Долгожданная встреча

Девушка в платье горничной постучала в указанную ей дверь. Комната сына хозяина замка находилась на первом подземном этаже, что было непривычно: не самое теплое место, да и окон в такой комнате быть не может. Замок щёлкнул и дверь открылась сама собой. Она поставила поднос с фруктами на небольшой столик у кровати, улыбнувшись в ответ на короткое «спасибо» с широкой постели. Дава осмотрелась. Комната, изначально похожая на пещеру какого-то чудовища, была на удивление уютно обставлена: широкая постель с ворохом пестрых подушек и теплыми одеялами выглядела уютно, как гнездо. Необычные светильники бросали на каменные стены блики теплого золотого света и отражались в стекле разнообразных флаконов и в настоящем водопаде странных подвесок, медальонов и амулетов из бусин и перьев, свисающих над постелью. У противоположной стены был рабочий стол, на котором находилась подставка с аккуратно разложенными письменными принадлежностями, какими-то лакированными палочками и еще чем-то, напоминающим изукрашенные спицы. Обрывки пергамента с набросками, сделанными углем. С верхнего ей улыбались девичьи глаза в окружении странных символов и веснушек. Грубая деревянная фигурка лошади с отломанной ножкой, выставленная на полке, как драгоценность. Никакого оружия, которое обычно любят вешать над своей постелью сыновья высоких домов. И настоящие горы книг, формировавшие в комнате собственный ландшафт. Большие, что их вряд ли можно было поднять руками, толстые и короткие, как камни в кладке замка, тонкие и широкие, окованные металлом и обернутые картоном, старые и новые, - здесь были все. Книги поднимались над полом горными вершинами, падали вниз плоскостью равнин, взбегали аккуратными рядами по стенам и еще несколько лежали раскрытыми на постели. Она видела символы разных языков или какие-то шифры, из которых могла узнать на вид разве что пару. Словом, с главным увлечением хозяйского сына Дава познакомилась легко. Она аккуратно прошла к постели в дальнем углу, поиграв свисающими сверху странными амулетами, несколько из которых отозвались звоном серебристых бубенчиков, привязанных на их концах, и присела на край постели, на которой под прикрытием еще одной книжной обложки затаилась ее цель. Девушка слегка выгнулась и отвела плечи назад, позволяя маленькому господину рассмотреть себя через тонкую верхнюю рубашку напротив света, и снова улыбнулась, от чего на ее щеках образовались милые ямочки. Ей говорили, что единственный сын хозяина Гиллида родился больным и слабым, поэтому ей не стоит ожидать физической красоты, тем более у него были какие-то проблемы с пальцами, из-за чего полушейд носил специальные перчатки. Но, с другой стороны, будь сын королевского шейда красив, ему вряд ли бы понадобилась помощь девушки с ее навыками. Да и в кого ему быть красивым, с таким-то отцом? Фигура только-только начала меняться – он уже вступил в активный период роста, когда с его телом должны были произойти изменения, перестраивающие тело ребенка в мужское. Он сильно вытянулся и уже был выше Давы, хотя мышцы определенно не поспевали за ростом костей. Это было хорошо, потому что она ожидала с некоторым сожалением разогревать совсем еще мальчишку с цыплячьей грудной клеткой. А сын господина находился хоть и в очень раннем возрасте, но уже не был ребенком. Этот возраст ей нравился больше всего – когда кожа молодого мужчины еще не пахнет тяжелым мужским духом, а хранит на себе чистоту и остатки запаха молока. Даже пот таких мальчишек, пробующих свои первые силы и возможности тела, ощущался легче, прозрачнее, чем мужской. Цвет кожи едва не более бумаги и какие-то болезненные глаза на фоне глухой черной одежды без украшений создавали впечатление бледного ростка, только-только пробившегося сквозь корку подтаявшего снега на лысой промозглой земле. В самом деле неприятная внешность, заморенные никому не нравятся, но по крайней мере молодой господин не был агрессивен, не лез к ней сам и даже не следил за ее руками на мягкой перине. - Что ты делаешь? – голос Ипну мигнул, и полушейд нервно выглянул из-за страниц книги. - Я поправляю вам одеяло, маленький лорд. – невинно ответила Дава, отбросив назад блестящие каштановые волосы и придвинувшись к нему ближе. Красные от отсутствия пигмента глаза с раздражением уставились на волну на расшитой ткани, следовавшую за руками девушки. Она ласково погладила ему боковую сторону бедра, давая привыкнуть к прикосновениям. Черно-красные брови недовольно сдвинулись к переносице, но подросток на мгновение смежил веки и снова вернулся к чтению, поджав губы. Похоже, он не был настроен