Научи меня жить

У Гермионы дрожали руки, которые она так отчаянно прижимала к лицу последние полчаса. Бесстрашная героиня войны элементарно тряслась от страха и не понимала, как она дошла до такой жизни. Ладно, она прекратит врать самой себе и скажет: «Да, Гермиона Грейнджер, ты дочка великолепных дантистов, которые тебя не помнят, ты фальшивая героиня войны, и, да, ты настоящая дура, испытывающая влечение к собственному врагу». От подобных мыслей руки у нее затряслись еще сильнее, а из горла вырвался тихий трусливый всхлип. Ее надо было отправить учиться на Когтевран или Пуффендуй, потому что выходец с факультета Гриффиндор просто по определению не может в таких ситуациях трястись от того, что всего боится. Так вот, она прекратила себе врать. Но это совершенно не объясняет то, что произошло часом ранее. Если опустить все стыдные подробности своего грехопадения, то останется только то, что рядом с Драко Малфоем ей было по-настоящему легко и… с ума сойти… уютно. О-о-о, это вообще какие-то неправильные слова. «Уютно» и Малфой — как две не пересекающиеся параллельные прямые. Как два противоположных полюса планеты. Этих слов достаточно, чтобы объяснить, насколько это несовместимо и вообще просто дико? Тем не менее… И эти осторожные прикосновения к ее щеке… Честные, по-настоящему честные серые глаза… Она вообще о Малфое сейчас думает? Неужели он может быть вот таким? Таким, рядом с которым не страшно? Не обман ли это, не дымка, пригрезившаяся во сне? Гермиона закрыла глаза, опуская руки на колени. Теперь ей стало интересно, что вызвало в Малфое такие перемены. Близость? Определенно нет, это произошло бы раньше. Может быть, честность? Ее честность, неприкрытая щитами из колких взглядов и попыток во что бы то ни стало остаться в белом? Пальцы сжались в маленькие кулаки. Она не могла позволить себе быть мягкотелой с врагом, это чревато. Чревато болью, которую ей испытывать не хотелось. Но ведь иногда нужно чем-то жертвовать, разве нет? Стоит ли оно того — как ответить на такой простой и одновременно катастрофически сложный вопрос? Гермиона пораженно замерла, только сейчас осознавая, какие мысли бродят в ее голове. Чертовы мысли! Не иначе, кто-то нашептывает ей этот бред на ухо, а она уверена в том, что думает сама. Да, блин! Это же ДРАКО МАЛФОЙ! Как она вообще может думать о малейшей вероятности того, чтобы поверить этому чванливому идиоту? Напыщенному индюку. Аристократичному выродку. Э-э-э… Последний эпитет у Гермионы получился как-то не в тему, и это сбило всю гармоничную гневную речь, сформированную в ее бедовой голове за считанные секунды. Гермиона поняла, что окончательно растерялась и запуталась, петляя в собственных мысленных лабиринтах. И что ей теперь прикажете делать? Она рыкнула от глубины собственных чувств и постаралась быстрее уснуть в своей такой теплой кровати. В пятницу было пасмурно и валил первый за эту зиму снег. Гермиона заплела непослушные волосы в косу. Она нервничала и хотела побыстрее покончить со своей растерянностью. Она любила, когда в ее жизни все четко, ясно и разложено по полочкам. В ее душе нет места для пустых размышлений из разряда «а что было бы, если бы, и было ли вообще». Возможно, при виде Малфоя все надуманные иллюзии их вчерашнего взаимопонимания рухнут. И, черт возьми, она этого по-настоящему хотела. Она не желала, чтобы Малфой выбивался из ее представления о самом себе. Вот только, блин, почему он постоянно это делает? «Нет, известите меня письменно в трех экземплярах, и я подумаю!» — скривилась Гермиона перед зеркалом в своей комнате и побежала на очередную пару по артефакторике, стремясь побыстрее увидеть хорька и убедиться, что вчерашнее ей просто привиделось. И каково же было ее разочарование, когда в аудитории она увидела его спокойный, задумчивый взгляд, обращенный на нее. Она бы хотела, чтобы он и вовсе не обратил на нее внимания. Она бы хотела, мать вашу, оставаться для него пустым местом. Но Драко Малфой в очередной раз ломал ее представления о жизни, все занятие буравя глазами ее спину, она чувствовала, как его взгляд прожигает дыру между ее лопаток, словно пытаясь добраться до сердца. Но больше всего Гермиону бесило то, что ей это нравилось. Она села вполоборота, чтобы никто из друзей не заметил ее взгляда, направленного на Малфоя. Глаза в глаза. Подобия улыбок и приятие во взглядах. Общая тайна, о которой знают только двое. Гермиона поспешно повернулась обратно, лицом к преподавателю. На губах медленно расцветала самая дурацкая улыбка из всех возможных. Из дальнего конца аудитории на нее смотрели полыхающие ненавистью глаза. Только она этого не чувствовала, Малфой не видел, Рон увлеченно чавкал конфетами, а Гарри даже не пришло бы в голову туда посмотреть… * * * В субботу было холодно. Сначала Малфой зябко укутался в свою шерстяную мантию, оказавшись на улице, но потом заставил себя немного расслабиться, чтобы