Долгожданная встреча

Безмолвные солдаты нежити выстроились в два ряда в главном зале. Они напоминали высокие сухие статуи, просто использованные для украшения зала. Его находка, его храмовая стража и наследие от его матери. Игла нестерпимо жгла руки, Ярзла не выдержал и в ярости отбросил иглу некроманта. На коже надувались волдыри, один лопнул и изошел тонким дымком. Да как же так! Это был его инструмент, его вечный инструмент для создания армий под песками, а он больше не мог даже удержать его в руке! Молодой шейд вытянулся, пройдясь между рядами немых солдат: рты он им зашивал, чтобы челюсти со временем не провисали и не отваливались. Длинный темный плащ, прикрепленный к плотному нагруднику, с вышитым, как в насмешку, знаком убежища с распростёртыми от него к плечам крыльями птицы, метался за ним, как исполинский хвост. Он пытался достучаться до своих созданий, но проскальзывал сквозь оболочки, не в силах соприкоснуться с тем, что могло оживлять останки. Некромантия отвергла его, такая знакомая сторона его магического дара не хотела иметь больше ничего общего с шейдом. Он не жив, и не мертв. Волшебник обманул смерть, и она ему отомстила. Молодой шейд, занимавший теперь место Ипну, взвыл, схватил одну из амфор для бальзамирования и раскрошил ее об мраморный пол. Он неплохо справлялся со своей ролью, хотя изменения, произошедшие из-за слияния с духом, уже коснулись его: он ловил в себе незнакомые эмоции, чувства и желания, и только воля юного мага сдерживала принявшего свое настоящее имя Ярзлу от поступков, которые Ипну не мог себе позволить совершать. Теперь это их общее тело, как и общие силы, и это страшно бесило. Проклятье! Следующая амфора полетала в ноги мертвецу и переломила их. Войны остались безучастны: шейд и его гнев для них не более, чем смена погоды. Разрушать созданное ему понравилось, и Ярзла в ярости налетел на свои бывшие "игрушки", раздирая их механические тела. Удлинившиеся руки, воспроизводившие форму крыльев, позволяли ему дотянуться сразу до двух стоящих напротив друг друга безучастных солдат, чтобы ускорить процесс их терзания. Нет больше послушных союзников, нет больше армии защитников, нет больше успокоительного холодного покоя, готового принять его в свои обьятия! Есть только злость и бесконечная потребность в ворожбе, без которой не удержать нестабильное тело, есть сила духов, рвавшаяся из пальцев, как стихия, растягивавшая его тонкий гибкий костяк в тело чудовищной виверны, а больше нет ничего! Он застрял в этой форме, в этом возрасте, он уже не изменится, не постареет, не отрастит бороды (если ему такая и полагалась).Нара изменится, родит детей, постареет и когда-нибудь спокойно умрет, а он останется таким, каким умер при Фархтен Дуре, и даже после смерти лишь разлетится пеплом! "Сонмы, как наименее упорядочненые шейды, не пересекают порог двух десятков лет!". Так Ипну и не дожил нескольких дней до своего двадцатилетия, всё правда. Новый шейд, совершенный шейд, крылатый шейд. Все всегда хотели получить из него что-то своё, никто, кроме матери, не спрашивал сына шейда, о чем мечтал он сам. Последний покойник упал, как подкошенное дерево, отвалившиеся кости со стуком покатились по плитам храма. Ярзла тяжело дышал: крылья весили немало, когда он поддерживал их. К этому нужно было привыкнуть. Ему понравилось сохранять человеческую форму, но изменять свои руки так, чтобы могучие крылья складывались плащом, и оставлять себе по три когтистых пальца, чтобы цепко удерживать в руках предметы. Хотя большую часть своего нового существования они предпочли бы провести в максимально приближенной к его исходному телу форме: незачем выдавать то, что поселилось в его сердце тем, кому не стоило этого знать. Особенно когда живешь в туннелях под городом-храмом в пустыне. И