* * *
Растерзанные бесконечными рукопожатиями, объятиями новых знакомых и напичканные речами: «Пока ребят, вы классные! Приятно было познакомиться, еще увидимся!», Наруто и Сакура таки покинули роскошное помещение «Одиннадцати ветров». Харуно переживала за своего шерстяного подопечного. Да, она хорошенько накормила его перед уходом, предоставила чистый кошачий горшок со свеженасыпанным наполнителем, даже включила свет в коридорчике, у своей комнаты. Но котик ведь еще маленький, наверняка выспался за день, и теперь жалобно мявкает в одиночестве, если, конечно, Итачи нет дома. А внутреннее чутье подсказывало, что дома-таки его нет, да и, в принципе, неспокойно вдруг на душе стало. Так или иначе, Саске-котик оказался отличным поводом слить с вечеринки почти на два часа пораньше, за это Наруто ему бескрайне благодарен. Никто не стал уговаривать остаться еще ненадолго, стоило упомянуть, что их дома ждет «несчастное» животное. На самом деле, альфа устал от суеты, разговоров и прочего. Уединиться со своей парой — куда более привлекательная перспектива. Тем более, они с Сакурой и так оторвались на вечере от души и по горло. Пакет с дорогой алкогольной провизией опускается на заснеженную дорожку, пока альфа и омега ждут обещанные сани. Как всегда, пойла закупили больше, чем смогли выпить, теперь, дабы добру не пропадать, Хатаке под шумок велел всем своим растащить сладости, копчёности и, естественно, алкоголь. — Саске… Маленькая, неблагодарная и наглая мохнатая сволочь, — заключил уверенно Узумаки, аккуратно ведя язычок молнии на пуховике Харуно вверх, а вот на свой видон в стиле «душа нараспашку в зимний вечер» ему наплевать. — Нет, мне жарко, — запротестовала омега, пытаясь убрать руки альфы от своей верхней одежды, на что тот негодующе замычал, таки дотянув стальной язычок до горловины. Следом на голову Сакуры лёг капюшон, который альфа плотнее зафиксировал на ее голове за резиночки. — Чтоб не простыла, — оправдал необходимость своих действий, на что омега перестала перечить, незаметно улыбнувшись. — Ты не в обиде из-за того, что ушли раньше положенного? — О-хо-х, да я просто счастлив! — довольный Наруто звонко чмокнул Сакуру в щёку, позволив себе немного затискать ее в объятиях. Из-за поворота вынырнула упряжка из двух чёрных лошадей, тягающих крытые сани под предводительством мрачного пожилого кучера-альфы в панаме «а-ля колокольчик» и клетчатой накидке. Обещанное средство передвижения ждать себя не заставило. Хмельные, но вменяемые, Узумаки и Харуно наперебой обсуждали нюансы минувшего времяпровождения в «ветрах», обнимая друг друга и смеясь на пару так, что крытые сани едва не тряслись под гнётом увеселительной вибрации на протяжении всей дороги. Всё было круто: и знакомства, и многочисленное общение с иностранцами, и шумные танцы под красивую музыку. Заряда бодрости на год вперед. Во дворе усадьбы братьев Учиха царила темнота. Ни один из четырёх фонарей не работал, следовательно, дом пустует из-за отсутствия хозяев с вечера, раз их некому включить. Видать, Итачи-таки пропадает со своими знакомыми парнями. Довольная парочка шустро скрылась в прихожей, не прекращая эмоциональной болтовни, а стоило упомянуть нелепые конкурсные танцы комиссара-шовиниста Гая, у которого в узких кругах погоняло комиссар Гей, так альфа и омега подавно закатились хохотом. Смех, как и диалог, прервались неожиданными объятиями. Сердце омеги забилось быстрее, стоило внезапно оказаться в плену тесного пространства между стеной и здоровенным телом альфы, от которого исходит приятный жар, и провокационный запах, щекочущий все омежьи фибры в алфавитном порядке. Мускулистые руки Наруто легли на талию Сакуры, прижимая так крепко, будто парень нуждался в этих объятиях целую вечность, и Харуно обнимала его в ответ ровно до того момента, пока до обоих не донёсся приглушённый вопль, будто бы из стен дома, заставив навострить уши и распахнуть ошарашенные глаза. — Ты слышал это? — едва не перепугано удостоверилась омега, буквально вцепившись руками в альфу, а тот, не теряя времени, активизировал все свои боевые реакции, на всякий случай, и продолжая прислушиваться. — Наруто, придурок, я слышу, это ты там ржёшь! Освободи меня! — Саске?! — не сдержались альфа и омега в два голоса, так и застыв, как статуи. — Я наверху, развяжите меня, чёрт! — звучит достаточно громко и внятно, хотя голос и притупляется стенами. В прихожей незамедлительно загорелся свет, в бешеном темпе Узумаки и Харуно избавились от обуви и верхней одежды. В паре помчались вверх по лестнице в темноте, ошпаренные подозрительной просьбой страждущего. — Саске, где ты?! — обеспокоенно встряла Сакура, следуя за Наруто. — Здесь, у себя! — Какого лысого хера ты заперся, распиздяй?! — воззвал гневно к лучшему другу Узумаки, бесполезно дёргая дверную ручку его комнаты. — Я заперт снаружи, уебан! И у меня руки связаны. Дальше Наруто не медлил, со всей дури натренированного тела истинного самца вынес чёртову дверь с одного удара локтем под мелодичный хруст петель. Сакура проскользнула внутрь комнаты вперёд альфы, нащупала выключатель, хлопнула по нему ладонью, и картина перед изумлёнными прибывшими на помощь предстала весьма и весьма своеобразная. Безумно злой, лохматый Саске, двести раз вспотевший в верхней одежде, лежал на полу под окном, скрючившись в позе эмбриона. Обе руки его заведены за спину, как оказалось, привязанные мёртвой петлёй к батарее при помощи двух обычных ремней. Согнутые ноги зажаты между стеной и придвинутым к ней креслом, очевидно, с целью — хорошенько ограничить движение узнику, которого понемногу трясло, да и запах от него исходит резкий и колкий. Наруто прекрасно уловил в ауре собрата-альфы громадный сгусток тяжеленной агрессии. У кого-то близятся эти дни… Боги, да Учиху, походу, вскоре разорвёт на части его же собственная сущность. — Йоу, Сасунчик, с возвращением! — не удержался Узумаки, сдвигая в сторону злосчастное кресло, а обеспокоенная ситуацией Сакура мгновенно разыскала ножницы в залежах нижнего шкафчика стола Учихи, следом подала их блондину. — Не знал, что тебя заводит бандаж и дисциплина. Внесу это в свой список интереснейших фактов о Распиздатус Симплекс, — комментарии сопроводили процедуру срезания качественных жёстких ремней с рук потерпевшего. — Пошёл на хуй, придурок, — огрызнулся освобождённый, поднимаясь с ковра, не без помощи блондинистого кореша. — У меня всё тело затекло, мать вашу, — сам себе выругался Саске, неврастенично скинув на пол плащ и пропитавшуюся местами потом белую