подавить дрожь. Он отбывал в Лондон, искать в Лютном переулке выжившую из ума ведьму. Снег валил бесконечно, казалось, эта пурга никогда не закончится. Иногда слышался вой ветра, но Драко лишь отмахивался. Сейчас он видел свою цель и стремился к ней, как обезумевший. Все ради покоя. Он отдаст почти все. В Лютном, как всегда, было мрачно и тихо. Шушукались странного вида парочки, жмущиеся к стенам домов и зыркающие по сторонам. Под ногами хрустел мусор и пробегали крысы, совершенно не боящиеся людей. Драко передернуло от омерзения и легкого чувства тошноты. Ему было противно здесь не только морально, но и физически, спертый воздух забивал легкие и мешал нормально дышать. В голове мелькали картинки прошлого, которые он предпочел бы не видеть. Перед его глазами появилась старая выцветшая дверь с грязным молоточком. Дверь, за которой он нашел свое проклятие в прошлом, перед войной, дверь, куда его услужливо привел отец, чтобы он помог другим Пожирателям проникнуть в Хогвартс. И пусть та дверь была не в Лютном, а гораздо ближе к школе — сейчас он стоял точно перед такой же и пытался справиться со своими страхами. Из-под скрипнувшего крыльца с диким мявом выпрыгнула грязная облезлая кошка и скрылась в подворотне. Драко чуть заметно вздрогнул от неожиданности и вновь посмотрел на испачканный молоточек. «Мерлин, да чем его тут вымазали?» Драко выхватил из кармана мантии белый платок и, обмотав ручку, торчащую из пасти латунного льва, коротко постучал. Материю он гадливо отшвырнул только тогда, когда услышал тихие шаркающие шаги изнутри. Дверь со скрипом отворилась, и в проеме показалась темная массивная фигура, которая почти сразу зашлась в истерическом кашляющем смехе. — Какие люди пожаловали в мою скромную обитель, — прошамкало почти бесполое создание, от которого явственно пованивало немытым жирным телом. В эту же секунду Малфой решил, что ему тут делать нечего и развернулся, чтобы, наконец, покинуть это место. Но… — Мистеру Малфою хочется услышать о предсказании из первого источника. Как ожидаемо, мой милый друг. И ровно настолько же глупо, — покачало головой воняющее чучело, а в следующий миг из-за угла в Драко полетел красный луч какого-то заклинания. Время как будто замедлилось и словно увязло в студенистой вечности. Малфой оглянулся и успел отклонить голову, пока медленный поток света его не достиг. В такие моменты у него всегда возникало ощущение, будто кто-то изощренный в пытках крутит в разные стороны маховик времени. Оборот — и время застыло, вновь оборот — и оно побежало быстрей, чем обычно. Драко, конечно, понимал, что это бред, да и попросту маховик времени на подобные игры не способен, но все же… За долю секунды он успел заметить знакомые лица и втолкнуть старуху (или кто это в действительности был) обратно в дом. Задавать вопросы был не досуг, но Драко удержаться не смог. — Кто подстроил ловушку?! — но существо лишь тряслось от безумного хохота и не отвечало на вопросы. Старую дверь пронзил луч света, и серое дерево тут же превратилось в труху, мелкие щепки полыхнули зеленым огнем, чтобы в следующее мгновение опасть кучкой пепла на пол. Мозг за доли секунды на подсознательном уровне обрабатывал всю информацию, которая поступала от органов чувств, но Драко этого не замечал. Чтобы аппарировать, не хватало концентрации. Осознанные мысли попрятались, не было никакой возможности остановиться и подумать, куда стоит бежать. Драко затравленно глянул на дверь и метнулся к грязному камину, надеясь увидеть там то, чего он так сильно сейчас хотел. Повезло. Несколько лучей атакующих заклинаний вырвалось из его палочки в сторону противников, которые появились в дверях, прежде чем он швырнул порох и смог, успокоив дыхание, четко назвать в качестве пункта назначения «Дырявый котел». Он рисковал, понимая, что Пожиратели слышали его голос. Но рисковать еще больше и называть пароль от закрытого камина Малфой-мэнора? Никогда. В баре царил полумрак. Тихо играла какая-то музыка, увлеченно переговаривалась пара магов, единственных сейчас посетителей. Драко не стоило здесь оставаться, в любой момент преследователи могли заявиться и разрушить такую притягательную сейчас тихую атмосферу. Стоило побыстрее свалить отсюда, а это значило, что нужно прийти в себя и сконцентрироваться. В противном случае аппарация не удастся. Драко быстро оглядел помещение и, машинально поправив воротник шерстяной мантии, вышел в холодные сумерки. Морозный воздух наполнил легкие, помогая собраться с мыслями. Темнеющее небо пряталось в тяжелых снежных облаках, почти неощутимо ветер играл с волосами и ласково проводил своими холодными эфемерными ладонями по щекам. В многочисленных магазинчиках уже погасили свет, вокруг было тихо и спокойно. В тот момент, когда из-за закрытых дверей бара послышался шум, фигура Драко Малфоя, стоящая в начале Косого переулка, исчезла, растворяясь в