быть активным игроком, недаром он спал одетым, как будто собирался куда-то идти, и Дава, весьма обольстительно улыбнувшись, поднялась рукой выше, к шнурку завязок на впалом животе. - Ты чувствуешь, как меняется твое тело? - она погладила узкую полоску волос под тканью брюк, проведя по ней вниз. Полушейд побледнел еще больше и вцепился закованными в металл пальцами в кожаную обложку своего укрытия, как будто она нашла его дефект. - Ты скоро станешь мужчиной. – ее палец ласково взъерошил первую мужскую шерстку. Видимо, слишком сильно, потому что сын господина дернулся и отскочил, сев на колени и едва не ударив ее руку своим талмудом, как давят насекомое. Но мальчишка в блестящих перчатках спохватился и отложил книгу, прижавшись спиной к стене. Перчатки ей не понравились – они обещали много царапин на груди, шее, да и везде, куда он полезет руками, чтобы рассмотреть свой подарок. Молодым всегда любопытно поднести свечу и рассмотреть все в первый раз. - Что ты делаешь?! - Я – твое лекарство от страха, - любезно протянула девушка. Он поморщился от ее слов, сжав тонкие бескровные губы, и Дава грустно и доверительно посмотрела в его болезненные глаза, показывая, что желает ему только добра, что было полностью правдой. В конце концов, ей хорошо платили за это добро. – Я помогу тебе разобраться со своим телом. - Спасибо, но я сам разберусь. Что-то ещё? Ипну поморщился, не понимая, какое тело она назвала своим, - его или её. Но в любом случае ассистент ему был не нужен. Он уже собрал и разрушил своих первых куксов под руководством матери, а значит понимал строение тел достаточно. И куда пропадала Баст, старая лысая кошка-оборотень, обычно спавшая в углу постели, когда её воспитанник попадал в такие неловкие моменты? Девушка вздохнула: юнец был очень скованным и диковатым, непохожим на обычных избалованных господских подростков, которые, осознав, что они остались наедине с женщиной, готовой самостоятельно угостить их чем-то сладким, неумело, но отважно бросались в бой. Этот будет сложным, но может быть послушным, если детская болезнь вообще не истощила его тело так, что от него ничего не получится добиться. - Я знаю лучше, поверь. - ласково сказала она материнским тоном и снова аккуратно погладила острую коленку. – Есть вещи, которые лучше изучить с кем-то, кто может тебе помочь. Все делают это, но ты мне нравишься, - на этом слове черно-красная бровь взлетела вверх и сломалась под вопросительным углом, - и я хочу сделать твой переход приятнее, чем у это случится у других. Она сделала легкое движение плечом и тонкая, специально сшитая для этого белая блузка соскользнула по ключице и упала полупрозрачной волной тумана у локтя, оставив одну грудь совершенно голой. - Посмотри на меня и не бойся. Ты не должен быть жеребцом в первый раз. Полушейд приоткрыл рот и сделал недоуменное движение, протянув руку с расправленными пальцами и указывая на непорядок в ее одежде, совершенно недопустимый в присутствии пусть еще и подростка, но все-таки мужского пола. Горничная же уверенно проскользнула к его костяной груди, приложив длинную белую руку к своей теплой коже. Она легонько сжала подрагивающие и холодные пальцы, чтобы регулировать положение его ужасных перчаток на груди самой, а второй рукой скользнула под вышитое одеяло и погладила выступ в паху. Дава улыбнулась, нежно и зазывно глядя окончательно ошалевшему юноше в глаза: это определенно уже был не ребенок, хотя шерстки на нем наросло до обидного мало. У выстреливающих высоким ростом мальчишек рост там идет быстрее, чем у их малорослых товарищей, этому осталось немного, чтобы стать взрослым. В принципе, если бы полушейд не был холодным от страха и все-таки отвечал на ее очевидный зов не из-под палки, то он уже мог быть приятным, даже при всей невзрачности его фигуры и выпирающих костях. Вчерашние мальчишки гораздо ласковее и покладистее взрослых мужчин, считающих, что они знают, как быть с любой женщиной лучше нее самой. Мальчишки готовы слушать и следовать наставлениям, чтобы обрести долгожданный опыт. Правда, сын господина шейда вряд ли продержится и десять ударов сердца в первый раз, но если немного поучить его, то уроки могут и ей самой доставить удовольствие. - Я покажу тебе, как с этим справляться, маленький лорд, - женские пальцы сделали пару движений по ткани, и подрагивающая грудная клетка перед ней вообще прекратила вздыматься: он не дышал. – Это сладко. То ли с сахаром у мальчика были связаны неприятные воспоминания, то ли до его странно пестрой головы наконец-то добралась идея, «чем» именно ему хотят помочь и как. Ошарашенное выражение на худом