Научи меня жить

Две пары глаз, схлестнувшиеся в фехтовальном поединке. Воздух наполнен каким-то наэлектризованным противостоянием. Казалось, еще чуть-чуть, и по незримым проводам в воздухе заструится ток. — Нет, мы нальем красного вина, — с нажимом повторил Малфой, держа в руках бутылку с благородным напитком. — Нет, мы не нальем вина. Мы несовершеннолетние в маггловском мире, а значит, находясь здесь, должны придерживаться его законов, — вторила с таким же нажимом Гермиона, со злостью наблюдая, как бутылка открывается с легким хлопком. Слизеринский гаденыш. Лучшее вино, припрятанное ее родителями несколько лет назад… Она демонстративно сложила руки на груди и отвернулась. — Идиот. — Дура, — послышалось равнодушное с противоположного конца стола. — Тогда какого черта ты уплетаешь индейку, которую я приготовила? — Гермиона одним глазом взглянула на то, с каким пафосным наслаждением Малфой отпивает из бокала. — Твои умственные способности никак не влияют на кулинарные, дорогая, — почти пропел Драко, руками держа мясо птицы. Фу. Какое бескультурье. Гермиона молчала… молчала… молчала… — Ты отвратителен. Для мяса есть ножи и вилки. Но Малфой только пожал плечами и ехидно хмыкнул: — Перед тобой, что ли, расшаркиваться? Ты вообще вчера зубы перед сном не чистила. И волосы у тебя грязные. И подмышками наверняка воняет. Только я не стану проверять, ладно? — Что?! — возмутилась Грейнджер. Хамло! Ну, подумаешь, один раз просто так уснула. — М-м-м, — Малфой облизал пальцы, причмокивая, а потом едко добавил, — ты еще и слышишь плохо? Гермиона фыркнула и удалилась из-за стола, снова гипнотизируя камин на своем (Мерлин, она его уже продавит скоро!) клетчатом диване. Малфой медленно со смаком доел порцию индейки, выпил еще бокал красного вина, которое, кстати, оказалось не так уж и плохо, достал рождественский десерт и в наглую отломил кусочек без помощи ножа или лопатки. Все это он проделывал очень громко, заставляя себя чавкать и причмокивать прямо как Рон Уизли. Фу. Драко вымыл руки и, проходя в гостиную, плюхнулся на диван рядом с Грейнджер. Молчание наполнило комнату, прерываемое только тихим потрескиванием огня в камине. Пальцы Драко приблизились на расстояние меньшее, чем в половину дюйма, к ладони Гермионы, лежащей на обивке. Грейнджер продолжила сидеть, чуть вздрогнув в самом начале, но руки так и не отняла. Мерлин знает, сколько времени прошло, прежде чем она задремала, а потом и вовсе провалилась в глубокий сон, так и не отнимая руки, чувствуя тепло, сквозившее по воздуху от ладони к ладони. Спустя пару часов, когда Малфой уже накрыл Гермиону пледом и успел прибрать в столовой (с-ума-сойти-он-все-же-это-сделал), от двери послышался тихий неуверенный стук. Драко наколдовал завесу тишины в гостиной и пошел проверять, какому незваному гостю сегодня достанется его кулак. Грейнджер только уснула спокойно, не дергаясь и не ворочаясь, как вчера. Такой прогресс! И тут кого-то нелегкая принесла. За дверью стоял Гарри Поттер. И если Малфой не удивился, то у выжившего («Хотелось бы добавить «из ума», но, к сожалению, не соответствует действительности», — подумалось Драко) мальчика глаза на лоб полезли. Послышалось одновременное: — Какого черта? Со стороны Малфоя несколько раздраженное, со стороны Поттера — скорее изумленное. Очкастый с вызовом посмотрел на Малфоя и напряженно спросил: — Что ты здесь делаешь? Где Гермиона? Что ты с ней сделал? Он сжал кулаки и полез в дверной проем, игнорируя стоящего там Драко, который выставил руки и попытался его успокоить. — Тихо! Спит она. И будить ее не стоит. Да стой ты, придурок! — не выдержали нервы. — Я столько сил потратил, чтобы она нормально заснула. Поттер остановился так же резко, как и начал. — Что ты сделал? — подумал, сжал кулаки