ, поразил охранников резиденции местного главы не только выдающимся внешним видом, но и неклассическими манерами. Было в нем нечто не от мира сего, притягательное, но в то же время пугающее. Бета в униформе спецотряда с огромным любопытством изучал его удостоверение личности, прежде чем впустить в кабинет хокаге. Однако, несмотря на иностранную принадлежность документов, фамилия вписанная в них была слишком громкой и знакомой. — Сейчас у него на приеме верховный судья, но там ничего важного, думаю, вы можете пройти, — комментирует бета, пропуская омегу в высокие двери. Незамысловатый диалог двух мужчин, беты и альфы, предсказуемо прервался, стоило на паркетном полу появиться загадочной фигуре в черном. Две пары глаз с зоркостью ястреба впились взглядами в омегу. За столом главы седовласый человек в облегающей маске по нижней части лица и светлой накидке, символизирующей принадлежность к власти. Итачи давным-давно знаком с ним, поэтому никакого дискомфорта не чувствует. Хатаке Какаши не тот человек, который необдуманно бросится на оппонента с артиллерией холодного оружия. А вот когда Учихе поведали про верховного судью, значения данному факту он не придал, однако неожиданная встреча с другом детства показалась весьма и весьма интересной. Темноволосый высокий альфа в строгом форменном кителе серого цвета безотрывно и досконально изучающим взглядом охаживает Итачи. И омега даже не сомневается, что и тот, и другой его прекрасно узнали. — Учиха Итачи, — с пренебрежительной насмешкой выдает собрат по клану, Шисуи. — Капитан Учиха Итачи, — улыбчиво, но горделиво напоминает омега, и его ответ явно пришелся не по вкусу судье. — Чем обязаны такой честью? — размеренным тоном подключается, наконец, Хатаке, скрестив руки перед лицом. Омега медлительно, будто нагнетая атмосферу, вышагивает ближе к его столу. — А я, Какаши-сан, к вам по личному вопросу наведался. Предпочту обсудить его сугубо один на один, — справедливо молвит Учиха, поглядывая на судью. — Хм, -только и выдает хокаге, не зная, чего и ожидать. — Политическая проститутка, дослужившаяся до почетного звания, решила-таки вернуться на Родину. На все готовенькое, да в мирное время. — Политическая проститутка — страна, которая, встав на колени подобно рабыне, лишь бы заручиться хорошей поддержкой и продемонстрировать трусливую покорность, отдает без разбору своих сыновей разрешать чужие распри ценой их крови и жизни. У каждого свой путь. Можно с честью отслужить отведенное время там, где тебя воспитали, кормили, привечали, и раскрывали твой потенциал будто своему родному, а позже вернуться туда, откуда тебя погнали палкой по первому же щелчку чужих пальцев. А можно взвесить приоритеты и остаться, прежде всего, верным самому себе, а не продажной системе с ее принятыми потоками. Знаешь, я ни чем не обязан людям, которым было плевать — выживу я или умру. И я не сожалею о сделанном однажды выборе. Каждый из нас видит вещи по-своему. Ты так не считаешь, Шисуи? — протягивает Итачи, подобно ведьмаку околдовывая глазами оппонента. — Мы с тобой пошли слишком разными путями: если для тебя я — глупец, для меня ты — предатель. Тебе не место здесь, оно либо в тюрьме, за измену Родине, либо в той помойке, которой ты продался. — Увы, нынешние законы с тобой не согласны, как, в общем-то, и я сам. Кроме того, я нахожусь под покровительством и состою в службе у совершенно другого государства, поэтому если ты хотел бы приписать мне какой-нибудь грешок, тебе стоит уличить меня в убийстве, например, и отдать под трибунал, опять же, моей страны, которая понесет перед вами определенную ответственность за такого рода косяк. — Довольно, — поднимается с места Хатаке, — Господа, попрошу решать ваши клановые распри подальше от моего кабинета. Кроме того, Шисуи, в данном случае Итачи прав. Он числится гражданином другой страны, и мы не имеем права выставлять ему претензии по давным-давно ликвидированным законом. Да и факта нарушений я пока за ним не вижу, может быть, ты позволишь мне переговорить с капитаном с глазу на глаз? Учиха в звании судьи недовольно фыркает, продолжая беспрестанно пялиться на омегу: — Думаю, мы с тобой еще не раз пересечемся, капитан. Всего тебе доброго. Итачи пофигу на ехидство и этот проникновенный суровый взгляд, и не такое успел повидать, однако, наедине с Какаши становится определенно легче в атмосферном плане. — Ну, привет, воевода, — с добродушной усмешкой выдает Хатаке, и оба тут же пожимают друг другу руки, — Черт, как знал, что ты далеко пойдешь, еще когда твоим наставником в школьной группе был. Садись давай, что стоишь? В ногах правды нет. Омега с удовольствием присаживается, он шел пешком от дома, путь не близкий, устал немного. — Никогда бы не подумал, что такого человека, как вы, способно приманить это дотошное кресло и океаны канцелярии. — Видишь ли, Итачи, меня