Долгожданная встреча

Эльфийка шла по ночному лагерю: она помогала раненым, давая Эрагону и Сапфире время для восстановления после битвы с шейдом. Она и Анжела приняли на себя основную работу по развеиванию магии шейда. Яд, распространяемый тем монстром, что призвал Дурза, проникал в память и коверкал разум, смешивая воспоминания, сливая воедино образы кошмаров и реальности. Такова была магия и природа шейдов*, состоящих из наполовину из тьмы и наполовину – из лжи. Как только чудовищная тень, напоминавшая ущербный, исковерканный дух дракона, с ревом унеслась в небо Фархтен Дура, ургалы набросились друг на друга, уничтожив армию шейда. Без воли Дурзы, пропитавшего их мысли своим колдовством, исчезновение шейда свело их с ума, и войскам сопротивления без труда удалось отогнать остатки армии от стен Тронжхайма. Сам Эрагон, получивший заслуженное звание Победителя Теней, находился в бреду воспоминаний, спутавших его собственную память с памятью чёрного колдуна и оставившего юного всадника блуждать в лабиринтах его сознания, и эльфийка прекрасно понимала, как губительно влияние королевского шейда. Арья до сих пор страдала от того, что с её разумом творил Дурза в подземельях Гиллида. Тело её восстановилось и излечилось от яда, но разум был осквернен прикосновением шейда, и в своих снах она раз за разом возвращалась к каменной плите, к которой были прикованы ее руки, и к ненавистному взгляду багровых глаз. Очнувшись после удара заклятья в темнице, она была готова защищать тайну рождения Сапфиры ценой своей жизни. Дурза пугал её своей мерзостной противоестественной природой: говорили, что часть волшебниц умирает в его замке не столько под пытками, сколько от страсти Тени.** Но шейд, проникая в её мысли долгими ночами, не испытывал ничего к её телу, кроме брезгливости. Она ненавидела его за все, за Фаолина, за Брома, за других Стражей, за всех-всех-всех, и еще за этот взгляд, которым встретил ее шейд в Фарад-Дуре. Ненавидь он её в ответ - это было понятно, но даже в последний свой день Дурза потешался над ней, как будто знал что-то, чего ей было не дано понять. Призрак Дурзы, тень Тени, преследовал Арью, стоило ей только сомкнуть глаза. И даже сейчас в темноте ей чудилась нескладная, слишком высокая фигура шейда, склонившаяся над спящей девушкой с пышными волосами. *** Ярзла бесшумно опустился на камни, сбрасывая свой образ и, пробежав десяток шагов, погасил инерцию полета виверны. Он решился на крохотное безумие, вылазку, с целью которой согласились оба его компонента: Ипну хотел удостовериться напоследок, что его подруга детства пережила эту ночь, а Айтварас, все больше растворяющийся в Ярзле, хотел посетить поле своей боевой славы в последний раз. Ипну почувствовал, как тосковала по нему Нара, и не мог не попрощаться с ней хотя бы немного добрее, чем сделал это тогда. Даже если ему приходилось делать это после смерти. Шейд вдохнул ночной воздух, пытаясь найти знакомый запах, всегда напоминавший ему пусть небогатые, но растущие на гиллидской пустоши полевые цветы. Чудесный запах Нары. Юноша легко переступал через спящих в развернутом под открытым небом лазарете, разыскивая знакомую: легковесные Тени двигаются бесшумнее кошек. На объятом когтями Айтвараса сердце полегчало: нашел среди раненых. Нашел, какое везение! Впрочем, немного помочь ей с лечением он тоже мог: сила некромантии его покинула, но вложить энергию в лечебный знак он еще мог, да и в перевязках разбирался на славу: не зря полжизни проторчал с матерью в Гиллидском лазарете. Когда дело было кончено, сын шейда аккуратно оттопырил карман своего широкого плаща с длинными рукавами - в нём мелькнули глазки-бусинки. Пивы, мелкие полевые духи, покровительствовавшие сорным растениям и больше похожие на безобидных мышей, с любопытсвом таращились на спящую девушку со страшной ладони молодого шейда. - Присмотрите за ней. Если с ней что-то случится, донесите мне немедленно. - погрозил духам- «мышам» острый коготь виверны. - Отвечать будете передо мной своими хвостами. Пивы на мгновение завозились вокруг, совещаясь, не свить ли им гнездо прямо в волосах Нары, но потом резко исчезли. Ярзла оглянулся в сторону лагеря к тому, что потревожило его маленьких приятелей. *** Арья молча достала свой светлый меч. Дурза вздрогнул, как будто не ожидал от нее такой реакции. Проклятый кровопийца явно не собирался покидать Алагейзию так легко, и пришел питаться самой легкой добычей: ранеными, коих в засыпающем после недавней битвы в Торнжхайме было хоть отбавляй. И как только земля носит этих ненавистных всему живому тварей! Дурза, а это был он, потому что его проклятое лицо она не забудет до конца своих дней, внимательно посмотрел на нее красными глазами и безмолвно поднял перед собой тонкие руки с острыми когтями, как будто прося пощадить его. Это движение не могло ни