снова. — Что тебе от нее надо, Малфой? Еще никогда его благородная фамилия на чужих губах не казалась Драко таким оскорблением. Все когда-то бывает впервые… — Мне от нее ничего не надо. А вот где вы были со своим рыжим дружком, когда она плакала ночью? Сладко спали в своих кроватях в Хогвартсе и даже не думали, что ей может быть страшно и больно? — Драко скрестил руки на груди и свысока посмотрел на Поттера, давая понять, что это не пустое давление, чтобы очкарик отступил. — В Хогвартсе еще не наступили каникулы! — возмутился красногалстучный, злясь, похоже, на самого себя. — В том-то и дело, Поттер. У нас в Хогвартсе еще не наступили каникулы, — Малфой было попытался посмотреть на давнего недруга с превосходством, но передумал. Рано или поздно ему придется идти на уступки. Так почему не сейчас? — Ей не стоит сейчас никого видеть. От новых впечатлений то, что изменилось к лучшему, может пропасть. — Повторю вопрос. Тебе-то чего? — Поттер, кажется, немного успокоился. Во всяком случае кулаки не сжимал и очки не поправлял. — А ты как думаешь? Еще одного такого же дня, как сегодня, я не вынесу! — Малфой припомнил, какое посмешище из себя строил и как пачкался в апельсиновом соке. Бр-р-р. — Это все из-за меня… Он не хотел этого добавлять, но вырвалось как-то само… Поттер казался немного задумчивым и удивленным. Пока его близорукие глаза не узрели омелу высоко над потолком. — Да ты! Да ты! Да ты совсем совесть потерял, гад? Специально на Рождество приперся? — ложные обвинения очкастого выглядели даже смешно. Поэтому Малфой скривился и покрутил у виска, ставя таким образом наличие здравого рассудка у Поттера под вопрос. — Ты рехнулся, что ли? Да она раза два за день с дивана встает и снова туда садится, глядя на огонь. Скоро дырку протрет в обивке. Она даже спит там, — Драко махнул рукой и приоткрыл дверь, показывая, как с боку дивана виднеется вихрастая каштановая макушка. — Я не верю тебе, Малфой. И если ты с ней что-нибудь сделаешь — я тебя убью, — Поттер выпятил нижнюю челюсть и развернулся спиной к выходу, собираясь покинуть это место. Потом, когда он действительно ушел, оставляя после себя шлейф недосказанности и недоверия, Малфой подумал о том, что и сам себе уже не верит. * * * Гермиона проснулась, потягиваясь с легким стоном. Впервые за последнее время она выспалась. Выспалась и захотела принять душ, а еще лучше — ванну. А еще лучше — пенную. Что там этот идиот говорил об ее подмышках? Сам вонючий. Она поднялась на второй этаж и уже собралась открыть дверь, когда услышала шум воды. Отлично. Она очень надеялась, что Малфой умеет закрывать двери ванной комнаты на задвижку, но проверять не собиралась. В конечном итоге, в ее доме есть еще одна ванная комната, пусть и не такая удобная, как родительская. Сорок минут спустя она сушила волосы феном, старательно укладывая их в прическу. На кой черт она делала это? Гермиона и сама бы не ответила на этот вопрос. Возможно, ее слишком задели справедливые слова Малфоя. Самую чуточку, конечно, но все-таки… В конце концов, сколько можно ходить растрепанной первоклашкой? И, нет-нет, Малфой тут совсем не причем. Глаза посмотрели в зеркало. Мерлин, да она выглядит по-идиотски! Гермиона совершенно по-варварски нарушила тщательно уложенную прическу и заплела не слишком-то аккуратную косу. Обычные джинсы и футболка, которые она носила пару лет назад, оказались вполне впору. В этот раз на диване она устроилась с пледом и книгой. И это обстоятельство очень порадовало Малфоя, когда он спустился вниз, приведя себя в порядок после душа и ответив на письмо матери. — О, она все-таки вымылась, — ехидно проговорил он в никуда, видя пушистые пряди, выбивающиеся из прически, — я впечатлен. — О, он все-таки не в силах заткнуть свой поганый рот, — ответила