Долгожданная встреча

Женщина поставила на прикроватный столик толстую свечу, отразившуюся в любовно сощуренных глазах высокого красноволосого мужчины. Он полулежал на подушках, уже избавившись от расшитой алыми и золотыми нитками мантии, абсолютно обнаженный, и при приближении женщины небрежно отбросил самый краешек гисского покрывала, прятавшийся между бедер шейда, только золотистая кисточка махнула в скудном свете. Наилюбезнейшее приглашение, безмолвно открывшее все планы шейда на ближайшее время. Планы были твердыми от ожидания. Женщина села на край постели, обняв руками искаженное тенями от шрамов лицо колдуна, и поцеловала его губы, убирая вечно непослушную прядь, то и дело падавшую шейду на лоб, как маленький ручеек крови на бледном мраморе. - ... прекрасней всех людей, - сердечно заверила шейда ведьма своим постоянным комплиментом его чудовищному образу. – Ты прекрасней всех людей. Это была настолько наглая ложь, порожденная в затуманенном любовью уме женщины, что он восхищенно потянул ее к себе за руки, укладывая рядом. - Хочу исполнить свое супружество, как полагается. – шейд сел на лежащую женщину так, как будто собирался прыгнуть, выгнув спину, и положил руки вдоль ее тела. – Хватит этого баловства, женщина. Я соизмеряю силу и не наврежу тебе. C когтями тоже освоился. Пора. Его живая «подушка» попыталась скинуть усевшегося на ней Дурзу вбок, но тот был слишком хорошим наездником для такого маневра, поэтому просто сжал ее коленями, а свободными руками начал отбирать покрывала. - Разыграла меня и прячешься? – шейд, закусив темноватую губу, сделал движение бедрами, как будто подгонял коня или имитировал соитие. Она дала ему надежду во время купания, помогая, и теперь он не собирался отступать. - Не поможет, женщина. Сама распалила, отвечай за содеянное. - Зато ты вот ничего не прячешь, - лукаво ответило ему содержимое покрывал, обличая полную наготу шейда. - А что? – поинтересовался шейд. – Я отдыхал после купален. Зачем еще сушить простыни после меня. - Дурза пошевелил лопатками, проверяя, мокра ли еще грива красных волос. - И ты уже видела меня, а в мужском теле нет ничего постыдного. Иди же ко мне, женщина. Шейд немного лгал: невзирая на успех массажей и упражнений, он еще недавно нервничал, когда женщина касалась его обнаженной груди в области раны над сердцем, самого большого и уродливого рубца на расколотой грудной клетке, но потом привык доверять ее рукам. И даже сделал это своим выражением любви к жене, когда клал их на рану поверх одежды, как будто вручая ей в руки свое черное и больное сердце. Сомнительный подарок, но единственный, который он мог сделать. - А в женском – есть? – ведьма смилостивилась, подняв покрывало. Камин еще не начал отдавать тепло, и комнату холодило. - В женском есть... сокровенное, - проворчал шейд, залезая под одеяла и в ее объятия, - женское тело нужно заслужить или завоевать, чтобы видеть его наготу, оно гораздо ценнее мужского. Поэтому вы должны прятать его получше. Дурза, обозначив свои права, то и дело выговаривал ей, что женщина одевается слишком открыто. Видимо, давала о себе знать его южная ревнивая кровь. Будь его воля, шейд бы замотал её в покрывало и запретил кому-либо ещё под это покрывало смотреть. Но, после стольких прожитых в Алагейзии лет, Дурза смирился, что жена может ходить и так. Но показательно хвалил закрывающую низ лица вуаль, потому что "чем больше скрыто, тем больше радости снимать покровы", или просто шейду нравилось представлять его широкую постель шатром и переноситься на юг хотя бы в своих мечтах. - Но мне ты покажи. - скрипучий голос шейда стал требовательным, "капризным", как называла это его настроение Аварис. - Мне можно смотреть. В ответ на его предложение женщина усмехнулась и запахнула свою рубашку, скрестив руки на груди и отвернувшись от замершего в ожидании