рубаху. — С-сука! — долбанул кулаком по столу так, что тот едва не разлетелся на щепки. — Что стряслось-то? — уставились на Учиху и Наруто, и Сакура, позабывшая даже о своём коте. — Да нихуя не стряслось! — последовал безусловно исчерпывающий ответ от нервно ходячего туда-сюда по комнате саба чугунных батарей. Наконец, остановившись, угрюмый, как грозовая туча, Учиха поочередно поглазел то на лучшего друга, за маврский загар которого Акаши Сай продал бы душу, то на Сакуру, в красивом кружевном вечернем платье из дорогого бежевого шёлка. — А вы какого беса такие разряженные? Я опоздал на ваше венчание в часовню пресвятого Тобирамы? — вопрошающе развёл руками. — В Коноху, так-то, гости прибыли, уважаемый военный советник, и мы с Сакурой посетили торжественный банкет, — альфа обнял омегу за плечи, присев рядом с ней на царскую постель, — А вот какого беса Вы возлежали здесь, будто раб чьих-то экзотических утех — загадка. Учиха глубоко вздохнул, еле сдерживая себя, чтобы не разъебать первый попавшийся под руку инвентарь в собственной комнате. Со лба по его лицу течёт пот, на шее и руках проступили напряжённые вены, лёгкий тремор не позволял должным образом совладать с телом. Саске как будто сопротивляется перевоплощению из человека в зверя, рыча и перебегая не совсем вменяемым, полным отчаяния взглядом то по углам, то по своим ангелам-освободителям. Рухнув на кровать, согнулся в три погибели, вцепившись пальцами во влажные виски. — Вот что, блять, мне делать?! — да и голос отдавал тем же отчаянием, что и взгляд. — Эм, думаю, для начала — успокоиться, — Узумаки положил широкую ладонь на обнажённый затылок друга. — Не знаю, какого дьявола здесь произошло, но, видать, с плеча уже кто-то нарубил кривых поленьев. Ответа на мнение не последовало, Саске всё так же неврастенично глазел в неопределённую точку и довольно тяжело дышал. — Я пойду. Переоденусь, покормлю кота и заварю травяной чай по особому рецепту, а ты пока постарайся его разговорить и успокоить, — Сакура тоже хотела хоть чем-нибудь помочь младшему Учихе, и омеге казалось, что наедине с Наруто тому проще будет разговориться и объяснить ситуацию, а она пока немного оклемается. Слишком у Харуно слабая омежья аура для переваривания бурной энергетики такого самца, как Саске. В своём нынешнем состоянии он её по-настоящему подавляет едва ли не до головной боли. — Это Итачи тебя связал, да? — Узумаки даже не знал, как реагировать в данной ситуации. Представляя картину борьбы братьев Учиха с тем исходом, кой-они с Сакурой застали несколько минут назад — хотелось от души поржать, а с нынешнего облика Саске хочется искренне посочувствовать другу и чем-нибудь его подбодрить. — Ты опять начудил, распиздяй? Ну, проучил тебя старший братец, а завтра опять обниматься будете, как тогда, перед твоим отплытием, — улыбнувшись, Наруто встряхнул сгорбленного Учиху за плечи, надо бы разрядить обстановку. — Знаешь, Итачи по тебе неимоверно скучал. А прошедшую неделю только и было разговору о том, как же там младший братец? Почему так долго? Всё ли хорошо? Места себе не находил… — Я его потерял, Наруто, — почти механический голос прервал болтовню лучшего друга. — И я его не чувствую. Совсем. Никак. — Не драматизируй, распиздяй, — картинно пресёк Узумаки. — Поди-ка лучше освежись, а то воняешь кобелиной. Холодный душ тебя взбодрит и приведёт в чувства. Потом накатим по рюмашке, и ты всё доходчиво расскажешь. Ок? Одним лишь небесам известно, каким чудом, но Учиха-таки медлительно вынул из шкафа любимые серые пижамные штаны и поплёлся с ними вниз, очевидно, посчитав уместным замечание о необходимости освежиться.* * *
В гостиной намытого и благоухающего шампунем и мылом Саске ожидал накрытый стол не только с сервизом домовитого выпивохи, но и с аппетитными закусками, которые специально для него нарезала в салат и бутерброды Сакура. Наверняка, бедолага попал с корабля прямо в путы без возможности нормально отдохнуть и поесть. Только от вида еды на альфу накатывала тошнота, порождённая психическим стрессом, поэтому Наруто порекомендовал закинуть за бородку в целях излечения плохого аппетита. Через минутку из кухни появилась и Сакура, в лёгком домашнем платьице в цветочек, на фоне которого в её руках выделялась чёрная пушистая клякса. — Это ещё кто? — заинтересованно нахмурился Саске, протягивая руки к шерстяному комку, на что тот даже не сопротивлялся, более того, довольно заурчал, шкрябнув коготками по обнаженной учиховской груди. Большие зелёные кошачьи глаза уставились с интересом на новое лицо, животное охотно подставляло головёшку под почёсывание за ушами. — А это, знаешь ли, твой тёзка. Саске-котик. Такой же вредный распиздяй и собственник, как и ты, — пояснил Узумаки, разливая коньяк по стопкам. — Фактически, мы с Сакурой отмазались им, чтобы прийти домой пораньше. Альфа-брюнет, недоумевая, уставился на друга. — Вы назвали кота моим именем? — Ну да, — вмешалась Сакура, глядя на обоих Саскеж — Просто, так получилось. Сакурой его не назовёшь, потому что он оказался мужского пола, а на Наруто он не похож. — Ну, естественно, не похож. Он же кот, а не обезьяна. — А я смотрю, ты ожил, — прищурился ехидненько блондин, усаживаясь на диван и притягивая к себе Сакуру. В этот вечер он будет обнимать свою омегу, а Саске будет обжиматься с котом, потому что его самка от него, походу, сбежала в неизвестном направлении. Однако, Узумаки рано сделал выводы насчет облегчения морального состояния друга. Мрачная фарфоровая маска вновь облепила лицо Учихи, как только он обрёл пристанище на другом краю дивана. — Может, всё-таки объяснишь, в чём дело? — обеспокоенно попросила Харуно, глядя на страдальца-альфу, тискающего кота в порыве самой настоящей безысходности. Ей-богу, ни Наруто, ни, тем более, Сакура ни разу в жизни не видели Саске в таком разбитом состоянии. Тревожно за него. Парень пропустил рюмку темного рома, не морщась и игнорируя закуску, как будто просто хочет хоть немного притупить тревогу и собратья с мыслями. Получилось не очень хорошо, но ситуацию выложил во всех подробностях, без излишнего драматизма. А связать себя дозволил лишь потому, что старшему брату надо отдать должное в ловкости. Сопротивляться Итачи в полную силу, чтобы прям наотмашь, Саске не смог бы, даже пребывая в крайне степени невменяемости. Ну не может он дать сдачи своему омеге, несмотря на его статус! — Можно, я буду с тобой откровенен? — вздохнул тяжко Узумаки, машинально поглаживая узкие плечи Сакуры, которая облокотилась на него спиной, поглядывая с искренним