лице сменилось маской ярости, не оставив и следа от того намека на умирающую красоту, который читался в нем до этого. Металлическая перчатка выдернула ее руку из-под одеяла, а вторая сжала второе запястье, отстраняя Даву от худой юношеской груди. Это было плохо. Психованные мальчишки вредили девушкам ее профессии, а какие-то и вовсе обнаруживали в себе страсть к истязанию женщин больше, чем к тому, чему их пытались обучить. Дава вздрогнула: все-таки это и не совсем человеческий мальчишка, и руки у него – как десять кинжалов. Видимо, заботливый отец решил не кромсать привычную прислугу и подстелить сыну шкуру приглашенной девицы для первой пробы. Все господа вели себя по отношению к «специально обученным горничным», как мерзкие твари, и шейд не был исключением. - Ты можешь делать это сам, - быстро сказала Дава, ища способ выпутаться из ловушки, в ее тоне не осталось и оттенка игривости, только дипломатичные попытки договориться. – Можешь сделать это снаружи или внутри. Или посмотреть, как я сделаю это сама. Можешь просто рассмотреть то, что тебе интересно. - девушка искренне надеялась, что ему интересны не её внутренности в распоротом животе. - Я целиком к твоим услугам и желаниям, молодой лорд. Делай, как хочешь, только не убей меня. Девушка поерзала на коленях и на всякий случай сама развела бедра, чтобы он не думал вцепляться в них своими когтями. Она сама готова была сложиться под любым удобным ему углом, лишь бы полушейд не касался ее лишний раз и быстрее справился. Мальчишка в ярости оскалил зубы, и Дава всхлипнула, как будто страшные сказки из детства оживали у нее на глазах, – его зубы были подточены на концах, и выглядели острыми и ровными. И очень длинными в свете волшебной лампы. Это существо вполне вероятно рассматривало ее как ужин больше, чем как женщину. Похоже, её услуги оплатили, как платят за печеную курицу в трактире. Деньги которой уже будут ни к чему. - Зачем ты пришла? – его голос из только ломающегося юношеского стал шипящим, как будто отражался откуда-то издалека. Он продолжал держать ее руки и оттолкнул девушку ступней со своей постели, от чего она оказалась перед ним на коленях на полу с поднятыми руками, которые он держал. - Мне заплатили. – быстро ответила Дава. – Обычный заказ. – она бросила затравленный взгляд на выжидающего объяснений полушейда. – Показать вам, как заниматься любовью и продлить род. Все первые сыновья так учатся. Чудовище, у которого через скулы пробежали две тонкие трещинки, нахмурилось, соображая, кому вообще может быть дело до его возможностей, и зачем. Видимо, все его книги не делали его умным в настолько простых вещах. А потом издало звонкий вопль. Металлические пальцы потянули девушку вверх, заставляя встать, и она, врезаясь то в одну стопку книг, то в другую и едва не падая, шла спиной вперед. Маска подросткового лица кривилась, ломалась, сын шейда нервно потер лицо о сжатую на ее ладони руку, и из царапины пошёл едва заметный серо-голубой дымок, больше похожий на пар. Девушка уперлась оголенной лопаткой в холодный камень двери, пытаясь хотя бы ощутить, с какой стороны находится спасение в виде выхода. Странное существо, в глазах которого медленно сходились красные круги радужек, стояло вплотную, все еще крепко держа ее запястья на уровне плеч и как будто воспламеняясь от злобы. И эта ярость выходила из него, наполняя собой комнату. Медальоны и подвески на потолке качались и звенели от порывов ветра, запертого под землей, и Дава чувствовала пробирающий животный страх, как от приближающейся грозы. Здесь злилось что-то большее, чем худой уродливый подросток, и оно было гораздо страшнее. - Убирайся! – взвизгнуло то, что было сыном хозяина Гиллида. Дава была бы рада, но она была зажата между ним и каменной створкой двери и итак неистово попыталась вслепую нащупать ручку. Да только она не открывалась, куда её не крути. Полушейд оскалился, но, заметив ее безуспешную возню внизу, сказал несколько слов на незнакомом языке, бросил ее руку и отомкнул перед девушкой дверь в холодный коридор. - Уходи. - это слово подхватил и усилил ветер, выпорхнувший в темноту. Дава не заставила себя ждать и на плохо слушающихся ногах, не обращая внимания на рассаженные о каменный пол колени, потрусила к лестнице на первый этаж замка, не оборачиваясь и думая только об одном: чтобы эта тварь не напрыгнула на нее сзади из темноты. Ей заплатили за визит только первую половину, но никакие деньги не заставят ее вернуться обратно, чтобы отработать вторую часть. Пусть чудовище сожрет кого-нибудь еще, кто не сможет отвертеться, а она женщина вольная. *** Дурза тяжело