ласки колдуна. Дурза пристрастился к тому, что за ним ухаживают, помогая подготовиться к страсти, но сейчас шейд был разгорячен достаточно, чтобы пропустить это представление и поработать самому. - Не смей отрицать, что я заслужил тебя! - Аварис, подогревая его нетерпение, ловила и отстраняла руки шейда, рыскавшие на ее поясе в поисках завязок ночной рубашки, обвивающейся двумя слоями ткани вокруг пояса: сердце шейда быстрее нагнетало кровь, когда тот злился от того, что подозревал обман своих чувственных ожиданий. - Ты - моя женщина. Моя! - шейд явно получал удовольствие от объявления своих претензий вслух. - Ты - мой трофей. Моя добыча. Моя награда.- это было правдой, шейду пришлось попотеть, чтобы выпросить у Гальбаторикса за работу возможность оставить ведьму себе, как свою находку, но шейд преуспел. - Я в своем праве с тобой. И я тебя поучу быть мне хорошей женой. Аварис попыталась приподняться, упираясь наваливающемуся на нее своим длинным сухим телом шейду в грудь коленом, чтобы он слез с нее, но Дурза игриво и зло шикнул, безмолвно комментируя тщетность такого сопротивления его страсти, и толкнул ведьму на простыни перед собой, сам оставшись сидеть на коленях. Шейд схватил ее за запястье, поймал вторую руку женщины, прижимая ее к подушкам, и в одно мгновение обмотал ей запястья завязкой балдахина, нависавшего над ними непроглядной чернотой. Теперь ей будет гораздо сложнее подняться, а ему будет легче ее удержать у своих колен, как поверженного соперника. Женщина гордо вскинула подбородок, намекая, что такое "насилие" не приведет его к победе, после которой она подчиниться его желаниям. Острые зубы блеснули в улыбке, скрытой мраком от падавших шейду на плечи встрепанных алых косм: Дурза считал ее "спесь" сугубо временным явлением. Гордые (к делу гордые) женщины разжигали аппетит шейда: такая победа стоила дороже. Гордая жена со стоящими навыками, покоренная им, была лучшим комплиментом его силе, как волшебнику, и обаянию, как мужчине. Он всегда хотел заполучить себе в жены ведьму. Проклятые завязки непотребной рубашки снова оказались под спиной женщины. Дурза потерял всякую надежду справиться с маленькими кусочками ткани и, ухватив женщину за ворот, просто раскрыл руками то, что скрывал нахлест тканей на ее груди, не стесняясь "перебрать свое добро". Если у них и родятся сыновья, то голодными их выбранная им женщина не оставит. Он подтянул ее за бедра к себе, задирая остатки рубашки повыше, чтобы ничто не мешало ему массировать низ живота своей добычи, спускаясь круговыми движениями все ниже, чтобы напомнить женскому телу о том, что оно тоже заинтересовано в нем, как в мужчине. Шейд уже хорошо научился разбираться в механике тел женщин, и эта животная манера удерживать женщину за низ живота и гладить сверху вниз, свела её фырканье на нет. - Когти, Дёза! Проткнешь меня насквозь. Шейд, извиняясь, потер место укола фалангами согнутых пальцев и быстро вытащил из прикроватного ящика "перчатки". Это было очередное изобретение Аварис: кожаные перчатки по руке Дурзы, пальцы которых заканчивались крошечными деревянными болванками, напоминающими наперстки, в них идеально помещались острые когти шейда, делая силу в его руках более безопасной. Дурза прижался ближе, раздвигая и приподнимая ей бедра, чтобы она ощутила его желание и готовность. Нервное напряжение было под стать боли, когда сжимаешь в руках раскаленную огнем чашу вина. Мужчина должен быть сильным, главным в постели, и настоять на своем. Показать, что, даже если он был груб, забывшись в первом движении, от которого она скривилась, то ей все равно достанется удовольствие, уже втором и третьем движении он приноровится не толкаться так сильно, заполняя ее собой. Он долго ждал этого момента, довольствуясь подростковыми играми, чтобы проиграть сейчас. Шейду нравилось возвышаться