ему Гермиона, откладывая книгу, — и я даже не удивлена. Чтобы Драко Малфой да справился со своим словесным поносом — быть того не может. — Тьфу на тебя, — беззлобно бросил Драко и скрылся на кухне. Ну… Скрылся — сильно сказано, скорее он там начал шуметь. — Только не говори мне, что ты собрался на завтрак доедать рождественский ужин, простоявший всю ночь на столе, — подбоченясь, Грейнджер остановилась у проема кухонной двери. — А зачем говорить? И так все видно, — хмыкнул Малфой, нанизывая на вилку большой кусок индейки, — да ладно тебе, присоединяйся, я все поставил в холодильник, а для верности наложил заклинание, все свежее. Я буду щедрым раздающим. Честное слово. Смотри, это тебе… Он отложил на чистую тарелку этот большой кусок птицы, сбоку подкладывая тонкий кусочек хлеба. — А это мне, — гордо и глупо улыбаясь, он оставшуюся индейку подвинул поближе к себе. Гермиона на мгновение закатила глаза, но к столу все-таки подошла, пододвигая тарелку к краю столешницы, усиленно принюхиваясь. — Ты неисправим. И кстати, шутки у тебя не смешные, — заметила она, кладя маленький кусочек мяса себе в рот, как обычно тщательно прожевывая пищу. — А кто сказал, что я шучу? — серьезно посмотрел на Гермиону Драко и, не удержавшись, хмыкнул. — Что и требовалось доказать, — вынесла вердикт Грейнджер, наливая из маленького заварочного чайника горячий напиток. Из прихожей послышался шорох, потом шаги. Грейнджер испуганно дернулась и встала со стула, то ли готовясь давать отпор незваному гостю, то ли собираясь бежать. — Гермиона Джин Грейнджер! Немедленно выходи, — раздался непобедимо оптимистичный голос Лавгуд. Драко чуть было не застонал. Мерлин! Ну, почему у этой гриффиндоской девчонки такие тупые друзья? Он встал перед Грейнджер, пытаясь хоть таким способом ограничить ее нежелательное общение с окружающим беспардонным миром, ведь так легко было бы сломать все, чего он добивался таким трудом, такими колоссальными жертвами со своей стороны, да одно украшение дома должно зачесться на небесах. В дверном проеме показалась Полумна, которая чуть заметно повела бровью и нахально обошла Малфоя справа. — Гермиона, я уж думала, тебя мозгошмыги замучили до смерти, а тут всего лишь Малфой! Исчезнуть и даже не сказать «прощай», — Полумна театрально схватилась руками за голову и поохала, но потом мягко рассмеялась, показывая, что шутит. — Что значит «всего лишь», Лавгуд? — ехидно ухмыльнувшись, ответил Драко, и впервые Гермиона была с ним согласна. Этот… Малфой похлеще любых мозгошмыгов достает… — Я тут подумала… Наверно, с таким заносчивым соседом тебе будет скучно. Поэтому принесла тебе вот это, — Полумна широким жестом вывернула из-за спины руку и показала коробку с магическим пузырем, в котором плескалось некоторое подобие русалки. Маленькое и не такое противное. На слова Малфоя она и вовсе не обратила внимания. — Из-за вот этой сферы ее пение слышится таким, какое оно бывает под водой. Тебе понравится. Только она поет в ответ. Хочешь услышать ее — спой сама. И слава вчера рожденному Иисусу, она не попыталась всунуть игрушку Гермионе в руки, а просто поставила на стол. — Ну, все, пока! Пойду я, меня там ждут, — махнула рукой Лавгуд в сторону двери и отправилась на выход, многозначительно глянув на Малфоя, мол, разве она похожа на дурочку. Гермиона все это время напряженно молчала, но тут в ее голове что-то щелкнуло. — А… А откуда ты знаешь, что у меня появился сосед? — она подозрительно оглядела двух странно похожих внешне и таких разных внутренне людей. При виде фирменного Грейнджеровского прищура Полумна пискнула и поспешила скрыться, а Малфой рассмеялся. — О, Грейнджер, только не говори, что у тебя еще и нервный тик имеется. Я не переживу. Грейнджер наступала, наступала и наступала, пока Малфой не