опирался руками на подушки, и расшитые багровыми цветами простыни на пояснице переливались в свете камина от мерного движения. Этим вечером шейд был в настроении для простого и быстрого блюда, удерживая бедра жены в тепле покрывал. Шейд считал выполненными отцовские обязанности и для еще более удачного завершения дня желал выполнить и мужнины. И мысль о том, что в заполненной детским хламом комнате его мальчишка занят своим первым в жизни взрослым подарком, рождала желание напомнить его матери, что и Дурза с годами не потерял своего пыла, несмотря на три десятка лет брака и солидный возраст шейда, уже приближавшийся к двум векам. Их мальчишка пошел в быстрый рост перед тринадцатилетием, вытягиваясь и расправляя плечи, и в пару месяцев перемахнул мать. Стал нервным и раздражительным против своего обычного меланхоличного состояния, но главным, что говорило о том, что ему пора получить новые уроки, был запах кожи. Он стал другим, не менее знакомым для привыкшего к сыну шейда, но он менялся. Уловив эти изменения, Дурза решил сделать любимому сыну особенный подарок, предусмотрительно приставив к нему новую служанку с соответствующими навыками, чтобы сын учился справляться со своим нервным возбуждением не руками с когтями, а женским телом, как и полагается мужчине. И вонючую кошку Шейд предусмотрительно выставил погулять на крышу, чтобы не мешала. Но сегодня им не дали порадоваться уединению. Ребёнок был настырным, и ему не сиделось у себя. Выругавшись, шейд отстранился от жены, отодвинув ее себе за спину, и напряженно прислушался к звукам в коридоре. В следующий момент произошло сразу несколько вещей. Медная сложная ручка с головой льва, сжимающего во рту кольцо, ожила и ни с того ни с сего выплюнула его, стекая вниз раскаленным металлом. Сложный зачарованный замок, настоящее произведение гномьего искусства, бешено вращался, выпуская и втягивая многоуровневые кольца с ребрами, словно сопротивлялся порывам урагана. Металл натянулся, звякнул жалобно, но, к чести гномов, не отпал с двери раньше, чем куски самих резных дверей острой щепой рухнули на ковер и каменный пол, распространяя вокруг тонкие волокна дорогого дерева. И в комнату сквозь сизый дым, заполнявший гостиную, шагнула тонкая тень. - КАК ТЫ МОГ! – прошипел Ипну, замерев напротив отца на осколках двери, в ярости отведя острые пальцы, как для удара. Полушейд чуть скривился от разочарования, обнаружив родителей вместе и прикрытыми одной простыней, но злость была слишком сильна, чтобы он повернул назад. – КАК ТЫ МОГ?! Дурза чуть коснулся острых зубов языком, пробуя воздух: выход силы был ярким и плохо контролируемым. С духами воздуха Ярзла всегда ладил лучше всех. Но если сын так реагирует на свой первый опыт, к моменту его женитьбы им понадобиться жилье покрепче. - Милый, что.., - Дурза коротко подал жене край покрывала, чтобы она обернула его вокруг себя, прикрывшись, и не влезала в их разговор. - Ярзла, твое поведение недопустимо. – красноволосый шейд даже не поднялся с постели, так и оставшись сидеть и как будто не видя никакой проблемы в том, что вход в его покои разнесен в щепки со всеми охранными механизмами, а его сын-подросток трясется от злости напротив, практически теряя рассудок. – Иди к себе и успокойся. - НЕДОПУСТИМО?! – взвыл полушейд, в отчаянии тряхнув головой, метнулся сначала к Дурзе, отскочил и заходил перед постелью родителей вперед и назад. – Как ты мог меня так унизить, отец?! - Это был подарок. - Я не хочу твоих подарков! Я вообще ничего от тебя не хочу, папа! Хотя нет, я бы предпочел видеть тебя как можно реже. Если ты разрешишь.– голос мальчишки терял резонирующие ноты эха, становясь снова мелодичным. – Ты не имеешь права... поступать со мной так! Я не твоя вещь! Я не племенное животное! - Успокойся. – уже строже повторил Дурза, убрав с глаз багровую прядь и отметив, что шапка пушистых волос мальчишки красна ровно на половину длины: полушейд негодовал, не замечая раскачки своего состояния. - До твоего совершеннолетия ты больше, чем моя вещь, ты мой сын. И только я буду решать, как ты будешь жить. - полушейд скрипнул зубами, сжав руки: его следующие пять лет обещали быть кошмарными под стать замку отца, славившегося своими палачами. - Я расстроен, Ярзла. Ты позоришь нас своим поведением. - Это я вас позорю?! – полушейд приложил длиннопалую руку к груди, склонившись к отцу. Уголки пока еще широкого для его лица рта были страдальчески опущены вниз, а глаза подозрительно слезились: Ипну считал единственным опозоренным и униженным здесь только себя. – Почему я вас позорю? - Ты вломился в спальню к своей матери без