над женщиной, откинувшейся назад перед ним как побежденный враг или пойманная добыча, и он держал ее спину так, чтобы она и не могла приподняться. И Дурза даже был не против, чтобы она видела его лицо. Хотя что приятного в том, чтобы созерцать над собой выгнувшегося сухого и бледного волшебника, скалившегося от азарта, пока он определял направление, и шипящего от боли, когда его от резкого тугого движения обожгло теплотой внутри, - этой радости женщин шейд не понимал. То ли дело глаза женщины, за которыми он жадно следил, и в которых видел отражение каждого своего движения. В следующий раз надо быть ближе, чтобы слышать изменения ритма сердца и как у нее сбивается дыхание, но для этого пусть сама его позовет. Дурза искренне собирался доказать женщине ее развратную природу (которую подозревал во всех ее товарках изначально) и довести дело до того, чтобы она умоляла его о снисхождении. В конце концов, за прожитые годы он скопил немного мастерства и по этой части. *** - Нет, нет, нет, вылезай, ты так не хочешь детей! - Аварис ослабевшими руками попыталась оттолкнуть нависшего над ней шейда. - Дурза, вон! - он ни на йоту не сместился, а прижался еще настойчивее, придавив её собой. И для верности накрыл рот женщины рукой, тяжело дыша. Шейд, до этого то замедляясь, то ускоряясь, чтобы не сдаться слишком быстро, захрипел и выгнулся над ней, смежив веки, и замер, прислушиваясь к своим ощущениям и проверяя, что отдал все, что имел. Ему было важно остаться внутри. Это подчеркивало, что он принят женщиной и владеет ей до конца, и ему можно рисковать оставить ей потомство. Это было кульминация, и какой варвар надоумил женщин выгонять мужчину в этот самый момент, когда между телами образуется долгожданный мостик из его жидкости?! Без этого удовольствия было меньше, чем половина. Нет, к ней на живот он явно не хотел и не терпел никаких "кармашков". *** До этого им пришлось много стараться друг с другом, чтобы приспособиться. Перчатки определенно улучшили их попытки сделать шейда безопаснее в его порывах супружеской ласки. И они перепробовали довольно много способов справиться с его такими недлинными, на первый взгляд, но острыми когтями. Дурза сначала оскорбился такому нововведению в постели, спросив, не принесет ли она ему намордник или уздечку для комплекта, (по мнению Аварис, намордник ему в некоторых случаях действительно не помешал бы, но она промолчала), но потом оценил новые возможности. У шейда были когти, остроту которых могли описать только наконечники имперских стрел, и эти стрелы, движимые нечеловеческой силой в руках шейда, несли много страданий объекту его страсти, когда шейд забывался в порывах своего азарта и вцеплялся в нее даже вполсилы. Они пробовали разные способы спасти бока Аварис и дать шейду хоть немного отпустить поводья своих нервов в процессе. Один раз она принесла латный панцирь, отобранный ей, вероятно, у воинственной проститутки, завлекающей клиентов экзотическими фантазиями. Поворчав, что ему бы получить простое блюдо, а не странный "десерт в скорлупке", шейд честно попробовал приспособиться, но безуспешно: когти скользили по гладким бокам латницы, когда он пытался пристроиться сзади, а неправильно прикрепленная к этой пародии на доспех латная же юбка позвякивала и безмерно бесила его едва ли не больше скрипа собственных когтей по металлу. - Не могу, - пожаловался тогда взмокший шейд, устало упав на нее животом. - Я чувствую, что как будто по ошибке украл из каравана не девицу, а пограничника Империи, и пытаюсь взять его силой, загнав ему себя в ... сама знаешь. Аварис, не менее уставшая от веса панциря и всех попыток найти позицию, закончившихся стоянием на четвереньках под Дурзой, согласно кивнула, также упав под шейдом на подушки. - Может быть, попробуем кольчужную рубашку? Выдержит она твои когти? - Распорю, - уныло