Долгожданная встреча

Комната и полуобнаженная женщина в распахнутой белой рубашке вспыхнули и пропали во мраке, как будто ему сожгли глаза. Дурза завыл, закрыв лицо. Ему казалось, что по нему прошел огненный вал. Подхвативший его, ударивший в спину, и прошедший через шейда насквозь. Кожа была обожжена, пошла пузырями, разъедавшими его плоть, как гангрена. Нагрудник, прикрепленных к плащу и содержавший в себе магическое плетение для защиты сердца, вдруг оказался непомерно тяжелым для вяло вздымающейся грудной клетки, и душил шейда. Дурза сунул подрагивающие пальцы под свою нарядную броню, отодвигая ее, чтобы хотя бы иметь возможность пусть и с хрипом, но вдохнуть. Напуганная своими делами женщина тоже тянула нагрудник от его груди, и шейд в ярости оттолкнул ее рукой. Силы в его руке, обычно нечеловечески мощной, осталось так мало, что получилось только смять ее рубашку, и шейд сполз обратно в кресло, не устояв на ногах. Он был не в силах разорвать это прикосновение. Хотя с удовольствием бы разорвал эту женщину в клочки сейчас. Сердце разрывалось, как если бы его уже пробил клинок. Аварис, которая едва не светилась белым для затуманенного взгляда шейда, задрала его одежду свободной рукой, ища его рану. Толстый шрам, пересекающий левую половину груди с наростами больной, наслаивающейся друг на друга мазками раневой плоти, выглядел раскаленным от крови на фоне бесцветной кожи. Казалось, грудная клетка Дурзы вот-вот разломиться в этом месте, выбросив из себя полыхающее сердце. Она потянулась к источнику боли, но шейд извернулся в ее руках, закрывшись плечом от ненавистного прикосновения и ругаясь без остановки. Женщине тоже было больно, но это была боль другого рода. Её жизнь впервые была не на кончике волшебной иглы или навершении посоха, яростный огонь перекинулся на нее и полыхал внутри не меньше, чем в раненном сердце шейда. И если она разомкнет с ним объятия, это казалось смертельным для них обоих. Магия испепеляла ее изнутри, и одновременно с ней остывал шейд. - Успокойся, милый, - ей пришлось силой развернуть к себе лицо страдающего шейда, сжимая его сухие руки, покрывшиеся сеткой морщин, и одновременно боясь, что, если она приложит чуть больше силы, ее собственная рука сломается, как перегоревшая изнутри ветка. – Возьми это обратно. Я сейчас расплавлюсь изнутри. Шейд, злобно выдохнул, перестав пытаться стряхнуть с себя Аварис. Магия и духи не выбирают себе сосуды с тонкими стенками, если выбирают их самостоятельно, - даже практически умирая, Дурза мог похвастаться мощной волей, способной подчинить себе магический поток, который опустошал его тело. Ударная волна оглушила его снова, бурлила, шла завихрениями, взметая пену, разлетающуюся искрами. Губы трескались, кровь, внезапно оказавшаяся соленой на вкус**, стекала в рот, мешая колдовать. Волна, ставшая белой, как кость, оттолкнулась от груди Аварис изнутри, где ребра прирастают к позвоночнику, и по тугой дуге изменила свое направление, наливаясь раскаленной краснотой там, где рука женщины сжимала бледную ладонь шейда. Входящая сила успокаивала нечеловеческую боль, надтреснутые ребра срастались, и рана на сердце закрывалась от касания волшебства, насыщавшего шейда, восстанавливая ему дыхание и возвращая способность думать. Он сбросил с себя руки некроманта, едва не упустив тот момент, когда получит больше сил, чем имел до этого, оставив от Аварис одну телесную оболочку. Только лича из неудавшейся любовницы ему не хватало после такой встряски... Но когда шейд поднялся на ноги, тяжело опираясь на упавшее набок кресло, плоть напомнила о цене за то, чтобы проводить через нее не самую светлую магию. И боль вернулась. - Зачем?! Зачем ты это сделала?! Чего тебе не хватало?! – прохрипел шейд, не в силах прикоснуться к своему лицу, которое открыло новые горизонты уродства. Пергаментная кожа шла трещинами, а на щеках открылись безнадежные язвы: плоть, обычно такая устойчивая к ранам, просто расходилась, не собираясь срастаться, а как будто отгнивая.– Шикса! Шазис! Прочь отсюда, - шейд закашлялся, избавляясь от свернувшейся на стенках горла крови, и, схватив Аварис за рубашку, поволок ее к двери. Злоба вздымалась в нем, как лава поднимается по опаленному жерлу вулкана, и лучше бы проклятой женщине убраться отсюда до того, как гнев найдет свой выход. Шейд просто выкинул ее за дверь одной рукой, с шумом захлопнув створки. За резной дверью в стену врезался кубок, брызги вина оросили порог, запачкав край рубашки Аварис. За кубком последовал звонкий удар, очевидно, кувшина, и наружу потекло тяжелое красное пятно. Внутри, под яростные шипящие ругательства, жалобно всхлипнул оникс, превращаясь из резных фигурок в жалкие крошащиеся осколки. Аварис поднялась на ноги, отнимая ткань рубашки от содранных коленей, и прислонилась лбом к холодной каменной кладке, остужая пульсирующую головную боль и тревогу за того, кто бесновался сейчас