стука, испортив двери и застав нас неодетыми. - про запрет на слезы в присутствии отца повторять шейду не пришлось: они так и не появились. Мальчишка возмущенно потряс головой, отказываясь принимать обвинения, и жалобно и требовательно посмотрел на мать в поисках оправдания своим чувствам, но та смотрела вниз, прижимая к обнаженной груди одеяло, и полушейд истолковал это как то, что она считает замечание отца справедливым и издал тихий стон: к матери он старался относиться бережно, ради нее он был готов гасить свой гнев, лишь бы оставаться ее любимым сыном. Любовью матери Ипну дорожил больше всего, что имел. Он знал, чего ей стоило поддержание его жизни, и был благодарен. Мать отдала сыну почти всю печать и сама пользовалась больше накопленными знаниями в области трав, зелий и строения тел больных, чем магией. - Нет. Нет, это... это произошло случайно! Мама, прости! – он крутанулся, сообразив, что воспитанному сыну давно уже следовало бы отвернуться от постели родителей. Но продолжать вести беседу, стоя к ним спиной, было тоже непозволительно, и полушейд, раздраженно взмахнув руками, развернулся боком, уставившись в покосившийся проем двери, в котором на большое кресло падали отблески пламени камина, отражаясь в мехе шкур, покрывавших любимое место отца. В ярости Ипну соединил гостиную, где обычно проходили его уроки с отцом, с родительской спальней. Полушейд, поджав губы, заглянул назад, чтобы проверить внешнюю зачарованную дверь. Она была распахнута, но не сломана: первый замок открывался от его прикосновения, но в спальню к родителям Ипну мог пройти, только если мать или отец хотели его видеть там. Вытянувшись, молодой маг щелкнул металлическими когтями, и внешняя дверь ровно закрылась, скрывая семейную ссору господина Гиллида от ушей слуг. - Мама, я...сожалею о том, что... - он подбирал слово, пытаясь слегка сгладить впечатление от устроенного погрома, - вошел так и потревожил вас. Я был неправ. Ты простишь меня? - Конечно, милый. – Аварис сама бесконечно жалела, что не может подойти к сыну и обнять его, потому что иначе у нее не останется рук, чтобы держать покрывало, от чего взбесится уже Дурза: он требовал прекратить нянчиться с сыном, как с младенцем, что было бы оскорбительно для подрастающего мужчины. – Подойди, пожалуйста. Сын развернулся, максимально сомкнув ресницы, чтобы не видеть ничего лишнего, сделал три шага в ее сторону и опустился на одно колено перед сидящей на постели ведьмой, склонив голову так, что пестрые волосы коснулись концами ковра на полу. - Я полагаю, у твоей злости была причина, если двери пали ее жертвой, - он почувствовал, как темные волосы падают ему на лицо, когда женщина коротко поцеловала его макушку. – Постарайся сдерживать гнев, чтобы не портить мебель, хорошо? Давай поговорим об этом случае спокойно чуть позже. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, почему ты так поступил. - Да, мама. – полушейд бы с удовольствием высказал свое возмущение матери, которая была чутка к его переживаниям...всегда. Он сам нуждался в этом разговоре. Но в присутствии отца это не имело смысла: Дурза либо высмеет его, потому что у шейдов и их детей не должно быть чувств, либо с позором выгонит вон. Либо и то, и другое. Тоже, как всегда. - Повернись. – это был холодный голос отца. Ипну неохотно встал и посмотрел ему в лицо, вытянувшись и сложив руки руки за спиной. – Твое поведение, Ярзла, не оправдывается «ужасом», какой бы он ни был. Завтра уберешь здесь все сам и починишь замок, ясно? Это будет неполное наказание. Об остальном я решу позже. - Да, отец. – ответ был вежливым, но лишенным каких-либо эмоций. Голову сын не опустил, что свидетельствовало о непризнании вины перед старшим шейдом. - А теперь. Пошел. Вон. – раздельно и строго сказал Дурза, глядя в глаза сына, в которые снова вернулись вполне человеческие зрачки. У Ипну не было сил и привычки злиться так долго, как мог находиться в гневе его отец, он окончательно «погас», тряхнув топорщившимися темно-каштановыми волосами, горестно и высоко всхлипнул, развернулся на пятках и рванулся прочь из родительской спальни. Как только внешняя дверь захлопнулась, Аварис торопливо вскочила, придерживая на себе простыню и слепо ища у кровати сафьяновые туфли: только она в их семье не видела в темноте ни бельмеса. - Куда ты собралась? Ответом жена его не удостоила. Дурза и Аварис ещё до рождения сына условились не спросить между собой при нем, чтобы решение родителей было всегда однозначно и понятно, но наедине ссоры между волшебниками случались часто. Дурза считал её воспитание попустительским и развязным, а женщина