воздухе. В особняке было прохладно, и первым делом он увидел свою мать, зябко кутавшуюся в белую шаль. Она чуть удивленно приподняла голову и посмотрела на Драко. — Мой дорогой сын? — да, он уже давно не посещал свой родной дом и женщину, что одиноко жила в нем со времени заключения отца за решетку. Сейчас Малфой-младший явственно видел, как тяжело Нарциссе далось одиночество. В сердце кольнула вина. Он осознанно сбегал из этого дома, осознанно сбегал от собственной матери, потому что смотреть на ее страдания было выше его сил. — Здравствуй, мама, — склонив голову, ответил он, глядя в ее глаза, полные тоски, — я решил тебя проведать. * * * Воскресенье порадовало неожиданно ясной погодой. Выпавший накануне снег засыпал тропинки и дорожки, ярко переливаясь в лучах солнца. Повеселевшая после выполнения задания Снейпа Гермиона пробиралась по снежным завалам в сторону Хогсмида, пока снежок громко хрустел под ногами, словно пытаясь ей о чем-то поведать, о чем-то предупредить. Было непривычно холодно, щеки мгновенно покраснели, а на широком красном шарфе появились капли конденсата. Отправиться на прогулку сегодня пришлось одной, потому что Гарри, отшутившись, попросту сбежал в неизвестном направлении. Что-то с ним происходит необычное в последнее время. Но после войны их отношения заметно подпортились. Не то чтобы он перестал быть ей близким. Просто смотреть друг другу в глаза после войны было неуютно. Им хотелось закрыть эту страницу в своей книге жизни. Откровенность в разговорах сошла на нет, да и частота этих самых разговоров — тоже. Именно поэтому Гермиона не лезла к нему в душу и не пыталась помочь или поддержать. Он и сам не желал. Зачем навязываться? В глубине души она знала, что не все так просто. Вовсе не поэтому их дружба зашла в тупик, из которого не так-то легко выбраться. Война наложила отпечаток, разъедающий души. Заставляющий испытывать чувства, которых быть не должно. Им не за что было стыдиться, но каждый раз, глядя друг другу в глаза, друзья чувствовали дикий стыд. Словно просто смотреть друг на друга означало заново окунуться в круговорот страха и боли. И стыдно было от того, что приходится доставлять другу неудобства такими воспоминаниями. В общем-то, было абсолютно понятно, что вот эти чувства — всего лишь иллюзии, но идти на контакт становилось проблематично. Проще было оставить все как есть. Хотя Гермиона знала, стоит кому-то из них действительно захотеть — дружба бы восстановилась и стала прежней. Только зачем? Она открыла в себе слишком много негативных черт, влияние которых не могла себе позволить испытывать, а у Гарри появились свои секреты. Вот так Гермиона Грейнджер шла по заснеженной дороге в Хогсмид, планируя выпить парочку порций сливочного пива и посетить книжный магазин. Вокруг было белым-бело, словно кто-то расстелил на земле огромную накрахмаленную скатерть, в вышине ярко светило солнце, отражаясь от снега и почти ослепляя. Ничто не предвещало беды, поэтому нападение оказалось абсолютно непредвиденным. Мгновение полета показалось ей маленькой вечностью. Потом все исчезло… Гермиона пришла в себя от громкого злого хохота. Голова раскалывалась, казалось, что уши слышат сквозь большую толщу воды, а тело медленно вращается. — Да-да-да! У нас все получилось, папочка! — в помещении, где оказалась Гермиона, послышался удивительно знакомый противный голос. Она тихонько перевела дыхание, чтобы не выдать возвращение к ней сознания, хотя людям в помещении явно было плевать. — Пэнси, девочка моя, я это прекрасно знал. План был идеален, — самодовольно ответил Пэнси Паркинсон еще один голос, послышавшийся откуда-то сзади. Судя по тому, что семья Паркинсонов так открыто разговаривала и не скрывала имен, Гермиону не ожидало ничего хорошего. Поэтому она смело открыла глаза, далее не скрывая свое пробуждение. Их даже не резануло от света, потому что в темнице (а это явно она) было сумрачно. В противоположном конце помещения стояла слизеринка — подпевала Малфоя. В голове всполошились мысли. От самых мерзких до самых невероятных. Что все это значит? Откуда Гермиона здесь? Да где, собственно, она? Причем тут Паркинсон? — О, гриффиндорская заучка очнулась, папа. Теперь нам будет весело, — Паркинсон легкой развязной походкой направилась к Гермионе и зарядила ей хлесткую пощечину, смеясь при этом, как сумасшедшая. Гермиону привязали руками к штырю, торчащему из низкого потолка посреди темницы, от чего вес тела пришелся на изогнутые в связке кисти рук, до пола она доставала только кончиками пальцев на ногах. Она выгибалась, пытаясь освободиться, но все ее старания пропадали даром. В душе поднималась волна гнева и злости, которые находили выход лишь сквозь сомкнутые зубы в виде сдавленного шипения. Следующие несколько часов (а может быть, целая вечность) стали для Гермионы самыми ужасными в ее жизни. Сумасшедшая Беллатриса и все воспоминания о ней