ответил шейд, помогая ведьме избавиться от ее «скорлупы», которую она нацепила на голое тело, чтобы подбадривать желания мужа в процессе, и одним движением вытряхнул разоблаченную женщину на простыни. – Просто полежи в моих руках. Они оба устало уставились на поток господской спальни с медленной колыхающимися полотнами ткани, переплетаясь руками. Дурза, обладающий острейшим зрением, не жаловал яркий свет, поэтому нуждался в дополнительной тени, чтобы спать, а Аварис страдала другим недугом: она терпеть не могла, когда шейд широкими шагами врывался в спальню и заставал ее неодетой. Шейд же, с его стороны, не возражал против такого зрелища. Ему было приятно находить у себя спальне женщину. А в настроении Дурза не стеснялся и просто повалить одевающуюся женщину на простыни, и быстро взять свои проценты по её женским обязательствам, не раздеваясь. Хотя для шейда стало новостью, что женитьба не означает, что он получит свое всегда, и что если делать это резко, одним движением, когда готов только он, то женщина не слишком рада такому гостю. *** - Почему нельзя сразу, если ты и так моя? - Но ты не открываешь дверь своих покоев ударом ноги, даже если они только твои, правда? Ты сначала открываешь замок и берёшься за ручку... - Может мне ещё начать стучать в двери своих комнат? - презрительно фыркнул Дурза. - Чтобы воры успели спрятаться? - Было бы неплохо, - заметила Аварис, и шейд только возмущенно приоткрыл рот, не совсем поняв, каким "стуком" нужно начинать. - В быстроте есть место для выхода гнева. - упёрся он. - Когда ты меня злишь, ты не заслуживаешь заботы о своих желаниях, женщина. - Ты сильнее меня, и я не смогу сопротивляться, Дурза. - холодно отозвалась его подруга. - Но не ожидай, что это будет нравиться кому-то, кроме тебя. - И что потом? Ты не разотрешь мне спину маслом после? - колдун пытался взвесить все "за" и "против". - И будешь молчать, когда я с тобой говорю? Или даже попробуешь бежать? - шейд презрительно усмехнулся. - Смею тебя заверить, я приволоку тебя обратно в течение ночи, и мое настроение будет сильно хуже. И все это из-за одного раза, быстро, как сносятся животные? - его тон стал едким. - Это несправедливо, многие вообще не делают никаких приготовлений, и я не всегда хочу ждать. Женщина промолчала, но Дурза уже не мог остановиться, не прояснив ситуацию. - Я разбаловал тебя, женщина. - шейд раздраженно приподнял угол рта, поковыряв между острыми зубами когтем. - Ты не ценишь моего терпения. - Я не против "быстрых и резких визитов", я счастлива исполнить твои желания, - успокоила его жена, поглаживая красные волосы, - мне не нравится, когда меня берут силой против моего желания. - Что значит, против твоего желания? - поинтересовался шейд, повернувшись таки к ней лицом. - Ты меня сама выбрала! - Да, но это не означает, что я хочу тебя всегда. - устав от этого разговора так же, как от неспособности шейда понять, что женщина чуть-чуть отличатся от купленной им на базаре скотины, Аварис отвернулась, укрывшись покрывалом с головой. - Да? А кого ты хочешь? - Дурза поднялся на локте в постели и силой развернул ее к себе лицом. - Я припоминаю что-то про "хочу только тебя". Всё, с шейдом кувыркаться надоело? Чего-то не хватает?! - Ты же знаешь, что я сказала не это. - женщина с легкой тоской положила руки на плечи шейда, нависшего над ней и раскалявшегося от злости. - Ты можешь хотя бы одним словом спросить меня, готова ли я сейчас для тебя? - Дурза, вздохнув, опустился на нее, подминая под себя. - Одним словом, услышать" да" или" нет", и сделать, как считаешь нужным? - Я все равно не понимаю, почему это так важно, если ты согласилась на меня. - он сместился, оказавшись вплотную, но уже с боку от нее, и положил алую голову на руку. - Я в своем праве получать то, что хочу. - он взял ее запястье, сжимая браслет на нем. - Иначе