упрекала его в лишней жёсткости и холоде. Шейд, скривив губы, взял ее за полы простыни и одним движением затянул на постель. Лицо Аварис в обрамлении темных встрепанных волос выражало не меньшее раздражение, которое и так просто пропитало воздух в комнате. - Я иду к нашему сыну. - Он в порядке. – Дурза смежил веки, настраиваясь на эманации магии в замке. – Он не тронул слуг и спускается вниз к себе. – след, который он чувствовал, пульсировал очевидным стыдом, болью и усталостью. Мальчишка выпустил свой гнев, хоть и не совсем тем способом, который предложил ему отец. – В конечном счете он просто перетрусил и сломал дверь. - Ты не хочешь рассказать мне, от чего он «перетрусил»? - Он испугался подойти к девушке, которая предложила ему помощь с его подростковыми проблемами. – когтистые пальцы шейда аккуратно показали вниз на простыни у ног, намекая на тип проблем. - Деза, но ему даже не исполнилось тринадцати! Ему двенадцать! – женщина в возмущении прикрыла рот ладонью: ее сегодня неприятно удивили оба самых любимых ею мужчины. – Это слишком рано, зачем ты так торопишь его! Ему нужно еще как минимум три-четыре года, а ты... Он мог воспринять это, как насилие! Это очень нехорошо. Я пойду к нему и поговорю с ним сейчас. - Не надо, - Дурза притянул к себе жену, касаясь губами ее виска. – Не поощряй его развязное поведение. Даже если девка ненароком сделала ему больно, он должен контролировать себя. Если Ярзла не научиться сдерживать себя, я не позволю ему покинуть Гиллид. - Дёза, его вспышки гнева случаются исключительно, когда вы двое ссоритесь между собой. К нему хорошо относятся слуги, у него есть подружка, и люди его почти не боятся. - здесь она преувеличила: сына шейда боялись, потому что подозревали, что шейд оторвет руку заживо даже за нечаянно опрокинутый на его пестрое сокровище стакан вина, а уж если это будет горячее, то лицо слуги в нем и окажется. - Просто Ипну уже отчаялся вернуть твое расположение, как отца. - И это его не извиняет. – хмыкнул Дурза. – Мое одобрение сыну нужно меньше, чем выдержка. Ему все равно что-то не будет нравиться в дальнейшем. Ярзла не имеет моего здоровья и, будь честна с собой, никогда его не обретет. Он не может участвовать в бою, будучи ослепленным гневом, - это приведет его к смерти. Его сильная сторона – холодный расчет и знание тонких искусств, призыв. Его будут провоцировать всегда, ожидая, что он ошибется.- шейд вздохнул, положив сильные сухие руки за голову. – Я хотел, чтобы девка убедилась, что его тело сформировано правильно, и он не пытается скрыть проблему. Ну, и порадовала его немножко. Все проблемы нужно исправить сейчас, пока он юн. Страх и стыдливость ему не к лицу. - И ты считаешь свой метод подходящим? - Он уже почти мужчина, он осознает свою плоть. - шейд прижал женщину к своему плечу, откинулся на постель обратно и хихикнул. – Ты сама говорила мне, что он возился с мылом над своими простынями. Так что он уже не твой маленький мальчик. - Но я не говорила, что ему нужен кто-то еще на этих простынях, дорогой! – Аварис была все еще раздосадована. – Если наш сын хотел оставить изменения в своем теле в секрете, то мы не в праве его мучить! Он очень стеснительный и поздний, разве ты не понял этого за все эти годы? - Аварис, не пытайся продать мне идею, что мальчишка, торчащий в лазарете с тех пор, как научился ходить, впадает в ужас от того, что у него растет в штанах. Он знает, что не будет оставаться ребенком бесконечно. – Дурза фыркнул от смеха. - Поверь мне, Ярзла будет с удовольствием вспоминать эти прикосновения, когда немного отдышится. А сейчас, - Дурза перекатился, устраиваясь сверху на все еще недовольной им женщине, - похвали мою сдержанность и умение сбавить темп плоду нашей страсти. - Ты в самом деле рассчитываешь на ласку после того, что сделал? - Аварис лежала под руками шейда, сцепив руки на груди и плотно сомкнув ноги. Такой вариант сопротивления Дурза называл «прикинуться покойницей». Но и из этой позиции ему удавалось временами добиться благосклонности. - Нет, - весело заметил шейд, гладясь о ее шею и прикусывая за ухо, - я рассчитываю и на ласку, и на то, что ты разотрешь мне спину после. Шутка не имела привычного успеха: некромант сердилась на него. - Женщина, - Дурза ласково провел пальцем по нижнему веку отвернувшейся от него ведьмы, проверяя, что ее глаза сухи, – ты знаешь, как плохо я переношу твои обиды. Когда мы встретились первый раз, мне показалось, что ты приняла меня за кого-то другого, кого, вероятно, любила. И, наверное, он тоже любил тебя. – шейд ткнулся в волосы женщины носом с вертикальным шрамом, опустил