сожалением на брюнета. — Ты попал. Сколько мы с тобой дружим? Почти десять лет? Так вот, если бы у меня объявился брат, которого я едва знаю и взялся тебя оскорблять, я бы разбил ему хлебало и выбросил за шкирятник с балкона. Здесь аналогичная ситуация, только Итачи сам ушёл, потому что здесь он твой гость. Ну, фактически. По его предположению, — выдержав деловитую паузу в речах альфа предпочёл еще разок наполнить рюмку друга коньякомж — Однако, попади я в похожую ситуацию на твоё место, поступил бы точно так же. Приревновал на чем свет стоит, — подаёт рюмку Учихе, который призадумался, поглядывая на балдеющего в его руках котика. — Не могу я на месте сидеть. Меня всего на части разрывает! Сорвался бы и пошёл прямо сейчас ловить его по всей Конохе! — напряженно стукнул подлокотник. Теперь уже и Сакура оказалась не в силах молчать. — Э, нет, голубчик! Ты башкой-то своей шальной соображаешь? Если попадёшься сейчас ему под горячую руку, он тебя пошлёт, не задумываясь. Попытаешься надавить, получишь по морде. Плюс бонус в качестве стопроцентного необратимого расставания. Тебе оно надо? Хватит с тебя на сегодня экстремальных трюков! Прижми жопу и дай Итачи остыть. — Сакура права, — поддакнул Наруто, кивнув. — Вам обоим стоит просто немного остыть. Знаешь, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но, мне кажется, не всё так ужасно. За три недели ни дня не прошло, чтобы Итачи ласково, или с тоской не заикнулся о тебе. Ты, всё-таки, преуменьшаешь свою значимость в его глазах. Подумай над этим, пока приводишь мысли в порядок, — в ответ Узумаки получил крайне уничижительный и полный боли взгляд, как будто сказанул нечто фантастическое, а не обрёк уши друга на какую-никакую истину о скучающем вдали от него брате. Пересадив податливого котишку на плечо, Саске молча потянулся за бутылкой, отхлебнул пару щедрых глотков из горла и уныло обнял собственные согнутые ноги. Чувство страха и боли поедало душу на корню, затянуло петлю вокруг шеи. Альфе вспомнился первый разговор с Сасори, тот самый, когда заморский медик разъяснил о весенней капитанской интрижке, которой он, оказывается, даже значения не придал. — Знаешь, а ты был прав, — обратился к Узумаки, глядя прямо в его огромные голубые глаза. — Оказывается, мы с Итачи и впрямь любим друг друга по-разному…* * *
Через дорогу от презентабельного здания «Одиннадцати ветров» располагался самый старый, частично реконструированный парк Конохи. Необычайно красивое место по вечерам, утопленное в многочисленных розоватых огоньках гирлянд и высоких круглых фонарей. Высаженные рядами густые деревья отбрасывали ажурные тени на поблескивающий от света снежный покров, по которому ветвились расчищенные тропинки и выпуклыми полукружьями выступали каменные клумбы. У подножья деревьев кое-где красовались старинные каменные статуэтки, а чуть дальше, налево, открывалась взору фигурная арка, выводящая на мост. Хорошо здесь, даже еще лучше, чем было раньше, лет так восемнадцать назад, по примерным подсчётам Учихи-старшего. Он и Сасори закаленными задницами посиживали на деревянной скамеечке под круглым куполом, распивая потихоньку остатки коньяка, прихваченного с собой из ресторана. Ждали Кисаме, тот, вроде как, ушёл встречать Дейдару, да только это было минут пятнадцать назад, долго они. Небось, уламывает белобрысого пойти всей компанией на прогулку и не ломаться. Перед лирично настроенными омегами периодически сновали такие же любители вечерних похождений, либо — влюбленные парочки. Последних капитан и военный врач провожали задумчивыми пристальными взглядами, прежде чем тихонько вздохнуть и пропустить еще по глоточку. А вот и очередные голубки, парящие на крыльях любви рядом друг с другом. Наслаждаются поцелуем, стоя в центре ленты света, отброшенной фонарем на центральную тропинку. Итачи прищурился, пристально разглядывая их. Нет, милая увертюра влюбленных была ему не интересна, омега просто хотел убедиться, не обознался ли он? Похоже, что таки нет. Парень в меховой куртке с капюшоном тот самый улыбчивый альфа, который таскается с большим белым псом и частенько возит продукты в район, а его, судя по всему, обожаемая половина никто иной, как вечно бледнючий, но миловидный Акаши Сай. Зря на него наговаривают по поводу фригидности. — Ты чего так тоскливо на них поглядываешь? — на плече Учихи повис легкой степени опохмела Сасори, игриво проведя двумя пальцами по его плечу. – Хочешь, я тебя так же поцелую, чтобы ты не грустил? — Ну тебя, — с усмешкой отвертелся Итачи, ладонью отводя от себя лицо хихикающего медика. — Кстати, о поцелуях, Итачи-сан. Когда тебя в последний раз кто-нибудь целовал, девица ты наша, красавица? — В сентябре, — не раздумывая отрезал Учиха таким тоном, явно намекнув, что тема глупая, но тут же улыбчиво уставился на Акасуну. — А тебя? — Ну… Меня по дороге в Коноху пару раз лизнул по роже огромный пёс. Это считается? — явно прикалывается хитрый врач. — Ты позволяешь собакам слюнявить твое лицо? — Учиха брезгливо уставился на приятеля. — А что такого, собаки хорошие. И очень преданные. — Ага, а еще они пожирают собственные фекалии. Потом думают: «Дай-ка пойду обласкаю языком по щёчке того чувака из Суны», — без зазрения совести озвучил истину омега. — Пошел в задницу, — отмахнулся Акасуна, урвав из рук собеседника пузырь, прежде чем похвастаться реальными достижениями, нежели дружба с фаунойж — Во вторую неделю пребывания на Родине, я попал на чудесный праздничный вечер, устроенный на загородной площади. Танцы, море общения, коктейли рекой, молодёжь балдеет, лепит красивые фигурки… Угадай из чего? Верно, из блятского песка. Там всюду блятский песок. Я был немного пьян и весел, и меня целовала какая-то симпатичная брюнетка. Альфа с бархатным чуть терпким шлейфом. Ягодка. Мы даже танцевали вместе. Правда, она оказалась на голову выше меня, но не порок. Знаешь, никогда бы не подумал, что в Суне народ умеет так эффектно извиваться на танцевальной площади. А потом, внутри огромного хоровода отплясывал сам казекаге. Раз. И Учиха чуть нахмурившись оборачивается к другу, проглотив до мозга костей надоевшее звание «Казекаге». — Приятный, к слову парень, часа три с ним проболтали, — глаза Акасуны искрили эстетическим восторгом под розоватым светом, пока медик наваливался на Учиху, продолжая свой романтический рассказ о Родине. — И знаешь, что я тебе скажу? Этот экстравагантного вида омежка- хорош. Ой, как хорош… Он просто задал всем жару! С другой стороны, омега. Молод, породист, грациозен и горяч. Такой просто обязан