затерлись и померкли. Легкие залепила вонь горелого мяса, а уши оглохли от собственных воплей. Наверно, мозг отключил память, чтобы спасти рассудок, но это было уже не важно. Живой ей отсюда не выйти. Можно сколь угодно хранить в себе ясность мышления — это ничего не изменит. Окровавленная, смятая, обессилевшая, она лишь смогла повернуть немного голову и тихо спросить: — За что? Паркинсоны только смеялись. И продолжали свое дело. Лишь потом, позже, когда Гермиона из последних сил цеплялась за сознание, чтобы не быть слабой и не провалиться в забытье, Пэнси начала говорить. — Ты стала идеальным вариантом для моего плана. Ведь только с тобой в главной роли я смогла убить одним выстрелом двух зайцев. Нашла идеальную кандидатуру для жертвы и отомстила Драко за такое пренебрежение мной. Малыш Малфой был так наивен в своей слабости и желании покоя, что сыграть на его чувствах оказалось легче легкого. Теперь он поймет, что значит не иметь то, что так сильно хочешь. А самое забавное, что предсказание на самом деле имело место быть. Бедный Забини, ведь Драко будет очень зол, коль все же умудрился сбежать из-под Авады Кедавры одного из разгневанных предательством Пожирателей Смерти, — Пэнси ласково провела пальцем по хлысту с узлами и сладко улыбнулась. В следующее мгновение плечо Гермионы обожгло еще одной порцией боли. — Видишь ли, в чем дело, милая, — вступил папа Паркинсон, подходя сзади, — нашему дому потребовалась кровавая жертва. Он изначально был пропитан темными силами, поэтому для того, чтобы моя дочурка была принята своим полноправным жилищем, могла выйти замуж и родить наследника, нужна боль другого разумного. Впрочем, не заморачивайся, такая, как ты, не способна понять всех тонкостей настоящего магического общества. Прискорбно, конечно, что такая симпатичная деточка угодила в сети моей умницы, но ничего не попишешь. Я постараюсь скрасить твои минуты здесь, дорогуша, пока ты не перестанешь быть. На ягодицы Гермионы легли омерзительные потные руки, которые ощущались даже сквозь ткань одежды. Хотелось кричать, вырваться, отмыться, хотя сил уже не оставалось, и все тело болело. В душе остались только отчаянье и дикое желание, чтобы все случившееся оказалось ночным кошмаром. Паркинсон захихикала, с превосходством оглядывая Гермиону, которая изо всех сил держала гордый вид, хотя больше всего сейчас ей хотелось свернуться в позу эмбриона и заплакать. — Хочешь, выколю тебе твои глазки, которыми ты призывно смотрела на моего жениха? Или мне вырезать твои губы, которыми ты ему улыбалась? А может, мне стоит спуститься пониже и заняться с тобой острым, кровавым сексом? Уверена, это будет ничуть не хуже того, как ты ложилась под Малфоя, — мопсоподобная Пэнси двинулась вперед, держа в руках маленький перочинный ножик. Гермиона еще раз попыталась вырваться, хоть это и было глупо. Наверно, сейчас она и умрет, трусливая героиня войны. Гермиона нисколько не сомневалась, что сумасшедшая Пэнси способна на все, о чем только что говорила… Папаша Паркинсон остановил ее жестом руки. — Дочь, не забывай, чем медленнее будет умирать жертва, тем лучше воспримет это дом. Отдохни. А я пока попробую помочь нашей гостье прийти в порядок. Когда ее насиловал толстый жирный ублюдок, она не кричала, безучастно разглядывая стену из серого камня, и старалась не замечать, как ее обгоревшая после пыток спина скользит по холодному полу, словно по наждачной бумаге. * * * Пылинки медленно кружились в наполненном ярким солнечным светом кабинете. Утром понедельника Драко сидел на узком кожаном диванчике в одном из помещений Министерства Магии и слушал допрос старухи. Она даже ничего не скрывала и громко смеялась, перебирая ткань платка пальцами, похожими на паучьи. Широкие узловатые суставы фаланг словно двигались в такт словам. Бабку и вправду довольно тяжело было принять за вменяемую. Она постоянно проваливалась в собственные мысли, изрекала какую-то хреновину и вновь смеялась. Драко не ожидал, что его позовут на этот допрос (тайна следствия и все такое), который с каждой новой минутой больше казался «очной ставкой». Вероятно, бывшему Пожирателю не доверяли так же, как всегда. Впрочем, особого толка в этом театральном представлении не было. Старуха то и дело срывалась на какие-то двусмысленные фразы, казалось, она совершенно потерялась в многочисленных вариантах собственных видений, которые, в отличие от остальных своих слов, проговаривала четко и ясно. Одному из авроров она предрекла «шипящую гадюку в постели», другому — цинковую рубашку в следующем задании, а потом повернулась к Драко. — Ореховое море обмелело и стало соленым, как кровь, которая бежит по коже. В темном доме виновников твоих бед. Драко вздрогнул, но быстро взял себя в руки и сделал вид, что абсолютно спокоен. Голос старухи наполнился какой-то ненормальной силой, в душе Драко заворочалась тревога, словно что-то предвещало