тем веселее будет наблюдать, когда нападающие увидят его переход в форму Тени. Ипну построил для своих людей храм, поднимая из недр Хадарака каменные плиты и блоки с помощью духов земли и рук неупокоенных, а грайверы, зодчие недр, копали под его управлением лабиринты подземных ходов, где мог незаметно обитать сын шейда и некроманта. Он хотел жить среди людей, он хотел быть обычным, нормальным, или хотя бы умело притворяться им. Нет больше даже иллюзии, что он сможет вести жизнь, о которой тайно мечтал. Он поздно это понял, когда потерял последний шанс на то, что мечта сбудется. Некроманту еще можно прятаться среди людей, они незаметнее всех из магов, да и вообще не склонны обозначивать свое присуствие, если их не тревожат, а вот куда спрятать гиганскую голодную виверну?! Он снова проклят, проклят и заперт в храме под песками. Никогда ему не выбраться из своих подземелий, потому каждый раз он будет приносить несчастной Алагейзии только зло. Юноша в бессилии опустился на пол, усыпанный останками умершей повторно стражи, касаясь холодного пола своими обычными белыми руками, которые горели от внутреннего жара. Как будто что-то выжигало его изнутри, уничтожая его сущность, его память о самом себе, и тех, кем он имел неосторожность дорожить. Всё сгорало. Все сгорали. Айтварас был прав. Какое счастье, что его матери уже нет среди живых: ей не пришлось увидеть, кем он стал. И есть хотелось страшно временами. *** - Сколько он так спит? - Он пару дней не открывал глаз. У него поднимается жар. Не могу его добудиться, он меня не слышит. Он никого не слышит. Скоро люди начнут беспокоиться, что Хентиаменти покинул их, и мы получим передел власти в храме. - И что? - заговор против молодого шейда, оказавшегося во главе города-храма для беглецов, казался Дурзе вполне естественным - по мнению Тени, его сын самоубийственно решил поселиться на бочке с порохом. Рано или поздно людей станет больше, и им не понравится, что над ними живет нечеловеческое создание, привечающее в садах своих темных сородичей. Сына банально заколят кинжалом в спину, если он не будет в силах убивать своих подопечных сам, а с его дурной благочестивой головой скорее всего так и будет. Достроит свое "убежище" и его люди под ним же сына и похоронят. Мертвому богу молиться куда как проще. Это была одна из причин, почему шейд Дурза, бывший когда-то мальчишкой-кочевником Карсаибом, не вернулся в блеске своего могущества к тем, кто изгнал его семью, чтобы ими править. Хотя, что греха таить, род клеветников, запустивших ход колеса его несчастий, пресекся в тот же год, когда родился шейд: Дурза, рожденный из ярости и мести, своих должников помнил хорошо. Шейдам нельзя доверять никому, потому что им никто не доверяет. Люди всегда пытаются обмануть духов, завидуя их силе. - Сам смотри. - кошка приоткрыла полог. Молодой шейд лежал на ложе, которое обустроил под свои новые потребности. Он содрал все полотнища, создававшие приятный полумрак для подслеповатых раньше глаз: крылья, то возникая, то исчезая на месте его рук, в них путались. Одеяла тоже выбросил: спал он теперь только на животе, поджав под себя ноги и закутавшись в бесконечные бархатисто-угольные перепонки. - Он же уже изменился, почему это снова началось? Почему его качает туда-сюда? Дурза презрительно фыркнул: очнулся после трансформации и нашел путь домой - еще не значит установился в своем новом теле и мозгах. Дурза был рад сыну в любой его форме, ему ли выставлять условия. Себастьяна вопросительно посмотрела на уже поднявшегося на ноги, хотя и прихрамывающего красного шейда в поисках помощи. Но каждому обращенному шейду приходилось пройти путь трансформации в одиночку, и еще будет хорошо, если сын вспомнит о том, кем ему были старый Дурза и не менее старая кошка, когда проснется.