задавать жару! Два. Глубоко вздохнув, Итачи-таки методично гасит извержение внутреннего вулкана где-то на дне подсознания. Медик прищурился, хмыкнув: — Ебёт же кто-то такое чудо. Три. Сасори летит со скамейки в снег, вместе с убогим остатком горячительного напитка, который цветной полоской мгновенно рассекает белоснежный покров. — Какой же, ты мать твою, болтливый. Прям, как баба. Нет, даже хуже, — угрожающей черной тенью Учиха навис над охреневшим Сасори, испепеляя болтуна чёрными глазами, после чего, правда, подал-таки медику руку. — Ох, простите, сударыня, недающая и неберущая ваша милость. Мог бы сразу сказать, что тебе просто неинтересно меня слушать! — подобно обиженному мальчику, Сасори охотно подает засранцу свою руку. Учиха попытался помочь корешу подняться, пока не получил подсечку по ногам и не завалился рядышком в тот же злосчастный снег под аккомпанемент паскужего звонкого смеха. — Поганец, — кратко ознаменовал Итачи. — Да ладно тебе. Не выделывайся и просто признайся уже — тебе со мной весело, и ты скучал по мне, говнюк! — Сасори подмигивает и ржет, помогая Учихе принять вертикальное положение, тут же получает в лицо внушительную охапку снега. Ох уж этот капитан. Очередная мимо проходящая парочка из омеги и альфы окинула двух военных любопытным недоумевающим взглядом, а через пару секунд по тропинке, в направлении к парням, замаячили знакомые и страстно ожидаемые фигуры. — О-па, да я гляжу, весь семейный подряд в сборе, — от души сверкнув поневоле хитрой, волевой улыбочкой, Дейдара пожал руку Сасори. Судя по преображению его лица искренней улыбкой, Тсукури в настроении. Прям достаточно так в настроении. Навскидку, промилле полторы настроения в организме присутствовали, может больше. Хотя, вряд ли. — Ну, джентльмены, что у нас первым пунктом на повестке этой ночи? — полюбопытствовал Хошигаки, стоило славной четверке встать в кружок, скрестив руки напротив груди. — Итачи-сана мы уже завоевали, Дейдару из плена высвободили. Время завоевать Коноху, — отозвался улыбчиво Сасори. — Чем будем завоёвывать мою Родину помимо еще шнапса или еще коньяка? — озадачился Итачи. — Моим обаянием, острым словцом Сасори-сана, горой мускулом Хошигаки, ну и твоей омежей изюминкой, детка, — оскалился Тсукури, судя по всему, недобро поглядывая на Учиху. — В таком случае, нам понадобится еще шнапс, или еще коньяк, — прикинул Кисаме. Возражений не последовало, поэтому первым делом закадычные друзья стартанули в ближайшую вечернюю таверну — за покупками. Что пойдут завоевывать сперва — пока не известно. Главное — восполнить дни тоски друг по другу и не понижать градус…* * *
— Когда обратно? — сурово полюбопытствовал Учиха, шествуя прогулочным шагом между Сасори и Кисаме по живописной окраинной дороге, на которую четверо сослуживцев вышли и сами не поняли, как. Пройденный путь совсем не отдавал усталостью в ногах, ведь голова полнится радостью встречи, да и проспиртована немного. Однако пьяный дружеский тусняк — благодетель в сравнении с тем, что вытворяли на войне. Зачем казаться примерным, когда мозолистые руки в крови по локоть, а за плечами отбрасывают тени ряды личного кладбища. — Еще три собрания на следующей неделе с периодичностью через день или два. Плюс дополнительные дней пять для души. С кораблём не фортануло, зато у нас с Дейдарой наклевываются мини каникулы. В конце концов, когда еще выберемся в такую даль? Учиха призадумался, молча прикидывая что-то и продолжая медленно топать шаг в шаг с остальными. — Блять, как давно не выбирался на ночные прогулки! Романтика, — Кисаме хлопает по плечам Итачи и идущего по правую сторону Тсукури. — Раз уж все мы здесь сегодня собрались, самое время для знаменитой викторины «Самый хуёвый патриот», — припомнил Дейдара, сделав глоток из горла. Бета единственный из всех пил шампанское. Ему нравился сладковатый вкус этой шипучки, которая быстро дает по мозгам, да и утренним похмельем травит не шибко, если не палёная. — Все мы - хуёвые патриоты, — заметил Хошигаки, разделяя с Итачи коньяк. — Но самый хуёвый таки Сасори. — Чё это? — гневно отозвался медик. — Ну, смотри: Дейдара с батей не стали возвращаться Родину, потому что обосновались неплохо в приютившей их стране. Итачи фактически обрёл вдали от дома своё место, впитал в себя устои, казалось бы чужбины, раскрутился там неплохо, несмотря на трудности. Я в свое время не вернулся на Родину потому, что не захотел. Там кровопролитие, сям кровопролитие. Какая разница — где убивать? Это потом моя сисястая сестрица по сиротскому приюту навела в стране порядок, тем не менее, Родина мне безвозвратно чужда. А вот ты, хитрожопый врач — колхозный грач, единственный кто слился в княжества практически добровольно, причитая, якобы вот он — твой звёздный час. Выкарабкался из сраной пустыни, в которой тебе уже нечего было ловить. Акасуна сурово хмыкнул, с вердиктом не поспоришь. — Ладно, я самый хуёвый патриот, ок. И я ненавижу блятские пески. Следующая викторина — «Самый хуёвый кулинар». Кисаме ржёт, в голосину, утирает проступившие слезы с прищуренных век, очевидно припомнив нечто весьма интересное. — Рожденному стать породистым омегой-капитаном кулинарного таланта, так получилось, не дано. Совсем. Никак. Помните нагорный поход пару лет назад: Итачи уже в палатке сопел, а мы у костра в карты играли. Проигравший обязался попробовать дневную капитанскую стряпню и определить — каким ранее продуктом являлся этот уголёк. Если с первого раза не определит, накидывался штрафной, и надо было съесть «деликатес» полностью. Дейдара в походе не участвовал, поэтому просто с любопытством слушал чужой рассказ, а вот Сасори от души поржал. Ему в тот раз повезло, он с первого раза угадал крольчатину. — О, боже, — вздохнул Учиха, еле сдерживая смех. — А не судьба просто выбросить моё рукоделие, пока я не вижу? — омега уставился огромными, полными непонимания глазами на Хошигаки. — Нет. Нам было жалко твои труды и не хотелось тебя обижать. Но повар ты, Итачи-сан, так себе. — Рукожоп, — поддакнул Сасори. — Ну, да, — отозвался альфа, однако Учиха вряд ли обиделся на сие замечание. Кухня — не его поле мастерской битвы. После нескольких минут молчания вновь заговорил Дейдара, поёжившись в плаще и примкнув поближе к Кисаме. — Знаете, а оказывается не все страны этого континента такие религиозные, как представители нашей необъятной княжеской стороны. Коноховцы вообще отодвинули религию далеко на задний план. Всё здесь по-другому. Местные даже пьют порядком меньше наших. — Местные и крови столько не