Долгожданная встреча

- Ты ничего не замечаешь? - спросила колдунья вошедшего в спальню мужчину в черном приталенном кафтане и легких штанах, закатанных до белых лодыжек. Дурза устало вздохнул: он носился по раскисшим осенним дорогам, гоняя убавляющих плоть, и настроения играть в загадки у него было очень мало. Он постарался привести себя в порядок, отмывшись до кончиков когтей, а не завалился в постель сразу, и даже снял обувь во внутренних покоях, чтобы слугам не пришлось потом чистить ковер. Этими действиями Дурза, по его мнению, перевыполнил свои домашние доблести после доблестей охотничьих, и заслужил покой, тишину и чтобы ему размяли спину с маслом лимона и мяты, а не глупые вопросы. Но он все-таки остановился перед женщиной, греясь в жару камина, и задумался. Вообще, относительно внешних вещей шейд Дурза не был наблюдателен, и легко забывал их. Он плохо помнил то, во что женщина одевалась, кроме разве что любимой им ночной рубашки, которую он сам же в конце концов и порвал. Внешность вообще имела для него мало значения, а уж тем более тряпки... Дурза осмотрел и обошел прикрывшую глаза женщину кругом, шумно втягивая воздух: он чувствовал, что что-то и в самом деле изменилось. В движениях, в том, как прилегала одежда, в запахе ее кожи, в конце концов, были незнакомые ему моменты. То ли она потеряла какую то часть своего платья, то ли пошила новое? Шейд припоминал в жене любовь к простым свободным одеждам, длинные широкие рукава, плотно застегнутые на запястьях, петли передника с карманами, прячущимися в юбке, где она носила свои волшебные иглы, фишки и порошки... Все как всегда. Разве что широкий пояс отсутствовал, и был заменен тонким, подвязанным под грудь. Дурза недовольно скривил рот, заметив это новшество: ну зачем так подчеркивать то, что, было создано только для его рук и глаз? Ее платья с то ли блузой, то ли рубашкой, черт их разберет, привлекали меньше внимания, и то, что она на себя нацепила сейчас, было в понимании шейда неправильно. Уже на грани того, чтобы он назвал "непристойным", потому что после беглого осмотра даже ему, при всех прожитых годах, захотелось протянуть руку и утопить ее между выступами мягкой упругой плоти внутри воротника. Шейд зло вздохнул: запах тоже располагал, хотя она явно сместилась в своем лунном календаре. Его Дурза за годы бесплодных попыток выучил до дня, пытаясь поймать удачный момент. А еще, судя по запаху, ей было больно. - Ты больна? - он никогда не был силен в догадках, и предпочитал не ходить вокруг да около. - Мне не нравится твоя одежда. Женщина с улыбкой покачала головой, взяв руку шейда в свои, положила ее не туда, о чем шейд успел уже помечтать, а на пояс платья, и потянула вниз. Вместо того, чтобы скользнуть ближе к ее спине на финальном отрезке пути к женскому лону, сухая ладонь шейда нашла под оборками платья едва заметный выступ. Шейд сморщил нос, пробежав пальцами по ее телу, подумывая, что это не очень хорошо, что у Аварис на животе растет шишка. Когда он попытался сжать выступ пальцами, чтобы проверить, плотная ли эта шишка внутри, женщина сделала ему упредительно-злое выражение лица, подняв ладонь для оплеухи, почти недостижимой в силу разницы в росте, но чтобы он и не думал применять силу. - Болит? - сочувственно поинтересовался красноволосый колдун, проводя по ее животу вверх и вниз, как будто приподнимая странную штуковину раскрытыми пальцами. И замер. Там, внутри, что-то шевелилось. Пальцы покалывало тонкими, призывными для шейда эманациями волшебства. И это волшебство пряталось внутри слоев натягивающейся, болезненной плоти. Дурза опустился на колено, беспардонно задрав плотный подол и прижался ухом к выпуклости, укрытой нижней сорочкой. К этому месту стягивалась кровь, разогревая ткани женщины, и ее тело менялось. Он нарисовал пальцем по ее животу дорожки там, где чувствовал новые, незнакомые ему пути крови, ведущие к тому месту, где покачивался натянутый пузырь с водами, в стенках которого чуткий слух и уловил два мерных ритмичных эха. Шейд глубоко выдохнул, сжав рукой маленькую ладонь крайне довольной своей шуткой женщины, и приветственно потерся спинкой носа о бок "шишки", начавшей свой рост тройку-четверку лун назад. "Шишка" пока не могла ему ответить, и даже не подозревала, как великий шейд старался, чтобы дать ей шанс тут вырасти. Он не видел женщин в состоянии бремени вблизи. Вернее, вблизи и живыми. По крайней мере тех, кто совладал бы с собой и позволил шейду положить на свою утробу бледную руку с черными когтями и изучить, что же