беду. Он никак не мог решить для себя, как относится к словам старухи. Она была полоумной, сумасшедшей, абсолютно ненормальной. И хрена с два, если Драко понимал, как теперь быть. Она наверняка просто говорит набор образов в ее больной башке, и это никак не назвать пророчествами. С другой стороны, он видел, как бледнеют авроры и сочувственно смотрят на парня, которому она обещала цинковую рубашку. Они что? Серьезно ей верят? Но это же натуральный бред. Какая рубашка, о чем это она? Еще старуха говорила о каком-то домашнем эльфе. Когда допрос закончился, Драко совершенно точно решил, что слова старухи не имеют никакого значения, и быстро покинул аврорат, как только его отпустили. Этим морозным вечером понедельника Драко Малфой возвращался в школу, почти с облегчением думая о том, что с Грейнджер его ничего не может связывать. С облегчением и… с легким привкусом обиды. Словно кто-то поманил ослика морковкой и ничего не дал. Стоп… А откуда старуха знала о сне, который ему приснился? Или это совпадение? Охереть, какое совпадение получилось. А вдруг предсказание все же не бред полоумной старухи? Но кто об этом пророчестве мог узнать и воспользоваться, не Забини же, в самом деле? Драко устало потер переносицу двумя пальцами и приказал себе успокоиться, хотя это было нелегко. Он стремился найти ответы, но ответы не нашлись, зато появилась лишняя дюжина вопросов. Все у этих гр… иффиндорцев через известное место. В общей столовой Грейнджер не было, и слава Мерлину, поскольку Драко просто не знал, как ему стоит теперь себя с ней вести. Еще его несказанно порадовал факт отсутствия Паркинсон, она не сидела и не нудела, портя аппетит. Во истину, благословенный вечер… Так. Грудную клетку Малфоя обдало изнутри волной запоздалого беспокойства. А если предсказание — правда? В душе заворочалась утихшая было тревога. Если предсказание старухи оказалось правдой? Значит ли это, что теперь Грейнджер грозит опасность? Или бабка говорила в уже прошедшем времени? Что, если с Грейнджер уже что-то произошло? Драко обеспокоенно тряхнул головой. В столовую быстро вошел чертов-мальчик-который-никак-не-сдохнет, направляясь прямиком к новой директрисе. Он что-то торопливо говорил ей, и жесты Поттера выдавали волнение. Профессор МакГонагалл суетливо встала и, прислонив к горлу палочку, громко объявила: — Уважаемые ученики! В школе отсутствует студентка седьмого курса Гермиона Грейнджер. Пожалуйста, скажите, кто, когда и где ее видел, это очень важно! Мистер Поттер утверждает, что ее нет в школе со вчерашнего дня. Столовая наполнилась шушуканьем и шепотками. Ужин закончился скомкано, и все ученики, которые видели Гермиону вчера, поплелись гуськом к директрисе, рядом с которой стоял Поттер. Драко незаметно подобрался поближе и слушал то, что говорили другие. Вскоре стало ясно, что Грейнджер пошла в Хогсмид, но в самом городке ее не видели. Таким образом, она исчезла после того, как пошла прогуляться и до того, как должна была вернуться. Малфой тревожно задумался. Было странно, что он волнуется за девчонку, но в душе что-то противно скреблось и не желало прекращать, под ложечкой заныло от отвратительных предположений. Что-то во всей этой ситуации ему не давало покоя, но подумать над этим ему не позволяло странное чувство обреченности. С каких пор он стал так волноваться за девок, которых целовал? А была ли Грейнджер обычной? Ореховое море, ореховые глаза… И херово предсказание, к которому он до сих пор не знал, как относиться. В школе вскоре появились авроры. Их глаза с подозрением оглядывали каждый закуток, будто там можно было найти Грейнджер и успокоиться на этом. С трудом он узнал аврора, которому Прэкстон предрекла цинковую рубашку. Молодой парень, немногим старше его самого, казался чрезмерно бледным, дергающимся и нервным. Наблюдение странно резануло по нервам. Была не была… Драко быстро, пока не передумал, подошел к Моринесу, главному из присутствующих авроров, и сказал о том, что Прэкстон знает что-то о Грейнджер, потому что упоминала ее в своих бредовых пророчествах. Под настороженным взглядом Моринеса ему пришлось рассказать о последних словах бабки об ореховом море. Драко двести раз успел пожалеть о том, что сказал, потому что вслух все эти чертовы предсказания показались ему еще более дурацкими. И он никак не мог объяснить, почему решил, что речь идет о Грейнджер. Но Моринес стоял, задумавшись, какое-то время, а потом неожиданно в лоб спросил: — Что связывало Гермиону Грейнджер и Пэнси Паркинсон? По правде сказать, Драко просто-напросто растерялся. Отчаяние длилось довольно долго, и когда Моринес уже решил, что не дождется ответа, Малфоя осенило. Сложить два и два оказалось до безобразия просто. Учитывая ревнивый характер истеричной Пэнси, держа во внимании то, как она вела себя в последнее время, можно было предположить, что она решила последить за ним и увидела его с Грейнджер. Но