проливали, сколько мы проливали. На молитвы редко подсаживаются от хорошей жизни. А насчет питья… У нас по батальонам есть хоть один трезвенник? — припомнил Итачи, вроде как невзначай отступив немного от Хошигаки, и вплотную приблизившись к Акасуне. — Да, некоторые рожавшие товарищи начисто завязали. Человек двенадцать. И тот паренек, фамилию не помню, у которого на спирт аллергия, ему плохо становится от запаха спирта, даже когда медсестры всего лишь обрабатывают им кожу перед инъекцией. И вообще, чего вы так далеко прётесь? — возмутился единственный альфа в компании, распахнув руки. — Шуруйте поближе, будем гулять цепочкой, по старинке, как тогда, когда только-только с фронта вернулись, — после этих слов и Дейдара, и Итачи оказались прижатыми к Хошигаки огромными ручищами, а Сасори оцепил поясницу Учихи. С его ростом неудобно за плечо цепляться. — Кстати, о религии, — заикнулся медик. — А то вы не знаете, господа, что религия — всего лишь своего рода финансовая пирамида. Если набожный, держи Бога в своем сердце, зачем куда-то ходить и чему-то там поклоняться? Про священников — вообще молчу. Сегодня отче втирает сыну своему о том, как грешны деяния его, а завтра курит траву и подставляется под какого-нибудь альфача, требуя грубой ласки. Утрирую, разумеется. — Согласен с Сасори-саном, — прищурился Дейдара, закинув пустую бутылку в возникшую, будто по велению щелчка, на дороге урну. — С парнем одним познакомился на вечере, Шикамару звать, в полиции служит не последним человеком. Он рассказывает - года примерно два ведёт гражданскую войну с местным священником, неким отцом Хиданом. Так этот отче сразу по нескольким пунктам у него гремит. Первый — торговля малокалиберным оружием. Второе — торговля лауданумом. Третье — подозревает святого отца в попытке внедрения в массы какой-то бредовой сектантской культуры. Ну и четвертое — проститутки приходили к святому отцу прям в храм. Это с учетом того, что в Конохе проституция запрещена законом. — Отец Хидан говоришь? Хм, имя знакомое, — призадумался Акасуна, сделав сразу несколько щедрых глотков из темной матовой бутылки. — Хидан. Хидан. Хидан… Ага, крутится на языке, — подтвердил Кисаме, протянув руку через плечо Итачи, требуя у медика бутыль. С размышлениями в дело включился Учиха, скрыв лицо каменной суровости маской. Припомнил старое письмо от Саске, где брат писал про некого отца Хидана, и имя изначально промелькнуло чем-то навязчивым в голове омеги, но так и померкло без возможности сопоставить с ним некие образы. Совершенно внезапно в памяти всплыло наименование «Джашин». Джашин — божество вскармливаемое кровью, непризнающее неверных, дарующее изобилие последователям своим. …Змеи, ворующие солдатские портянки, из которых изготовят себе совершенное человеческое тело. — Не тот ли это крендель, который служил в одном отряде с Дейдарой и проповедовал нам про Джашина-саму и шестьсот шестьдесят шесть жертв. Ещё про то, что он дитя света, и наши земные деньги и пристрастия не интересуют его. Поджарый такой, бета. Довольно хорошо махался в рукопашной схватке, — оценил задумчиво Итачи, поглядывая на сослуживцев. — Фанатик, любитель крови неверных, который всем показывал средний палец перед эмиграцией и орал, что мы, уроды, у него отсосем, после того, как нас анально покарает его Бог? — заинтересованно вскинул брови Кисаме. — Думаете, он в мире один такой, кого зовут Хиданом? Да и в Конохе-то чего забыл? Тем более, священником, — усомнился Тсукури, соглашаясь на сигарету, подкинутую Акасуной. Последовав примеру беты, закурить согласились и Хошигаки с Учихой. Мирный и спокойный перекур четверка остановилась осуществить на крошечном мосту, нависшем над мелкой грязной речушкой. Фонари давно позади, оттого подруга-темнота охото приютила сослуживцев у себя в гостях. — Просто, если это тот самый Хидан, который наш Хидан, то между нами спор, и товарищ-проповедник, судя по всему, его просрал, — вспоминает былые деньки альфа, поглядывая сверху вниз на черную в ночи речушку. — Спор? Я не припомню, ничего подобного перед тем, как Хидан внезапно смотался, — напомнил Учиха, делая смачную затяжку и тыкнув Хошигаки в плечо пальцами. — Спор, Итачи-сан. Джашиножрец пророчил следующую нашу встречу непременно на просторах ада, где все мы, истекая кровью и моля Джашина о пощаде, дружно отсосём у его помазанника. Затем, по сценарию Хидана, нам дружно выпустят кишки и напоят нашей кровью личного вепря Джашина-самы. Далее вепрь размажет останки неверных демонов, в нашем лице, копытцами по жертвенному алтарю. Но, как показывают наглядно обстоятельства, мы с вами, господа, еще здесь. Топчем бренную землю. Не видно ни Джашина, ни вепря, а, значит, Хидан должен мне пять желаний, которые я за ним закрепил, если вдруг круглая планета сведет нас ранее чем на просторов ада. На это проповедник красноречиво разъяснил — он беспрекословно уверен в себе, Джашине и встрече на алтаре ада и хоть сам нам всем будет готов по десять раз отсосать, если его слова окажутся трепом. Сечёте? — Оу, кто-то сказал — «минет»? — едва не прыснул усмешкой Сасори, бросив бычок в речушку. Врач явно сечёт. И Учиха сечёт… В том, что нифига не сечёт. — И? Кисаме, отмолчавшись, пригляделся в циферблат часов сквозь темноту. — Слышь, Дейдара, а этот полисмен случаем не рассказал тебе, где отче Хидана можно найти? Тсукури с минуту вспоминал детали незамысловатого диалога с честным служителем закона Нара Шикамару. — Их семье принадлежит заповедник, где свободно разгуливают олени. Место в лесистом закутке неподалёку от старого храма, по соседству с которым, я так понял, и живёт Хидан, раз ежедневно гоняет чёртовых оленей из личного сада. — Вот уж интересно, что может в саду выращивать Хидан? — озадачился Учиха. — Джашино-ягоды. Раздает их неверным, — отозвался Акасуна. — Ты знаешь, где храм, Итачи? — Естественно! — возмутился капитан. Дейдара угрюмо оглядел всю компанию, жалея, что у него под рукой нет запасного шампанского. — Вы же не собираетесь идти искать Хидана прямо сейчас? — Что значит «Вы»? Мы идём все вместе. И не искать, а нанести визит. Причаститься, так сказать, у отче. Только представьте, как он будет рад, — насчет священника пока трудно сказать, но Хошигаки-то точно рад. — Меня завоевали, пошли и Хидана завоюем, — мило заулыбался капитан-рационалист. На том и порешили. Тем более, есть такая примета: если капитан-рационалист не кочевряжится перед внезапным начинанием, значит, всё пройдёт крайне успешно. Если кочевряжится и фыркает, как пить дать, дело — дрянь. Ходячий омежий гороскоп еще ни разу не подводил…* * *