там творится, не находилось. Будущие матери вообще склонны защищать свое потомство от рук темных существ истерично, но некромант, придерживающая рубашку, чтобы ему было удобнее слушать, не возражала против участия шейда. - Точно мои? - Дурза поднял алую голову, покончив с любопытством, и подозрительно сощурив глаза без зрачков. После его вопроса Аварис смотрела с такой обидой и возмущением, как будто у него отросли ослиные уши и храп с такой же красной шерстью. Этот взгляд не нужно было сопровождать словами. Шейду постановили весьма неутешительный приговор, согласно которому он был виновен в скудоумии и отсутствии всяких манер. - Я просто спросил, - пояснил колдун, когда-то сплавивший свою душу с еще тремя. - Военная крепость, тут столько более живых потенциальных отцов вокруг... - И я, безусловно, сплю со всеми твоими слугами поочередно, как только ты покидаешь порог Гиллида. Нет, даже со всеми вместе! Они ждут этого момента, прячутся за занавесями окна и сразу же вскакивают на меня, едва ты скроешься за воротами, - жена сняла с себя руки слегка опешившего от такого нападения Дурзы. - И почти девяносто дней назад в полнолуние ты не пришел в нашу спальню, сбросив свои оковы, чтобы взять меня дважды за ночь в изначальном и конечном обличье, не сказав ни слова, и даже не потрудившись меня предупредить, что именно и как ты хочешь делать... Ты представляешь, как... - от возмущения она не находила слов, - ...как это ощущается, когда мужчина меняется, оставаясь внутри?! - Не кипятись, женщина. Я не это имел в виду, - поправился колдун, не уточнив, что же все-таки он имел ввиду, и совершенно не собираясь извиняться за выбранный им способ осуществления ее свадебного желания иметь ребенка. - Мои так мои. Проверить будет несложно, в кого они пойдут лицом. - честно говоря, шейд бы предпочел, чтобы лицом они пошли все же не в его исполосованную зубастую рожу. - Они? - переспросила на всякий случай Аварис, все еще злясь на нечуткость мужчин к словам. - Там больше... одного? - Я слышу двух, - ухмыльнулся шейд, порадовавшись, что не только женщине удалось его подловить. Хотя его потомство и росло внутри ее утробы, но женщина не обладала столь тонким слухом и чутьем, чтобы знать о том, что они ожидают двоих гостей. Так что он тоже смог ее удивить. Двоих или двух. Ну вкус шейда, двоих было бы сильно лучше: сыновьям он бы еще уделил время, а вот дочери будут только для его женщины: Тень не собирался растрачивать себя на девиц. Девицы ненадежны: влюбляются, выходят замуж, уходят в чужой дом... Некромант намекала шейду, что он не в праве обделять вниманием детей, если, по его мнению, у них между ног чего-то не хватает, но Дурза не собирался даже думать об участии в дочерях. Он ей обещал "подарить" ребенка. А вот участвовать ли в воспитании, шейд решит потом, когда увидит свой подарок лично. Может быть, ему никакой ребенок не понравится, и отец будет просто довольствоваться знанием, что полушейды сыты и в спят безопасности.* - А ты можешь знать, это наши сыновья или дочери? - напряженно спросила Аварис, очевидно, тоже припомнив их спор. - Или и сын, и дочь? - Придержи коней. Не думаю, что младенцы разного пола так отличаются, чтобы их сердца звучали по-разному, - остудил ее шейд. - Я слышу только эхо крови. Когда вылезут, узнаешь. - Надо подумать, как я буду помогать им "вылезти". Мне понадобится помощь. Тебя так долго не было, что я пригласила Себастьяну мне помочь. - Дурза скептически сощурил багровые глаза, не понимая, почему выбор жены пал на старую сварливую бабку, с которой та умудрилась подружиться в поселке, и раздраженно покачал головой: он не одобрял такой выбор, и Аварис попыталась оправдаться. - Мне спокойнее, если мне поможет более опытная женщина. И когда ты будешь рядом. - У нас в округе закончились другие старухи, осталась только эта старая воровка? - Ну, формально она белошвейка, - аккуратно поправила его женщина, на что Дурза сделал кислую мину: бабка уже давно привлекала его внимание, но была очень осторожна, поэтому пока, пока!, повода растянуть ей спину на дыбе не нашлось, но рано или поздно он поймает ее за хвост. - Ты знаешь, сколько раз она сама рожала? У нее больше десятка своих детей. - Ничего не значит для тебя, - скептически ответил шейд, с ужасом подумав, что ему придется всерьез заняться ворами в замке, когда старую каргу решат навестить дети и внуки. - Если она нарожала много, значит в ней они растут, как сорняки на камнях. Если их и правда был десяток, шейд не постеснялся сравнивать цепкость младенцев