при чем тут все это? — Смею предположить, что страдающая расстройством личности мисс Паркинсон вбила себе в голову, что между ее названным женихом, то есть мной, и мисс Грейнджер возникла романтическая связь. Конечно, та еще чушь, но, к сожалению, не для воспаленного сознания моей бывшей невесты. С недавнего времени моя семья сняла с себя обязательства по исполнению договора о помолвке. Но при чем здесь Паркинсон? — говорить что-то, частично напоминающее правду, было неприятно. Драко не привык перед кем-то обнажать свои мысли, а этот херов Моринес сверлил глазами так, словно пытался залезть в его многострадальную черепушку. — При чем здесь Паркинсон? — наконец ответил этот херов аврор. Точнее, как ответил, переспросил, скорее. — Вы видели мисс Паркинсон сегодня? Ее нет в школе. А после вашего ухода мы решили немного успокоить миссис Прэкстон и дали ей зелье, блокирующее видения. То, что она рассказала после этого, оказалось весьма любопытным… Драко не выдержал и перебил аврора, сжимая кулаки, пытаясь таким образом справится с волнением. — Что она рассказала? Но Моринес противно усмехнулся, разводя руками. — Тайна следствия, мистер Малфой. Тайна следствия… Аврор поднял руку, призывая к себе подчиненных. Они разговаривали тихо, но Драко с детства обладал талантом незаметно подслушивать то, что слушать не следовало. Авроры собирались навестить семейку Паркинсон, предполагая, что Грейнджер находится там. Почему Моринес так серьезно отнесся к словам Драко о пророчествах Прэкстон? Теперь это было не важно. Важно было другое. — Я с детства знаком с подземельями дома Паркинсонов. Это настоящий лабиринт. А если мисс Грейнджер и находится в особняке моей бывшей невесты, то определенно в темницах. Мисс Паркинсон, знаете ли, страдает излишней мнительностью. Будет лучше, если я покажу вам все возможные места содержания Грейнджер, — Драко незаметно затаил дыхание. Он хотел попасть туда, хотел убедиться, что с его мелкой игрушкой все в порядке. Мысли о том, что авроры показались ему тупыми идиотами, он решил оставить на потом. Моринес скептически посмотрел ответ. Посмотрел и, ехидно хмыкнув, махнул рукой в знак согласия. В итоге с ними увязался еще и Поттер, который устроил разве что не истерику, как про себя отметил Драко, когда увидел, как тот убеждал взять его с собой. Для героя войны сделали исключение, и в конце концов с группой обученных авроров к дому Паркинсонов направились еще и двое непримиримых когда-то врагов. Драко Малфой еще успеет пожалеть, что решил пойти с аврорами… * * * Гермиона лежала на полу темницы, краем сознания отмечая капли воды, падающие с потолка. Одна-две-три… Двадцать одна-двадцать пять-сто… От нее не доносилось ни звука, даже быстрое поверхностное дыхание не ощущалось. Крысы, сначала с опаской обходившие новую соседку, теперь осмелели и пробегали в полуметре от нее. Сколько еще пройдет времени, прежде чем они решат полакомиться лохмотьями ее кожи? Гермионе было все равно. Она уже не морщилась, когда к ней подходил один ее мучитель, и не кричала, когда его сменял другой. Она перестала гордо держать свою голову с запекшейся кровяной коркой на волосах и уже почти не ощущала боли и ничего не слышала, только этот надоедливый звук падающих капель, заставляющий ежесекундно выныривать из забытья. Всего лишь еще одна изощренная пытка. Уже не тела, но сознания. Временами ей казалось, что помещение начинало кружиться вокруг нее, с каждым оборотом все быстрее и быстрее. Тогда она закрывала глаза, которые и без этого ничего не видели, и подавляла рвотные спазмы. Гермиона не знала, сколько прошло времени. Может быть, пара часов, а может — и несколько суток. В ее распоряжении остался только звук падающих капель. Спустя двести тридцать две тысячи сто двадцать восемь капель вдалеке послышались какие-то отдаленные звуки борьбы, крики, ругань и женский визг, который быстро оборвался. Ей было все равно. Ее ничего не беспокоило, хотелось просто лежать и ничего не чувствовать. А еще лучше — просто перестать быть. Все равно уже ничего не воротишь. Она окончательно превратилась в сломанную куклу. А потом Гермиону обдало волной светящегося тепла, после чего ее подхватили чьи-то руки. Она даже глаз не открыла, ей было наплевать, что еще уготовила ей судьба. Драко стоял в углу темницы и с ужасом наблюдал за девчонкой. Он успел повидать многое, с таким папашей неудивительно, но то, что Пэнси вместе со своим сумасшедшим родителем умудрились сделать, в голове укладывалось с трудом. Гермиона представляла собой покореженную игрушку. Кровь на ее теле спеклась в одну сплошную корку. Спина представляла собой месиво из ожогов, порезов и начинающих подгнивать ран от хлыста. Одежды на Гермионе не было, но сквозь кровавую корку тела было не видно. Молодые пацаны, еще неопытные авроры, блевали в стороне, Поттер не мог прийти в себя от ужаса, а Драко, замерев, смотрел, как