Путь до старого храма оказался неблизким, зато фактически прямым: через длинную лесную дорогу в сторону косогора, видимого, как на ладони из центра. Теплота, воздух свежий — одно удовольствие прогуливаться в такую волшебную зимнюю погодку. Оказавшись у точки назначения, гости Конохи удивились яркому электрическому освещению на нехилой площади территории, да и люди всё еще захаживают в часовню. Итачи объяснил товарищам — на его Родине не запрещено отдавать дань уважения усопшим родственникам в любое время суток, как и отчитывать молитвы за здравие или за тех, кто пребывает в родах. Даже если заявишься в четыре утра к дверям часовни, желая отчитать молебен, никто слова против не скажет и не прогонит. Храм — свободное и неприкасаемое место. Здесь всегда открыты двери для представителей местной религии. Никто ничего не сворует и не повергнет вандализму. Такая культура. — И где нам искать этого фанатика? — фыркает Тсукури, пиная комья рассыпчатого снега, которыми на удивление засыпана дорожка вверх от небольшой белой постройки неприметного храма. — Я думаю — вот здесь, — Учиха указывает рукой на, с виду, крепкий деревянный дом с парой дополнительных построек во дворе, огороженном лентой сплошного довольно высокого забора, как будто житель усадьбы имеет склонность скрываться от посторонних глаз. Навскидку, ничего особенного. Невыделяющаяся среди масс собственность среднестатистического гражданина. Над воротами соблазнительно нависает чугунный колокольчик с цепочкой, а в самих воротах выстрогано малюсенькое окошечко, очевидно, чтобы разглядывать пришедших ко двору гостей. — А теперь, расступитесь, господа, — напористо и деловито, Дейдара распихивает по сторонам любопытного Хошигаки и Учиху, примкнувшего к альфе. Распускает ухоженные длинные волосы, щедро прикрывая прядями лицо. Дергает цепочку колокольчика. Долго и беспрестанно, пока за обратной стороной не раздалась суетливая возня, и некто не подал низкого раскатистого голоса. — Кого, мать твою за яйца там принесло?! Хватит трезвонить, уёбок, мыло в заднице свербит, что ли? Так я тебе его сейчас нейтрализую этим блятским колоколом, ебанаврот! — Дейдара стоял не шевелясь и терпеливо ожидая, Хошигаки широченными ладонями заткнул Учихе и Акасуне рты, чтобы не испортили ни хрена своим ржачем. <Окошечко на воротах распахнулось, и в потемках заморгал, очевидно, хозяйский глаз. — Чего надо, глупая баба? — и Учихе пришлось едва не запихать кулак в его неугомонный внезапно желающий расхохотаться от услышанного рот. — Мне нужен святой отец Хидан, — как можно невиннее и елейно тянет Тсукури, сохраняя блистательное спокойствие. — А кто его спрашивает? — Мы с отче договаривались о свидании на вечер, но я немного опоздала. Мне жаль, но очень хотелось бы его увидеть. После молчаливой паузы за воротами раздалось пренебрежительное хмыканье. — Вали отсюда, шалава, я никого не приглашал, — мизерное окошечко закрылось с громким хлопком, а Дейдара буквально застыл, будто помоями облитый. Под светом навесного фонаря можно запросто отследить, как меняется выражение его лица с милого и прекрасного на раздраженное и злобное. — Слышь, утырок, Дшашин твой — драная шалава, которую я выебу в задницу, как только до тебя доберусь! А если задница у него не текущая, смажу твоей пиздабольной кровью! Открывай, или зассал?! — по деревянным воротам прилетает смачный дейдарин пинок, вибрация от которого разошлась по всей окружности забора. В этот момент остальные трое осознали — спокойного мирного визита не получится. — Чё?! Чё ты сказал, гнида?! Вздумал мне яйца выкручивать?! Сейчас я тебе выкручу, — ответ, непонятный грохот, а следом защелкали шпингалеты на воротах, прежде чем перед сослуживцами предстало нечто довольно высокого роста с зализанными назад седыми волосами, одетое в куртку с распахнутым декольте и, судя по всему, трико. Четыре пары озорных, разномастных, но одинаково прекрасных глаз мгновенно уставились на парня, признав никакое иное, а именно давно знакомое лицо, лишив его возможности выражать какие бы то ни было эмоции. Гости медлительно завалились в ворота, милейше улыбаясь, все, кроме Дейдары, которого на сей раз сдерживал Учиха, чем еще сильнее, казалось, злил блондина. — Разорвись моё очко, — выдавил молодой проповедник, застыв на месте, как в штаны навалил.* * *
Сочные, крупные куски мяса всё еще испускали остатки крови на горячие угли, воспроизводя глухие шипучие звуки. Сладковато-поджаристый аромат дичи порядком пощекотал обоняние предтечного Учихи, который принюхивался, подобно хищнику и внимательно поглядывал за тем, как Сасори переворачивает решётку над мангалом, поливая стейки пряной жидкостью. Тем временем, огромные качели на стальных прутьях надежно удерживали на себе трое разморенных тел, нашедших там себе уютное пристанище. — Вкусное, однако, освященное Джашином мясо, — посмеивается Акасуна, глядя на товарищей. — Поди. Надеюсь, и освященный Джашином самогон не подкачает. Эй, отче, какого лешего так долго?! — прикрикнул Хошигаки, явно устав ждать. — Да сейчас, блять, ёбаные алкоголики, несу! — из веранды симпатичного домишки вновь показался Хидан, на сей раз — с баллоном домашнего пойла и обычными фарфоровыми кружками в небольшом корытце. — Ты прям волшебник, святой отец, — подкалывает альфа, двигаясь, и освобождая место с краю, вроде как, гостеприимному хозяину. — Завались, Хошигаки, я тебя умоляю, — Хидан разливает, Дейдаре и Итачи больше не дают. Кисаме знает их лимит лучше своего собственного. Пусть сперва перекусят еще на раз. — Значит, Какузу съебался от тебя сразу, как ты перестал приносить доход в его казну? — типичный хошигакский сарказм. — А горожане слили тебя после разборок с бывшим хокаге? — Какузу — ебаная мумия! Мне вообще на него похуй! И не было никаких разборок! Эти уёбки просто подставили меня. Они слушали мою воскресную речь, а потом вздумали запросто своровать мою идею и перебить всех на хуй. И ведь перебили, а потом судья засушил их вонючие головы на кольях. — Тш-ш, не ругайся ты так, — альфа приставил указательный палец к губам. — Огромный воин, который защищает нашего Учиху мечом и зеркальным щитом, не жалует пахабщины. Смотри, а то затащит тебя в другое измерение, и даже Джашин ничего поделать уже не сможет, — четыре голосины закатываются хохотом, пока Хидан мрачнеет, еле сдерживая себя, чтобы не съездить Кисаме куда-нибудь. — Надеюсь, у твоего бога достаточно солдатских портянок в закромах, — вздохнул Акасуна, заботливо возясь с уже с