внутри. *** На следующий день шейд не почтил ее своим присутствием, и её никто не позвал. Сама женщина боялась нарушать покой своего пострадавшего возлюбленного. Он был с ней искренен, она тоже старалась быть ему понятной, но магия сопротивлялась их союзу, и сродство к ней у шейда нанесло по нему сильный удар. На второй день её позвали в покои шейда. Обстановка была сменена почти полностью: не многим вещам удалось пережить вспышку гнева шейда. Знакомый до боли изгиб белоснежного жезла схиллс, сгорбившегося у двери под наброшенным на него полотнищем, заставил ее сердце сжаться. Дурза стоял у окна, не повернувшись к ней лицом, и сложив руки за спиной. По запястьям, где она сжимала его руки в ту ночь, под нарядные рукава мантии уходили полоски перевязочной ткани. Красная грива выглядела блеклой и из неё то тут, то там торчали пряди, как обломанные шипы на его броне. В комнате стоял стойкий запах солодки и змеягодника. - За то, что ты сделала, ты заслуживаешь смерти. За неуместную глупость и желание я пощажу тебя в последний раз. Забирай свой посох и убирайся к раззакам отсюда. – коротко бросил шейд. – Чтобы я тебя больше не видел. «Лучше бы я тебя вообще не видел никогда». Некромант, не веря своему счастью, сжала белое дерево схиллса, напоминающее отполированную кость. - А как же клятва? - шейд сжал зубы: ему было тошно и от нее, и от себя, и от того, что он отдает такой артефакт, да еще и отпускает женщину. Но эта женщина, связанная с ним так плотно, его ослабляла. Он тосковал вечерами и едва не откатился назад в своем теле. Сила выскользнула из шейда также, как раньше он собирал ее у других. Ей нельзя было оставаться рядом с ним или - в живых. Может быть, она так хитроумно решила избавиться от клятвы, превратив ее в оружие? Кто знает, женщина была хитра. Но шейду хватало того, что нужно было вливать в живое тело Гальбаторикса солидные порции силы, второго такого кровососа он заводить не собирался. Шейд молча схватил ее за руку, практически смяв ее пальцы. Капли мази выступили из-под повязок шейда и скользили по коже некроманта, оставляя неприятное покалывание. Связь, с которой она уже давно обвыклась, оборвалась внезапно, как лопнувшая струна. Женщина зло поморщилась: впечатление было не лучше, чем если бы у нее внезапно пропала одна рука, и ветер холодил кожу. - Теперь – убирайся. - Но... Ты... Вы уверены, что хотите этого? - Аварис выглядела жалко и отчаянно, как пострадавшая в схватке кошка, бросившая вызов ведущему в стае бездомных собак. Шейд не считал необходимым поворачивать к ней свое лицо. Он видел ее отражение в мутноватом оконном стекле, и ему этого было достаточно. - Я уверен, что тебе пора прекратить пытать мое терпение. Но в этот раз терпение не выдержало уже не у шейда. Обычно нечеловечески спокойная женщина, сжимая свой драгоценный посох, встала напротив Дурзы, загораживая ему вид из окна. Куда он не переставал смотреть даже «сквозь» нее. Прямого взгляда шейда стоявшая перед ним не заслуживала. - Знаешь, почему это случилось, Дурза? – темная кошка была безумна. - - Помнишь, как после Дарета ты отдал мне часть своей силы, чтобы я восстановилась, и сказал не бояться, иначе потеряешь контроль? И что ты мог это сделать из-за клятвы? – Ей пришлось отступить на шаг перед ним, чтобы поймать неподвижный взгляд тускло-багровых глаз: он помнил все их общие ночи. – Потому что ты испугался. – шейд предупредительно поднял верхнюю губу, показывая желтоватые острые зубы и давая женщине намек, кому и кого здесь нужно бояться. – Да, ты испугался. Ты боишься, что я хочу тебя обмануть, и тебе проще выгнать меня, чем это признать. - Бред. – резюмировал шейд, никак не изменив своей позы, как если бы обратился в мраморную статую: он потратил всю свою сдержанность, дослушав ее монолог. – Позволь дать тебе совет на прощание, женщина: если от твоих слов ничего не меняется, то лучше молчи. Будешь выглядеть умнее, чем ты есть. – у крыльев длинного носа шейда залегли презрительные складки. - Все гораздо проще: ты можешь быть опасна для меня, и я не хочу, чтобы ты была здесь. В счет нашего прошлого... сотрудничества, я не буду убивать тебя. Это мой тебе прощальный подарок в ответ за желание меня порадовать. А теперь – пошла прочь, пока я сам тебя не вышвырнул. Аварис в ярости мотнула головой, и прошагала к выходу из комнаты, отряхнув подол платья от несуществующей грязи, которая могла осесть на ней в этом разговоре. Она тоже очень устала уступать шейду, сглаживая углы его поведения. - Мне очень жаль, что мужчина с таким храбрым сердцем не нашел в себе смелости поверить, что он... - Заткнись и провались в бездну, - безразлично прервал ее шейд и первым покинул комнату, пройдя мимо замершей ведьмы. – Я тебя больше не хочу, только и всего. Злиться сил больше не было. Вообще сил было слишком мало: вероятно, Дурза и правда стал стареть. ** Дурза не чувствует вкуса, когда стабилен в своем состоянии.