ее аппарируют в больницу Святого Мунго. Больше всего его поразил ее взгляд. Пустой, тусклый… Абсолютно мертвый. Что бы она ни пережила на войне, даже после Беллатрисы взгляд ее пылал. Но этот… Драко словно мертвецу в глаза посмотрел. В больнице ее вылечат, но сможет ли героиня войны Гермиона Грейнджер оправиться? Малфой сжал кулаки и вновь прокрутил в голове задержание благородной семейки Паркинсонов. Жирный тюфяк, папаша Пэнси, визжал и прикрывал лицо своими пухлыми ручонками. Дочурка своими откровениями в присутствии авроров сдала не только себя, но и родителю обеспечила билет в один конец в плацкартном вагоне «Лондон — Азкабан». Потому что тот сдулся, испугался и начал сыпать Авадой, куда ни попадя. Ему еще повезло, что он попал только в одного — того самого молодого аврора, которому старуха предрекла цинковую рубашку. Когда-то на курсах маггловедения детям волшебников рассказывали о том, что погибших на войне солдат на родину возвращали в цинковых гробах. Воспоминание полыхнуло в мыслях Драко совершенно неожиданно, ведь он не слишком-то слушал профессора по этому предмету. Сначала все шло спокойно, Пэнси была собрана и делала вид, что Грейнджер тут и в помине не бывало, но потом она углядела Драко, и случился конфуз. Паркинсон покраснела от злости и начала брызгать несомненно ядовитой слюной. — Мразь, Малфой, ты мразь! Я планировала свою сладкую месть еще год назад, но ты, бедный непонятый герой, этого даже не осознал. А потом появилась старуха со своими предсказаниями о том, что мэнор начал желать крови, и нам пришлось искать жертву. Мне повезло, я узнала об еще одном ее пророчестве, увидела твои тупые переглядывания с гриффиндорской сучкой, посмотрела в ее глаза и поняла, что к чему. Маленький мальчик так хотел мира в своем бедном сердечке, что попал в ловушку, как кур в ощип. Думал, Пожиратели простят тебе предательство? Как бы не так, — это были всего лишь ее первые слова. Потом Пэнси визжала и трясла своей кукольно-мопсовой головой, истерически смеясь. — Ты бы за мной на коленях ползал, Малфой! Униженный и несчастный. А знаешь, что самое интересное? Твоя гриффиндорская шлюха кричала в моих подземельях, пока, наконец, не заткнулась! Радуйся, тебе достанется молчаливая девка, — еще несколько булькающих ядом слов, и Паркинсон выгнуло дугой. Ее руки затряслись, а в уголке губ появилась тонкая нитка слюны. Малфоя передернуло от омерзения. Обычно Пэнси чувствовала приближение припадка и пряталась от посторонних глаз (все-таки воспитана в благородном семействе), но тут… Мерлин, неужели он и вправду трахал вот это? И что же эта сука делала с Грейнджер? Малфой был знаком с некоторыми особенностями мэноров, с самого начала впитавших темную магию. Иногда особняки требовали чужой боли, и тогда хозяева или их дети не могли завести свою семью и родить наследников. У таких людей рождались дети, не способные воспринимать магию, то есть не обладающие правом наследования. И не было страшнее проклятия в мире магической аристократии, чем это, поскольку в таком случае род прекращал свое существование. Мэноры обладали своей душой, если это можно было так назвать, и качество этой души зависело от того, что было в основе. Малфоям очень повезло, что их особняк при своем строительстве не был пропитан злом. Так становилось понятно, на что именно пошли Паркинсоны, крадя Грейнджер и коверкая ее жизнь. Только вот Гермионе это понимание ничем не поможет. Малфой вновь сжал кулаки. Ему необходимо… Он с тихим звуком аппарировал в больницу. * * * Гарри пытался еще что-то понять, когда Паркинсон визжала о какой-то фигне с пророчествами. При чем тут Малфой, вообще? И Гермиона тут при чем? Почему она называла его подругу девкой Малфоя? Гарри недоуменно переводил взгляд то на одного, то на другую, пытаясь построить в голове логическую цепочку. Нет. Мозговым центром в их вечной троице всегда была Гермиона. В подземельях было холодно, чуть влажноватый воздух оседал в легких, мешая толком дышать, хотя сюда определенно примешалось еще и волнение. Гарри очень переживал за подругу, но также ему было просто безумно интересно понаблюдать, как работают настоящие хранители правопорядка. Недаром они с Роном собирались пойти в высшую школу авроров, это было их голубой мечтой… А потом… Потом в одной из темниц подземелья авроры нашли… Нет, это не Гермиона. Нет. Гарри почувствовал, как ужас заполняет своими липкими щупальцами его существо, каждую клетку его тела. Казалось, время остановилось, пока он смотрел на свою подругу, а она смотрела своими мертвыми глазами сквозь него. Это было в сотни децибел оглушающе, чем смерть Фреда, чем отсутствие родителей в его жизни. Потому что Фред никогда не был ему так близок, как Гермиона, а смерть родителей была давно. Слишком давно, чтобы быть такой… Вид мертвых глаз Гермионы вывернул наизнанку его душу, заставляя чувствовать себя таким виноватым за