какой смысл брать себе жену? - Ты получишь все, что ты хочешь. - Аварис поцеловала пальцы шейда на своем запястье. - Я не спорю с твоим правом. Я прошу уважения и не причинять мне боли. Ты обещал не поднимать на меня руку, - Дурза согласно кивнул: с его силой обратное обещание сделало бы его вдовцом на первом или втором ударе, - а твоя страсть ещё больнее, когда ты добиваешься желаемого силой. Шейд вздохнул, притянув к себе женщину и устроившись на ее шее лицом. Значит, даже если она уже много раз была с ним, но не хочет, это ей больно. Сказанное имело смысл и, в принципе, объясняло некоторые его неудачи... - Ты же хорошо понимаешь в человеческих телах, женщина? - она чувствовала слова шейда по движению его подбородка. - Вот скажи мне, почему природа не приделала тебе затычку там, а? - рука шейда натянула ткань ее рубашки "там". - Чтобы сразу было все понятно без этих...трудностей. *** - Может быть, приделаем тут металлическую балку? – Аварис коснулась каменной кладки над постелью хозяина Гиллида.- Ты ляжешь на спину, возьмешься руками за перекладину над кроватью и не будешь убирать с нее руки, я сяду на тебя и... ты будешь моей лошадкой? - Нет. – фыркнул шейд, не открывая глаз. – Я хочу тебя держать, а не палку. Это же такое счастье, сжимать руками женские сладости. Не лишай меня радости прикосновения, вкуса и так нет. И я не хочу биться головой о металл на каждом рассвете... - Иногда я думаю заковать твои запястья в кандалы, - отозвалась под его щекой женщина, соглашаясь, что ее план не слишком хорош. – Уж очень жестокие у тебя когти. Будешь извиваться у холодной каменной стены, но не прикоснешься ко мне, пока я не захочу. - Все еще злишься за нашу третью встречу, женщина, - Тень улыбнулся, не разжимая губ: от его магии плавился даже металл. – Хотя я бы не отказался и от кандалов, если бы ты утешила мои нервы теми паскудными поцелуями, которыми ты подогреваешь мне корень похоти... - это было приятной мыслью: сочетание скверного положения и одновременно совершенно неподходящая темницам ласка, которую и без кандалов получить от женщин сложнее, чем обычную, потому что... зубки и упрямство. Но женщина шейда баловала его часто. Более того, в силу подлой женской природы, она доводила его до исступления не один раз, то приближая, то отсрочивая момент радости, и Дурза, начав получать регулярную заботу, сам впервые осознал, на какие высоты его может поднять нагнетенная кровь. До этого он скорее знал свое состояние готовности, считая его достаточным, и сходил с холма, так и не поднявшись на вершину. Первый раз в такой игре шейд взбесился, когда почувствовал, что его оставляют у самого пика. Это был форменный обман и надругательство, когда он был в состоянии, когда от притока крови плоть была готова треснуть, а жена решила передумать, дать ему самую малость, еще пару движений! Женщине пришлось успокаивать крайне разъяренного и нервного шейда, грозившего взять свое силой, разъясняя ему, что это способ увеличить его радость, а не оставить его голодным. *** Так вот, его безумная уже почти-совсем-осталось-только-это-жена принесла ему хитрые перчатки, чтобы Дурза, наконец, смог показать ей все свои страсти. Оправившись от оскорбительного вида этого изобретения, шейд отрезал у перчаток ладони, оставив себе только пальцы с «напальчниками» и ремешки на запястьях, убрал плотные швы у кончиков болванок и покрыл их лаком, и... Даже женщина перестала возражать, чтобы он пользовался ими не только для сохранности ее боков и бедер, но и исследования других ... местностей. - Почему ты...