старой карги с чертополохом, который то и дело пытался проникнуть сквозь каменные грязно-серые плиты Гиллида во внутренний двор, и избавиться от таких младенцев можно было только огнем и железом. Эконом вот тоже не стеснялся гонять детей служивых на их собственную войну с проклятыми колючками, вооружив их инвентарем местной ковки. - Я сегодня быстро устала. Я пойду к себе, хорошо? - женщина потянулась, чтобы поцеловать шейда в красный висок на прощание, но он поймал ее за рукав. - Куда это ты пойдешь к себе? Твое место здесь. - Дурза настаивал на том, чтобы жена делила с ним ложе всегда, когда колдун находился в замке, даже если не имел плотских желаний. Он не для того так стремился в Гиллид, чтобы в итоге спать и здесь одному. - Останься со мной. - Ты... - Аварис взяла ладонь шейда в свои руки и аккуратно опустила ее на покрывала, лаская пальцами рисунок шрамов, - очень сильный мужчина. Страстный и нетерпеливый... - И что? - А наши будущие дети сейчас очень маленькие и хрупкие... - И что?! - возмутился шейд, снова ухватив ее за рукав платья и притянув к себе. - Ты считаешь, что я настолько плохо контролирую себя, что возьму тебя, пока они внутри?! Я хочу, - он мельком глянул в ворот платья, отметив, что там точно произошли какие-то притягательные изменения, и от них он еще свое получит, - но я тоже долго старался, чтобы их сделать! Я не собираюсь портить свою работу в угоду минутному желанию, что за дурость! Останься со мной. - Дурза, - жена присела на постель, погладив красную голову шейда, возмущенного таким непониманием его вклада в зачатие будущих потомков. - Я знаю, что ты контролируешь свои желания и не сомневаюсь, что ты не навредишь... им. Но ты так часто толкаешь меня во сне, - шейд презрительно опустил нижнюю губу, в раздражении показав острые зубы, - что я боюсь, что ты во сне ненароком врежешься мне в бок или живот локтем, и все наши усилия... - Достаточно! - шейд поморщился: ему не понравилось, что женщина посчитала его опасным и предпочитала "их", которые были еще не больше мышей, ему, с которым прожила не один десяток лет. - Но никуда ты не пойдешь. Ворча себе под нос, Дурза опустился на колени перед большим, в половину человеческого роста, сундуком, и отбросил тяжеленную крышку, как будто это был лист бумаги, начав сосредоточенно копаться внутри. В сундуке оказались спрессованные, плотные подушки разной формы: валики, напоминавшие свернутые одеяла, пышные пуховые подушки с гусиным пером, круглые, как исполинские шкатулки, подушки для сидения на полу, - все это Тень выкидывал из сундука на ковер. Этого богато расшитого добра шейду, зная его любовь к Югу, где плотные подушки заменяли и софу, и постель, и стулья, немало посылали ушлые торговцы в качестве подачки, с расчетом на свои выгоды. Расчетом, не имеющим смысла для шейда, который не представлял, почему он должен продешевить в цене за фураж и оставить замковых лошадей тощать зимой в обмен на какой-то разноцветный мешок с перьями для своих комнат. Но присылали их все равно немало, и Дурза просто велел бросать подушки в сундуки и забывал о них. Погода в Гиллиде была холодной и промозглой три четверти года, поэтому морозить зад на полу среди подушек вместо постели и кресла у шейда не было желания. Несколько небольших вышитых обычно валялись на кровати для удобства в чтении или разнообразии в игре с женщиной, но и только. - Я не хочу, чтобы ты спал на полу, - заметила Аварис, наблюдая за мечущимся по спальне шейдом, перетаскивающим воскрешенный скраб к постели. - Ты не любишь холод. - Я и не буду спать на полу, - проворчал шейд, свесившись в окно и вытряхнув облако пыли, от которого недовольно захрипели висящие на каменных стенах духи-слизняки, напоминавшие верхние половины иссохших покойников. - Я делаю тебе место. Дурза сорвал с постели покрывала, и покидал тяжеленные предметы на наверх, растягивая и ровняя их. Теперь на ложе высилась горная гряда из плотно набитых, переливчатых южных тканей. Шейд раздраженно постучал босой ступней по ковру, подошел к постели и потянул ее к стене, разворачивая не изголовьем, а боком, от чего балдахин угрожающе покачнулся и застонал на своих деревянных опорах. Первая достигнутая стена ему чем-то не понравилась, и огромная кровать, как корабль с парусами из черных драпировок, начала свое движение к новой цели. Аварис, зная, что Дурзе в таком настроении лучше не мешать, если он никого не убивает, зябко натянула на себя шаль, вышитую желтыми цветочками по темному фону, (и за которую стыдил ее шейд, намекая, что