усмирить, ни отсрочить ярость Арьи, намеренной защитить раненую девушку. Шейд отступил на шаг, на два, три, все еще выставляя руки перед собой, как будто прося не атаковать его, но Арья уже сорвалась с места, намереваясь пронзить мечом ненавистный призрак ее мучений. Шейд легко увернулся от удара, подскочил, но вместо того, чтобы атаковать Арью... бросился от неё наутек. Арья закричала от отчаяния и бросилась за ним через ряды просыпающихся войнов: этот кошмар, даже если был лишь видением, должен был её покинуть и во сне, и наяву. Но Дурза лишь легко уклонялся от заклятий, как будто играя с ней в кошки-мышки, и это было еще унизительней, чем если бы он принял бой. *** Шейд замер у самого края обрыва, куда привел их в этой игре. Видимо, он хотел продолжать мучить её в одиночестве, как и в камере темницы. Синяя молния порхнула рядом с его лицом, но шейд даже и не думал ответить ей. Он нагло сцепил когтистые руки за спиной, как бы предлагая ей свою открытую грудь для удара, и бравируя тем, что и шейда со связанными руками Арье не одолеть. Или будто Дурза собирался поклониться ей в приглашении к танцу на самом краю ночного обрыва, чуть нагнув потемневшую у основания волос голову к груди: часть красноты из его волос "вымылась" после смерти. Арья жалела лишь о том, что с ней нет лука: так бы проклятый колдун не убежал далеко. Шейд весело поднял верхнюю губу в том подобии ухмылки, на которое был способен: в темноте блеснули острые зубы. Это уже было слишком. Арья, восстановив дыхание после бега в несколько ударов сердца, сделала еще один шаг к нему, но шейд сделал его раньше. Только вот шагнул он назад и начал заваливаться с обрыва, его плащ, взметенный поднимавшимся потоком воздуха, отражаемого стенами ущелья, сформировал огромные отвратительные крылья, искажая и горбя силует шейда под его весом. Таких чудовищных трансформаций в ее кошмарах шейд еще не претерпевал. Но она должна была успеть! В тот момент, когда клинок Арьи должен был войти в тело шейда, тот оттолкнулся ногой от края, и лезвию не хватило толщины волоса, чтобы коснуться черных одежд. На мгновение Арья покачнулась на краю обрыва, и их лица оказались на расстоянии вытянутой ладони друг от друга: Дурза падал вниз, а она пыталсь выровнять равновесие над ним. И Арья была готова поклясться, что смерть шейду определено была к лицу: выглядел он моложе и гораздо... опрятнее. Но она не попала! Проклятый Дурза просто дразнил её, увлекая к опасному обрыву, куда эльфийка готова была упасть только в мареве разлетающегося на куски тела своего врага. Арья вернула равновесие, устояв. Шейд, снова издевательски улыбнувшись ей, взметнулся вверх, обдав ее волной горячего тепла от угольно-черных крыльев, и растворился в ночи. Арья тяжело дышала. От погони, от боли в раненой руке, но еще больше – от неудовлетворенного желания пронзить тело мерзкой твари клинком, чем бы она не была – большой ночной птицей, прилетевшей полакомиться мертвечиной, видением, вызванным отравой шейда или каким-то невероятным образом вернувшимся после смерти Дурзой. Эта история между ними еще не закончилась, пока он не отплатит за все ее мучения и смерть Фаолина. Существование и смерть крылатой твари были нужны Арье, как долгожданное лекарство от безумия, которым её заразил шейд в Гиллиде. *** Ярзла ударился о землю, принимая свой обычный облик и приглаживая черно-красные волосы. Он глупо залюбовался невероятной красотой эльфийской принцессы, до этого он видел ее лишь мельком на перевале, а сейчас едва не попал в передрягу, которая могла иметь для него очень неприятные последствия в виде клинка в сердце. Хорошо, что Айтварас обладал быстрой реакцией, и их спас. Ярзла подумал было рассказать отцу о случившемся, но перед глазами живо встала картина, как Дурза в два мощных удара перерубает шею выращенной им черной виверны своим мечом. Картина получилась такой яркой, что молодой шейд решил пока не тревожить своего грозного, но все еще слабого от ран родителя. Да и было ли о чем беспокоиться? По мнению Ярзлы - нет, он был лишь ночным призраком на опустевшем поле брани, да и чувствовал себя под стать. Вероятно, Ярзла, будь он более опытен в личностных отношениях между хотя бы людьми, отнесся к ночному происшествую более серьезно, особенно если бы он знал, с какой обидой и ненавистью на его прыжки по ночным скалам от Арьи смотрела еще одна пара глаз. И эти глаза принадлежали Тирмской ведьме Анжеле, с чувствами которой его отец обошелся совсем не лучшим образом. *Айтварас распространяет ауру ужаса сам по себе, поэтому не надо винить шейдов, но не все же так хорошо разбираются в духах, как Дурза. По классификации мифологических существ Айтварас - инкуб, поэтому наводить кошмары и видения он может сам по себе. ** шейду бы такая репутация польстила, но он бы не согласился с правдивостью этих слухов.