так плотно сведена? - прохрипел Тень, подмяв под себя женщину целиком, чтобы компенсировать разницу в росте. – У тебя как будто нет мужа, и все мои усилия – ничто... Почему ты меня не пускаешь? Аварис, развернутая к Дурзе спиной и даже прилежно выгнувшаяся, остервенело закатила глаза, сдувая волнистую прядь с лица. Шейду было больше полутора веков, до нее он имел опыт с женщинами, и не единичный, но этот опыт был явно... нерегулярным. Или же Дурза мало интересовался тем, как порадовать не только себя, но и доставить удовольствие своей женщине. Это было на порядок более деликатное задание. *** - Ну, я достаточно велик для тебя? – усмехнулся шейд, удовлетворенно откинувшись на подушках. Он был окрылен своим успехом в треклятом завершении брачного ритуала. Он победил, он смог взять то, что положено полноценному мужчине, и пусть немногим, но почтить почву женского лона. Шейд упрямо несколько десятков ударов сердца прикрывал рукой вход оставленного им сада, чтобы от возни не потерять ни капли. Он старался, старался, как дважды проклятый, чтобы хотя бы попытаться зародить в ней жизнь, раз она так много смотрела на чужих детей, и настаивал на том, чтобы к его работе относились с почтением, пока Аварис пыталась убрать его руку от «грязного места». Шейд считал это «грязное место» своим маленьким садом (Морзан, как единственный конкурент, которого шейд признавал равным, был проинформирован, что ждет тех, кто будет приминать траву в чужих садах и воровать цветы). В конце концов, не даром же то, что отдает муж, называется семенами. Если Аварис было угодно желать от него букет скудных и часто ядовитых пустынных «цветочков», то хотя бы один он ей попытается посадить. - Грязь твоего языка не имеет границ, - Аварис пыталась восстановить дыхание, прижимая к груди переливающуюся вышивкой подушку. – И ты воистину... великий шейд Дурза! – они оба засмеялись от такой трактовки прозвища гиллидского шейда. Жена-ведьма всегда знала, как его оригинально похвалить. - Здесь уже гораздо ласковее, не так туго, - заметил шейд, снова прижавшись к ней и не унимаясь в своих открытиях на поле женского тела. – Я чувствую каждый удар твоего сердца на стенках... Теперь видно, что у тебя есть муж. - в скрипуче посмеющегося колдуна полетела подушка. - Старательный муж, - еще раз отметил свой успех поднятый вверх черный коготь. *** - Аварис, ты же из Гисса? - погибшее пустынное государство граничило с землями, где родился тот, кто стал сосудом для великого шейда. И нравы, что на её родине, что в его племени, были суровы. - Что было бы, если бы твоя мать узнала, с кем ты спуталась? - Нам достаточно лет, чтобы не следовать слепо указке родителей, свет мой. - И все-таки? - Она бы сказала мне уважать своего мужа и подчиняться его слову и желаниям. Дурза удовлетворённо хмыкнул, но монета была явно нечиста. - И это всё, что я бы услышал, войдя в ваш дом? - Ну, сначала она бы некоторое время визжала от страха... - шейд фыркнул от смеха, припадая к её плечу длинным носом. - Но потом бы сказала подчиняться тебе, будь спокоен...Наличие у тебя этой вещицы, - Аварис непристойно и нежно накрыла уже расслабленного шейда ладонью между ног, и он прижался к ней, - решало бы всё. Мать не могла бы спорить, если бы ты хотел взять себе жену. А уж то, что ты шейд, было бы менее значимым признаком... Дурза блаженно толкнул её носом в шею и закинул длинную сухую ногу поверх её бедер. Все-таки нравы пустынников устраивали шейда куда больше, чем местные. *** Спустя пару лет шейд понял, что он долгие годы искал не совсем то, что ему на самом деле было нужно. Ему хотелось, чтобы о нем заботились и принимали, не пытаясь закрыть глаза на то, кем он стал. Чтобы шейда Дурзу встречали достойно, как женщина в простом черном платье мирно ожидала его на ступеньках замка, когда Смола ровным шагом входил во внутренний двор со своим седоком после охоты, и также нетерпеливо и радостно, как она же уласкивала его, целуя его лицо и шею, как только закрывалась дверь его покоев. Просто это желание в устах великого шейда звучало так наивно и глупо, что он в жизни не был готов в нем признаться.