заметно поджаренными стейками. — Ты о чем, обрезок? — злобно хмурится отче Хидан. — Ну, как же? Если Джашин не найдёт портянки к тому времени, когда к нему приползут змеи, они из него сделают себе человеческое тело… Хотя, нет, божественное тело, — приподняв указательный палец вверх гордо поясняет медик, после чего дебильный пьяный хохот снова разрезает на миг возникшую тишину. Проглотив последнюю шуточку, Хидан некоторое время пребывает в раздумьях, пока его вновь не тыкают в плечо, чтобы очнулся. — Весело вам, да? — совершенно размеренно протянул священник. — Смехуёчки, пиздахахоньки… всё еще прячете свою неполноценность за комедийно-ироничными масками? — Ты это о чём? — подал голос хмурый капитан. — А о том. Пф, — Хидан усмехнулся, развалившись спиной на вертикальных прутьях. — Вы нихуя не изменились. Вообще. Все то же жалкое сборище грешников, сетующих на свою природу. Инвалиды с кучей задротских комплексов. Кто тут у нас? Давайте-ка полюбуемся, — Хидан, глядя на сослуживцев, хитро улыбнулся. — Альфа-самец, зассавший скатиться в сентиментальное говно и ебущий шлюх, вместо того, чтобы обзавестись парой, которая скрасит его бесполезное одиночество. Зря, ведь кому-то сорокет стукнет не сегодня, так завтра. А дальше еще интереснее: ноющий мальчик, обиженный на природу за то, что она сотворила его бетой. Красивым белобрысым бетой, с которым никто не хочет трахаться, потому что товар нифига не ценный, — очередной смешок разрезает волнующую гробовую тишину, — Глядите-ка, капитан-омега, трясущийся за свою породистую задницу, а на деле, небось, рыдающий без наличия здоровенного хуя для течной дырки. Ну и последний… — Хидан переводит взгляд на Сасори. — Прямо эксклюзив в цирке фриков. Омега-врач, не сумевший спасти своего истинного. Оказался настолько слабаком, что отчекрыжил себе омежьи придатки под глупейшей отмазкой… Лишь бы никто не посмел прознать, как тошно ему рыдается в подушку по ночам. Прозвучавшее для каждого из товарищей отдало громом среди ясного неба — просто, таких подробностей о личной жизни врача, у которого, вроде как, душа нараспашку, никто не знал. — Замолчи, — тихий шепот гнетущей волной неприятно мазнул слух. Пальцы Акасуны непроизвольно сжались в кулаки. Омега повернулся к священнику, глядя на него будто остекленевшими глазами, источающими леденящий взгляд. — Закрой. Свой. Поганый. Рот, — чеканит каждое слово. — О, смотри-ка, как воспылал. Других мастак учить, а самому-то влом правду принять? Ну, да не парься, подумаешь, фригидный омега захотел, пустить потроха самому себе… — договорить Хидану не судьба, смачный кулак метко заехал ему в челюсть, на долю времени введя религиозного фетишиста в ступор. — Иди сюда, петушок, сейчас я из тебя обрезка сделаю, — снова удар, но на сей раз Хидан успевает закрыться. — Ты, сучка, совсем спятила?! Обиделась на правду? Бедняжечка… Ну, давай, ебанаврот… Давай! Станцуем с тобой. И станцевали; священник вновь пропустил внезапный удар. — Эй, мужики, хорош! — в драку вмешались остальные трое, пытаясь просто разнять дерущихся и урегулировать конфликт переговорами, однако Сасори оказался вне себя от бешенства. Во всяком случае, Кисаме от него еще ни разу так смачно не перепадало. — Прижмите свои жопы, это не ваше дело! — гаркнул медик более чем доходчиво и выволок, едва ли не пинками Хидана за пределы двора. Выбежавшие следом Итачи и Дейдара имели честь наблюдать, как два сослуживца втаскивали друг другу, устроив ни доли не шуточный махач, скользя ногами по косогору и еле удерживая равновесие. Сасори просто месил. Месил, как не месил, пожалуй, даже отслуживаясь первое время в полку, но и Хидан ему уступать не собирался. Движения уже давно переросли в механические, остервенелые. В какой-то момент врач просто не удержал равновесие, упал, зацепив священника, и оба покатились кубарем вниз, к подножью стального ограждения храма. — Сукин сынок, да я тебе ноги твои короткие переломаю, — каким-то чудом, заметно сливающий битву Хидан очутился верхом на Сасори, пытаясь замахнуться кулаком. — Отец Хидан! К-как вам не стыдно?! Вы избиваете человека! — девичий вопль прозвучал настолько оглушительно и внезапно, что оба дерущихся едва не подпрыгнули на месте от перепуга и даже не сразу решили поднять взгляды вверх, над собой. В свете желтоватых фонарей над парочкой разбушевавшихся сослуживцев возвышалась, как изящная статуя, взволнованная длинноволосая блондинка в кружевной шляпке с ленточками и длинном чёрном пальто, обшитом такими же кружевами. Девушка склонилась, протягивая руки к Акасуне, обхватила его за плечи и помогла омеге подняться. — Бедненький. Ты в порядке? — бывалый медик быстро распознал в девушке бету. Личное облако ее аромата — сладковато-цветочный парфюм. Очень приятный. Настолько же, насколько приятным показалось ее милое личико с большими бледно-голубыми глазами. Девушка-бета отряхивала голову и плащ врача от снега, что-то причитала тихонечко, но злостно:. — У тебя кровь на лице… чёрт, — вынула смятый светлый платочек из кармана, приложила его к краю губ Сасори, — Как ты? Сильно болит? — дамочка все еще буравит медика взглядом, а у него аж сердце екнуло от такой милой заботы. — Какой позор, отче Хидан! Он же омега! Вы же могли ему навредить! — Чё?! Ему-то?! Да этого козла плиты многоэтажки прибить не способны! И к-какого хуя ты вообще припёрлась, Яманака? Не видишь, полумесяц в небе! Нехуй тёлкам по улицам шлятья, приключения на жопу искать. А ужин на дом я не заказывал! — Не ваше дело, когда мне с молитвами сюда приходить, — блондинка показала священнику средний палец, продолжая прижимать к себе Сасори свободной рукой. — Блять, да скажи ты ей уже, что сам до меня доебался! — прикрикнул Хидан, на что хитрожопый медик сквасил до боли жалобную физиономию и уткнулся в плечо блондинки, будто пришла мамулечка, которой надо нажаловаться на забияку. Заодно обвил руками талию девушки. Яманака Ино поглаживала медика по красным растрепанным волосам, позволяя ему прижаться к себе чуть теснее. — Я накатаю на этого козла жалобу Шикамару. Больше не посмеет распускать ни на кого свои ручища. Лёжа головой на плече блондинки, Сасори с ехиднейшей рожей поглядывал на Хидана, а со стороны поясницы девушки, священник узрел нагло тычущую в него еще одну порцию среднего пальца. — Да, припёрлись в гости, — вздыхает Итачи, возвращаясь обратно во двор: мясо само себя не дожарит. Благо, Дейдара вовремя среагировал. — Эй, Кисаме, уберу Учиху от мангала! Я не собираюсь жрать угли вместо еды!* * *