то отдаление между ними, которое мешало ему пойти в воскресенье вместе с ней. Гарри с горечью закрыл ладонью глаза, через силу заставляя себя стоять. Медленно сжались кулаки, ногти вдавили кожу, оставляя ранки. Он надеялся, что это поможет ему отрезвить свой разум. В голове зашумело, в глазах потемнело. Это он, это из-за него Гермиону смогли поймать. Он не должен был поддаваться своим пагубным для дружбы эмоциям после войны! Гарри с силой закусил ребро ладони и, шатаясь, пошел к выходу из жуткого особняка, стены которого, казалось, дышали и требовали кровь… * * * В палате, пропитанной ржавым запахом крови, стояла гнетущая атмосфера. Целители не пускали в эту палату никого на протяжении нескольких суток. Да, собственно, и не было никого, кроме одного единственного посетителя. Поттер ударился в депрессию, старшие Уизли все больше переживали за своего будущего зятька, особенно после того, как около палаты Грейнджер им дали от ворот поворот. Рыжего идиота, третьего из команды кретинов с факультета Гриффиндор, Драко так и не видел. Зато его самого не могла заставить покинуть свой импровизированный пост охраны даже МакГонагалл, заявившая, что в противном случае он будет отчислен из школы. Это, конечно, был просто тактический ход, никто его не исключил, но несколько дней назад, собственно как и сейчас, Драко Малфою было все равно. Нарцисса же попросту отказалась давить на сына своим присутствием, заявив, что он уже взрослый мужчина и может сам принимать решения. Когда целители позволили зайти в палату, дверь которой он гипнотизировал на протяжении нескольких дней, Драко охватило легкое чувство паники. Он даже боялся себе представить, какую Грейнджер увидит после всего случившегося. Дверь закрылась с легким скрипом. На больничной кровати, укрытой белыми простынями, лежала Гермиона. Кожа ее вновь была чистой, но какого-то сероватого нездорового оттенка, поверх одеяла лежали тонкие исхудавшие руки. На них не осталось ни одного шрама. Даже издевательская надпись пропала с ее предплечья. Страшен был не ее вид, ужас вызывало другое. Она никак не отреагировала на вошедшего в ее палату. Она не склонила головы, не перевела взгляд. Она вообще будто не слышала ничего. Взгляд, упирающийся в потолок, казался пустым. Драко сжал кулаки. Он бы с превеликим удовольствием нарушил бы сейчас свой обет не применять более Аваду. Больная сучка Паркинсон теперь обитает где-то неподалеку, всего лишь парой этажей выше, в отделении для душевнобольных. И теперь, благодаря этой твари, Грейнджер впору было направлять туда же. Драко медленно подошел к кровати и присел на табурет. Его прохладные пальцы коснулись безжизненно лежащей ладони, но Гермиона не отреагировала и на это. В душе поднимались волны злобы и ненависти. В тот момент, когда Драко, казалось, нашел свое лекарство, микстуру портят… Ему хотелось оказаться сейчас в одиночестве и крушить все, на что упадет тяжелый взгляд его глаз. Хотелось выть от того ядовитого гнева, который заполнил все его существо. У Малфоя отобрали по закону причитающуюся ему вещь. Пэнси — гребаная сука… И ей уже все равно не отомстить. Дверь палаты тихо скрипнула, пропуская колдомедика в лимонной мантии. — Мистер Малфой… — тихо прошелестели его губы, а рука сделала приглашающий жест. Драко нехотя вышел из палаты и молча посмотрел на мужчину средних лет. Удивительно, но при таком молодом лице все его волосы приобрели седой оттенок. Обычно такой цвет прядей называют «соль с перцем». Сознание лениво отметило, что Нарциссе всегда нравились такие волосы у мужчин. — Целитель, я хочу, чтобы ее вылечили. Делайте, что угодно, но верните прежнюю Грейнджер в школу, — от циничности, прозвучавшей в голосе, Драко хотелось прибить самого себя. Но, похоже, этому человеку было все равно. — Мистер Малфой, мы провели колоссальную работу, вылечив все повреждения. Но мисс Грейнджер ни на что не реагирует. Она превратилась в растение. У нас имеются некоторые инновационные разработки для работы с подобными тяжелыми случаями, но они требуют вложений. Малфой понимающе жестко ухмыльнулся и потянулся к карману своей черной мантии, вынимая специальную книжицу, придуманную гоблинами из банка по аналогии с обычными маггловскими чековыми книжками. Такие разговоры ему, воспитаннику своего отца, нравились куда больше. Мир, где все измеряется размерами кошелька — вот она, его, Драко Малфоя, вселенная. Он мог бы уведомить о необходимых средствах МакГонагалл, та не поскупилась бы для своей любимицы, но это так долго. А живую Грейнджер хочется уже сейчас… Живую и прежнюю. С горящими глазами и острым, тянущимся вверх подбородком. И чтобы ее глаза все так же смотрели на него, даря тепло и ощущение самодостаточности. С чувством удовлетворения Драко Малфой вернулся в Хогвартс. Он даже не заметил, как старательно натянул на себя прежние розовые очки и веру в собственную значимость для этого мира.