голову, подлезая ей под шею, и провел языком от ямки между ключиц, через шею, подбородок и щеку к ее губам, чувствуя, как подрагивает кожа. Как бы Аварис не ругалась на «мокрые» ласки, они ей нравились. – И я понял, что я сделаю все, чтобы теперь это принадлежало мне. Неужели ты думаешь, что я не справляюсь с твоим раздражением? *** - Он трогал тебя? - Что? – полушейд чуть вздернул брови в недоумении. - Твой отец трогал тебя, как мужчина, Ярзла? – прямо спросил Гальбаторикс, касаясь пальцами нижнего края нагрудной брони юноши. Надетая поверх одежды для сна, она прилегала не так плотно, как обычно, оставляя зазор между рубашкой, и от легкого нажатия холодный край зачарованного металла прижался к углу груди. Нового шейда Гальбаторикс ценил, и ему было запрещено покидать свою комнату без этой волшебной защиты сердца, даже когда его прямо с постели позвали к королю. - Как можно... - молодой шейд непонимающе тряхнул головой, сбрасывая подобную мысль и отказываясь принимать тот факт, что какой-либо отец может прийти с этим к своему отпрыску, как бы ни был он плох. – Он же мой отец. – красные глаза опустились вниз. – Был моим отцом. В любом случае он никогда не прикасался ко мне. - Тогда от чего ты дрожишь? – руки короля спустились по поверхности серебристой в лунном свете рубашки полушейда, вытянувшегося и неподвижного, как холодная белая статуя. – Тебе больше двух десятков лет, возраст полной зрелости. – руки оставили ткань у самого края. – Ты уже был с женщиной или с мужчиной? - Нет, Ваше Величество. Этот ответ вызвал у Гальбаторикса непроизвольную улыбку. Мальчишка был и сдержанным, и чистым, если этим словом вообще можно описать шейда. Трогательно, особенно если вспомнить, какой мерзостью был старый Дурза, отвлекавшийся от чего угодно в услугу своему инстинкту поохотиться или подмять под себя самку...чего угодно. Это в Дурзе всегда раздражало. Контроль, контроль над разумом – вот что отличало людей от животных, а Дурза никак не дотягивал до уровня человека. Хотя может быть и человеком изначально он был так себе. - Ты знаешь, что тебе нравится больше, Ярзла? - он погладил кончиком пальца спинку длинного белого носа так и не шелохнувшегося молодого шейда, перейдя на острую скулу. - Нет, Ваше Величество. – полушейд больше напоминал мрамор надгробья, чем живое существо. Двигались разве что губы и ресницы. - Что ты скажешь, если я попрошу тебя остаться сейчас? Молодой шейд закрыл красные глаза: ему было тошно даже думать об этом, но он продолжил не изменившимся ровным голосом. - Я скажу, что это будет не лучший выбор, так как король и император с силой и мудростью под стать Вашей заслуживает того, кто испытывает влечение более яркое, чем мое. Гальбаторикс усмехнулся: выворачивается, как может, но не грубит. Первый воспитанный шейд на его памяти. - Что ты будешь чувствовать, если я прикажу тебе остаться? – пальцы легли на подбородок и под угол нижней челюсти полушейда, а большой палец ненавязчиво прошел по кромке почти бесцветных узких губ, чуть надавливая на них, чтобы оголить ровные белые зубы. Похоже, ему контролировали их рост также, как и идеально выпрямленных когтей. - Для меня это будет пыткой, Ваше Величество. - Ты слишком молод, чтобы представлять, что такое настоящая пытка для таких, как мы. – заметил Гальбаторикс. – Неожиданно для того, кто провел детство в Гиллиде. Но, как я и сказал тебе в нашу первую встречу, я не хочу причинять тебе боль. Меня гораздо больше радует наше добровольное сотрудничество. Гальбаторикс потянул полушейда вниз, положив руку ему на затылок, и коротко поцеловал холодный бледный лоб, с удовольствием отметив, что у корней волос выступили маленькие соленые капельки испарины. Полушейд Ярзла был скован не только в бесконечных защитах своего разума трансформацией, но и в чувствах. Это было даже хорошо, это делало процесс раскрытия более привлекательным, хотя и трудоемким – приручать Ярзлу нужно будет сначала к рукам, чтобы он не напоминал кусок безучастного мрамора, а потом уже к чему-то еще. Первый Всадник вытащил костяную палочку, которой полушейд сколол свои длинные волосы на затылке и пропустил сквозь пальцы прядь легких красных волос. В ночи они отливали тускло-малиновым от отражения синих и сиреневых драпировок в королевских покоях. Гальбаторикс улыбнулся, поглаживая белую скулу с почти невидимой трещинкой шрама и вспоминая ударившуюся в песок перед колонной солдат крылатую тень, явившуюся на самоубийственный вызов. Устав от упрямства молодого шейда, Гальбаторикс был вынужден написать ему спустя год после Фархтен Дура, что нуждается в подобном Ярзле существе