Из-за отсутствия лишней мебели, в доме Хидана вдоволь места развернуться. Живёт тайный, но верный фанат Джашина-самы скромно, только самое нужное для элементарного удобства. Куча разноцветных подушек всех размеров и несколько огромных матрасов, например, определенно, крайне важны для такой роскоши, как удобство. Сам дом небольшой: пара комнат, кухня и уборная с мойкой. Соседняя постройка — баня, но её завоеванием сослуживцы займутся завтра, на более трезвую голову. Спальные места заготовлены, а вроде как в гостиной накрыли символическую поляну: скатерть прямо на вымытом до блеска деревянном полу, на ней чудом спасшиеся стейки в круглом блюде и прочая откуда-то надыбанная закусь. Пойла в доме священника предостаточно, им его снабжают на халяву, как выяснилось. — Слушай, куколка, давай без Шикамару, а? Меня заебал этот сопляк! Я его скоро урою в его хреновом оленьем заповеднике! — растопырив руки в сторону в дверном проеме столбом стоит Хидан, в одних штанах, с голым смуглым верхом, поглядывает на блондинку умоляющим взглядом. — Сперва извинишься перед ним, а там я подумаю, — пригрозила бета, указав наманикюренным пальчиком в сторону своего Акасуны, с которым они нежились в импровизированном гнезде из тонкой перины и подушек. — Да пошёл он. Не буду я перед ним извиняться, — фыркнув, священник слился вместе с Хошигаки в дровник; прохладно в доме. В медике же взыграло какое-то дурцкое светское приличие, тупые шуточки скатились на дно дальнего ящика, уступив место замашкам культурного эрудированного человека, распивающего с дамой морс вместо самогона и охотно отвечающего на все ее расспросы, успевая болтать и любоваться ее милым образом. А еще, Сасори нравится, когда стиль девушек грамотно подчеркивает их женственность, миловидность и… привлекательного вида округлости. Это выглядит красиво. И Яманака Ино с первой минуты знакомства переняла на себя ассоциацию с ангелком-амуром, а коммуникабельный врач сам не заметил, как всё его внимание автоматически досталось белокурой бете.* * *
Вдоволь набив живот и пропустив стопку для более спокойного сна, Итачи юркнул в спальню, занял для себя местечко с краю, проявив уважение к товарищам и урвав не самый выдающийся матрас и подушки. Жарко, свёрнутый аккуратно свитер отправляется на табурет, а приунывший утомившийся омега, собирался залечь под покрывало, но передумал, приметив на застеклённом балконе Дейдару с сигаретой в зубах. Спецовка беты небрежно валялась в районе единственного гардеробного табурета, Тсукури посчитал — всем пофиг, если он затусит в облегающей синей майке и эластичных трусах того же цвета. Длинные распущенные волосы скрывали половину лица парня, прекрасно маскируя недобрый взгляд в сторону омеги, подсевшего рядом на самодельную скамейку и урвавшего сигарету из пачки, выданной на разбор Акасуной. Подле Дейдары Итачи узрел наполовину опустошенный стакан чего-то непонятного, разбавляющего горьковатый самогон. — Знаешь, а Хидан не пиздит. Природа, вправду, сука. И шутки у нее над нами гнусные, — медленно затянувшись, Тсукури впервые за вечер посмотрел на капитана в упор. – Но, ты вряд ли меня поймёшь. В ответ омега молча вздохнул, распустил волосы, позволив им затенить лицо, коснуться обнаженной груди; кожу головы неимоверно стянуло за день, ощущения немного неприятное. — Поверь мне, пожалуй, ни один здесь тебя не поймёт, так как пойму тебя я, — Итачи улыбнулся поглядывая на Тсукури, раздражая оппонента и печальной улыбкой и своим ответом. — Знаешь, — бета угрожающе ткнул омегу пальцем в грудь, — а ведь я такой же как ты. Я ничем не хуже тебя. Точно так же воевал, убивал, скрипя зубами, пытал своих же отступников на допросах. Никогда не был слабаком, заботился о товарищах в бою и проходил смиренно те же мосты из битого стекла. Но я — второй сорт. Всего лишь потому, что по дурацким правилам природы, бета — блёклая тень, на фоне всеми любимой омежей породки, — ухмылка на бледных губах Дейдары, исказилась в горькую и ненавистнеческую. — Ты не можешь меня понять. Ты чёртова омега с влажной дыркой, на приторный амбре которой ведется каждый второй самец — вот он, весь залог чужого внимания. По их мнению, виться за сучкой — честь. И не замечать тех, кто способен дать гораздо больше, нежели перепих или дружба. — А почему ты напрямую с ним не поговоришь об этом? В лоб он тебе за это сто процентов не даст и носа воротить после разговора тет-а-тет от тебя не станет. Я его знаю прекрасно, — равномерным спокойным тоном проговаривая каждую фразу, Учиха продолжает потягивать сигарету, осознавая, что собеседник не ожидал услышать от него нечто подобное. — Знаешь ли, Кисаме - человек, который видит за версту соринку во взаимоотношениях посторонних людей, сам же, как вояка до мозга костей, принимает знаки внимания за простую товарищескую заботу, не врубаясь в прямые намеки. На долю времени между бетой и омегой разразилась пропасть молчания, будто каждый из них переваривал инфу, все еще не в состоянии определится — комментировать, или же промолчать и дальше. — Говоря о природе, ты прав. Но грешникам нельзя на нее сетовать, она смеется нам в лицо за поступки наши, находя на каждого ядовитый крючок индивидуального калибра. Знаешь ли, самки тоже имеют манеру вестись на самцов до помутнения в мозгах. А потом вдруг оказывается, что повелся ни на того, а уже слишком поздно, чтобы что-то поменять. Тсукури вновь усмехнулся, но как-то ненаигранно, без ехидства. — Знаешь, Учиха, пол жизни бы отдал, чтобы поглазеть, как ты растекаешься по какому-то кобелю. Неужели твоя породистая задница на такое способна? — И не на такое способна. Откровенно говоря, мне сейчас в какой-то мере даже хуже, чем тебе. А еще, домой безумно хочу, обратно к вам. — Лично мне без тебя неплохо живётся, — сердечно признался Тсукури, кладя руку на грудь. — И я желаю тебе нормального породистого самца и коляску тройняшек от него, лишь бы больше не видеть твою протокольную физиономию в радиусе моего поля зрения в нашем лучезарном княжестве. Ей-Богу, даже подарки тебе на праздники слать буду. Не знаю, кто там твой идол мокрых фантазий, но, надеюсь, он тебя выебет заставит осесть на жопу около него и крестиком вышивать. Ничего личного, просто ты вообще не вдохновляешь мою природу, ты ее раздражаешь, настолько сильно, что я иду спать. — Ну и иди, — бросил омега вдогонку сотоварищу. — Мне вот спать расхотелось тут с тобой, на улицу пойду. Затеряюсь на дороге жизни, на качелях. Про то, что домой хочется, но вряд ли получится, омега предпочел умолчать. Нечего тешить самолюбие белобрысого выскочки.