она оскорбила весь Орден некромантов, одеваясь, как булочница) и молча наблюдала за происходящим. В дверь, реагируя на жалобный скрежет дерева по камню, постучал ночной слуга. Жена шейда открыла сложный замок и отрицательно покачала головой, безмолвно сообщая, что никакой катастрофы, кроме эстетической, в данный момент не происходит и помощь не нужна, после чего мужчина также безмолвно скрылся за дверью. Закончив перетаскивать тяжеленную кровать, которую в момент ее прибытия смещали четверо слуг (и это без убранства), и убедившись, что постель достаточно близко к камину, чтобы оставаться теплой, и достаточно далеко от него, чтобы полог под дуновением сквозняка не угодил в огонь, Дурза одним махом вернул назад шерстяные одеяла и покрывала. - Ты, - шейд махнул рукой в сторону женщины, подзывая ее, - ляжешь вот сюда, к внутренней стене, она теплая. Положишь себе вдоль нее вот это, они мягкие. - "мягкими" он называл те подушки, которые она могла хотя бы немного смять, навалившись всем весом. - Я лягу на сторону, которая свободна, с краю. Между нами будет вот это, - он похлопал по длинному тяжелому валику с кисточками, который был набит настолько плотно, что по нему можно было бить булавой и не оставить следов. Шейд затащил женщину в новое "гнездо", устроил на определенное ей место, и улегся следом за своей баррикадой. - Видишь, если я и задену, то не тебя. - он с силой стукнул локтем по валику, который оказался не только упругим, но еще и тяжелым настолько, что даже не сдвинулся в сторону Аварис. - Ты никуда не упадешь, не обожжешься. Сверху одеяла, для тепла. И я могу чувствовать тебя рядом, - шейд перевернулся боком, закинув левую ногу на валик, и протянул руку, погладив бок жены длинной рукой с когтями. - И все довольны. - И почему эта идея не пришла тебе в голову раньше? - похвалила его женщина, сжав руку шейда и поцеловав ему пальцы. Она с тоской подумала о десятилетиях с беспокойным во сне Дурзой, который наваливался на нее на зависть всем ночным кошмарам, а сама рассматривала причудливые вышивки птиц и трав. Аварис нравилась эта перестановка, а освободившийся теплый угол спальни она приметила под место для колыбели. Но пока шейд вряд ли был готов принять идею о колыбели в своей спальне. Нужно было подождать, когда Дурза свыкнется с мыслью, что им будет что в эту колыбель положить. - Потому что я хотел быть ближе с тобой, - любезно ответила красная голова с горящими глазами, и шейд пошарил рукой по отданной им половине постели, ища женское тепло, но нашёл нечто ещё лучше - ворот платья. - Просто сейчас иначе нельзя. - мужчина довольно прикрыл глаза, чуть сжав пальцы на её груди. - А как муж я стал богаче: тюки с добром тяжелеют. Аварис, тут избавившись от его руки и прекрасно помня, что так говаривают о женщинах разве что дикие, немытые погонщики верблюдов на их общей родине, даже немного пожалела, что через тело подушки сама не может дать шейду по шее за грязные слова. Сверху раздался натужный скрип и тяжелый, широкий, как обод колеса кареты, скелет балдахина начал свое неумолимое движение вниз в обрамлении черного полога. Дурза, взметнувшийся с постели, принял его вес на свой красный загривок, придерживая пойманное колесо за края, и отодвигая тяжелую ткань полога, чтобы женщина могла выбраться из-под душащих складок. Аварис осуждающе посмотрела на шейда. Тот безразлично пожал плечами в сторону теперь не оптимально расположенного кольца, вбитого в камни на потолке: через него протягивался канат, удерживающий основную массу балдахина, и только что предательски соскользнувший от натяжения. - Поставлю еще одно кольцо, - слегка извиняющимся тоном сказал Тень, с грохотом, от которого на каминной решетке подлетели вверх кувшин и два кубка, отбросил "колесо" и вернулся на свое место, - не все сразу. Хотела спать - спи. Спустя некоторое время через валик перебралась длиннопалая рука с чёрными пластинками когтей, больше всего напоминающая исполинского бледного паука, и ласково толкнула указательным пальцем мизинец женщины. Так шейд Дурза проверял, не сменился ли женский гнев на милость. *Да, он сексист. Он родился на юге, всю жизнь полагался на себя, а женщин считает только приятным дополнением к жизни, но никак не опорой в ней. И излишне смелые и настойчивые его раздражают. Зато, в обмен на власть, шейд признает за собой обязательную опеку по отношению к "своим" женщинами, и их возможность склонять его к тому или иному решению советами. Не проживи он столько лет в Алагейзии, он бы в жизни не взял с собой жену на охоту