в столице, где найдет применение способность шейдов собирать силу, и где молодого некроманта ждал колоссальный запас эльдунари и драконьих костей. Он обещал ему хорошее содержание и защиту от надоедливых повстанцев, мечтавших вырвать сердце у «вернувшегося Дурзы». О, маленькая Арья рвалась к нему с мечом так, как будто между ней и «Дурзой» была не взаимная ненависть за его гостеприимство в Гиллиде, а как минимум страстный роман. «Поклонников», охочих шкуры молодого шейда, резко прибавилось после его первого появления, появились вознаграждения от неумных диких магов за коготь или клык молодой Тени. Ярзла затаивался, пытался выиграть время, отчаянно оберегая свой город-сад в песках, но даже в форме дракона ему было не под силу вынести или вывести своих жалких людей из безводных земель раньше, чем его стены осадили бы с одной стороны вардены, оклемавшиеся после Фархтен Дура, а с другой – армия Империи. Пришлось настоять на приглашении в столицу, отправив солдат через пески и устилая полушейду дорогу телами, падающими в песок от жары и жажды, прозрачно намекнув, что эти смерти будут на его совести, тк единственная их причина – нежелание полушейда мчаться туда, где было его место, приготовленное еще до его рождения. Он не мог выиграть осаду, особенно с двух сторон, даже со всеми его способностями и немертвой армией. Сады – всего лишь искусственный город, где магия Ярзлы поддерживала изобилие еды и воды за счет привлекаемых им духов. Он мог бы бежать, улететь, оставив умирающее убежище с его обитателями и спастись сам. В конечном счете, кто ему эти люди? Просто отмытые и вычесанные дикари, в порыве благодарности считавшие отродье хищной темной твари своим светлым божеством. Узнай они его природу, скрытую маской, и правителя Садов прирезали бы в собственном доме. Но король и император знал Ярзлу уже достаточно, чтобы четко понимать: он не уйдет. Упрямство шейдов вылилось в нем патологическое желание совершать «правильные» поступки вместо разумных, и Ярзла решился и обменял свою свободу на прекрасный золотой ошейник, лежавший на груди броней, возможность его дикарей выйти в обитаемые земли живыми, как будто до них было кому-то дело, ну, и сэкономил Гальбаториксу довольно много жизней солдат. Решение правильное, если считать общую сумму спасенных жизней с двух сторон, но плохое для него самого. Так что принцесса Арья увидела только счастливый момент «возвращения королевского шейда» под крыло исполинского черного дракона и вынуждена была отступить, пока предмет охоты не спустили на потрепанных еще старым Дурзой солдат. Но это было... трогательно. Гальбаторикс за век с лишним уже порядком утомился от всего того, что совершается ради власти, денег, силы или чьих-то амбиций. Этого в его неспокойной стране было в достатке. И очарование полученного в ходе эксперимента болезненного существа смягчило наказание, которое Ярзла, безусловно, заслужил. Его можно было бы сломать, как сухую ветку, или покалечить клятвой, как Дурзу, сделав боль и гнев его движущей силой. Но полушейд оказался слишком хорош таким, каким он был. Даже очень. Чище, разумнее, лучше, чем люди и прочие рожденные естественным ходом вещей существа. Ярзлу было очень соблазнительно приручить без всякой грязи - доводами разума и ласковым словом добиться верности лучшей, чем у постоянного грызшего свой поводок Дурзы, пытавшегося удрать к примитивной дикой жизни. - Возвращайся к себе, Ярзла. - Гальбаторикс, уступив минутному желанию, еще раз склонил к себе голову высокого полушейда и почти невинно поцеловал неподвижный угол плотно сжатых губ, чтобы буквально оледеневший юноша потом спокойно объяснил себе этот жест прощальным прикосновением учителя к щеке ученика, которое по случайности вышло неловко близко к губам. И смог хотя бы уснуть перед выездом. – Я жду твоего возвращения с первой большой охоты и желаю тебе удачи. Молодой шейд, ожив из формы идеально прямой статуи, коротко поклонился и выскользнул из королевской спальни в ту же минуту. Гальбаторикс улыбнулся, подумав, что даже в этом неподвижном состоянии Ярзла украшал вход в его покои, сливаясь с белой лепниной. Первый Всадник находил привлекательным в своих партнерах исключительно их характер и интеллект, а пол и внешние признаки были гораздо менее значимы, на его взгляд. Ведь что такое романтическое влечение, если не желание понять и разобраться в деталях другого ума? Новый шейд был скован как произведение искусства. И если в комнате было достаточно темно, чтобы скрыть мелкие дефекты, характерные для внешности этой расы, то результат кровосмешения можно было назвать даже красивым.