никто не спрашивал, — сознается бета, явно улыбаясь под своей маской. — Ну, а дальше я никого не спрашивал, когда распределял должностные обязанности. Вообще, даже предположить не могу, по какому вопросу ты ко мне наведался? И, кстати, с каких пор ты со мной на «Вы», когда даже в семь лет обращался ко мне по имени, про твоего младшего я вообще молчу. Но, у нас тут своя атмосфера, в этом есть свои плюсы. Учиха напряженно вздыхает, шаркая пальцами по креслу, даже не зная, с чего начать: — На самом деле, просьба моя проста и банальна. Мне нужна какая-нибудь работа. Хатаке не скрывал, что прифигел, уже хотя бы потому, что к нему приходит капитан батальона чужой страны и просит такое. — Я бы с радостью, хотя и не понимаю, зачем? Но я не имею права приписать тебя к числу военных должностных лиц, потому что ты официально не наш человек, так сказать. — Да не надо мне это волокиты, — отмахивается Учиха, — Можно что-нибудь простое и неофициальное, только не скучное. Могу преподавать, да покруче тех мешков, которыми полнятся ваши казармы, есть у меня свои козырные методики, могу твой спецотряд инструктировать… Понимаешь, не тот я человек, чтобы дома сидеть, крестиком на балконе вышивать. Хокаге явно озадачился, выслушав просьбу омеги, на самом деле он вообще диву давался, что из старшего Учихи получилась омега. Особым чутьем обладать не надо, чтобы разглядеть, кто есть кто. Омегу скорее, хилый вечно больной Саске в детстве напоминал, никак не Итачи. — Слушай, ты же продвинутый человек в своем деле, давай я тебя временно помощником твоего брата назначу, а Ямато переведу на другую должность. Будете семейным коллективом работать, дело не пыльное, ты в нем не новичок. Как тебе? Учиха едва за сердце не схватился, представляя, как Сасу посадит его в кабинете перед собой в качестве пособия для красоты, максимальное, чем позволит себе его утруждать — перебирание туалетных бумажек. Кушать Итачи будет обязан четко по расписанию, не менее двух раз за рабочий день, и, конечно же, братишка осуществит ему должный надзор в каждую секунду, если попросту не отправит сидеть домой. Учиха-старший даже думать боится о том, что постоянное тесное пребывание рядом со своим братишкой-альфой обернется ему походом в уборную не только по общепринятым нуждам. — Нет, — однозначно выносит вердикт Итачи. Бета недоумевает всего смысла происходящего, но не навязывает Учихе ремесло против воли, размышляя дальше. — Какаши-сан, даттебайо! — в кабинет неожиданно влетает раздраконенный Узумаки в классике оранжевого жанра и светлом плаще поверх костюмчика, держит стопку бумаг в руках, которые тут же швыряет на стол руководителя, — Что за херня происходит?! Вы свесили на меня всю эту лабуду по делам с общественностью и ревизию по частным организациям. Какого черта они ведут себя со мной, как с одуванчиком?! С ними разговаривать невозможно, не то, что дела вести. Знаете, что? Я нахер отказываюсь от этого! Мне своей работы хватает. Учиха пристально наблюдает за тем, как ягозистый молодой альфа спорит с хокаге, а тот бедняга аж за голову хватается. Да уж… Понятное дело, его никто не воспринимает всерьез, молодой, неопытный, на язык простоват. А люди в большинстве своем по-простому и добродушному не понимают. Рассудив обо всем, как бы между прочим, омегу осенило. Эмоциональные выкрики Узумаки тут же приутихли, стоило чужим рукам пасть на его плечи. — Хокаге-сама, а давайте я парнишке помогать буду, опыт в общении с разного рода людьми у меня знатный, чего ему явно не хватает. Мы с ним вместе будет надзором и общественностью заниматься. Да и вдвоем веселее. Наруто механически обернулся, в сторону Учихи, стоящий рядом тип выглядел подозрительно знакомо для него, альфа даже настороженно прищурился, разглядывая весьма привлекательные черты. — Согласен! — едва ли не ликуя, ловит фортуну за хвост Какаши, — Наруто, знакомься, твой помощник с привилегиями наставника в затруднительных для тебя делах — Учиха Итачи, люби и жалуй заморского капитана, здесь должность у него временная. Да Узумаки едва в штаны не навалил, то ли от услышанного имени, то ли от того, что этот человек теперь повсюду будет с ним расхаживать, пока распиздяй Саске вынужден сидеть на жопе в резиденции или таскаться к заставе. Он явно будет не в восторге, от того, что его омега с левыми самцами вращается. — Ну… — вздыхает Узумаки, растерянно, успевая почесать белобрысый затылок, дебильно усмехнуться и поерзать волчком на одном месте. - Я, конечно же, не против… — Вот и хорошо, — улыбается омега, судя по всему вообще не воспринимая этого шумного блондина как некого потенциально опасного для себя самца. Не его типаж, в корне, организм уже выработал феромоны отторжения, распознав не того альфу. — Вашу мать, — шепчет сам себе Узумаки, пока Учиха принимает от Хатаке партийку-другую заданий в документальном оформлении.