уперся спиной в стену, а между ними не осталось дюймов тридцать. Дальше она подойти не могла, начиная нервничать, а отступать наглецу было уже некуда. — Говори. Я жду. Малфой… о, ну, кто бы сомневался… начал ерничать и тараторить. — Пароли не называю, явки не сдаю. Могу на руке погадать, в шар заглянуть, приворожить, проклясть, вылечить. Диплома не имею, но очень стараюсь. Возьму недорого. Гермиона недовольно сжала губы и хотела уж отвесить оплеуху этому гаду, но, наткнувшись на его насмешливый взгляд, вспомнила, что прикасаться к кому бы то ни было ей не стоит. А еще вспомнила, что так просто он подобное с недавних пор не оставляет. Малфой же смотрел на то, как она раскраснелась от злости и подозрений. Как по-прежнему пылко смотрят ее глаза. Как она уже подняла руку, чтобы залепить ему пощечину. Он так хотел сейчас прикоснуться и провести по ее волосам, притянуть к себе, вдохнуть ее запах, завладеть ее ртом… Мерлин! Спасибо тебе, что Полумна Лавгуд достаточно щепетильна в подобных вопросах. Она даже помогла ему. После Рождества дело немного застопорилось, не позволяя действовать удобно и напрямик. Сначала он был слишком не сдержан, беря ее руку, и Гермиона отпрыгнула от него, как ошпаренная, и долго потом не позволяла приблизиться. Тогда, сразу после Рождества, он готов был прибить самого себя, а каждодневный утренний ледяной душ медленно сводил его с ума, и ему не хватило терпения. Теперь пришлось быть более осмотрительным, что, в общем-то, тоже пошло на пользу делу. Гермиона видела, что он отступился, а, значит, ценит ее желание и волю. И вот теперь… Теперь Драко снова увидел огонь в ее глазах. Пусть на долю секунды. Пусть. Главное — это появилось. Гермиона отошла от Малфоя, пообещав себе, что докопается до истины. Она не позволит водить себя за нос. * * * С некоторой ленцой, которая обычно свойственна большим, пушистым («кастрированным» — непременно добавил бы Малфой, но его здесь не было) котам, прошло несколько дней. Гермиона дочитала очередную книгу, в строках и листах которой пряталась от окружающей действительности, но заниматься самообманом ей порядком наскучило. Было… одиноко. Малфой не слишком-то лез к ней все это время, а сегодня и вовсе пропал в гостевой комнате, когда прилетела сова. Искать другие книги в библиотеке больше не хотелось, заниматься чем-то еще — тоже, поэтому Гермиона потянулась, разминая мышцы, лениво подхватывая и вертя в пальцах подаренную Полумной сферу. Хм… Неужто она и вправду решила, что Гермиону эта «игрулька» может заинтересовать? Как всегда, Полумна Лавгуд в своем репертуаре. И, конечно нет, Гермиона не собирается заниматься этой детской ерундой. * * * Драко решил кое-какие банковские проблемы, которые возникли после заключения Люциуса в Азкабан. В конце концов, он теперь должен заботиться не только о себе, а деньги требуют вложений. Сегодня, после отправки последней совы, он решил спуститься вниз. И о, Мерлин, спасибо, что ты наградил его тихой походкой. Потому что Грейнджер неумело спела куплет какой-то маггловской песни, и вслед за ее голосом прозвучало пение водного создания. И снова голос Гермионы, когда игрушечная русалка замолкла. На лице Драко появилась глупая улыбка, и он сел на ступеньку лестницы, слушая, как неуверенно и неумело звучал очередной куплет в исполнении Грейнджер. Лавгуд определенно знала, что делает. Сейчас он серьезно понимал, что вся ее реабилитация так быстро происходит только от того, что с Грейнджер делали в больнице святого Мунго. В противном случае ее восстановление могло занять не просто долгие месяцы. Годы. Если бы она в принципе начала восстанавливаться после того растительного состояния, в котором пребывала. На деле ей осталось только перестать бояться прикосновений и не испытывать страх при каждом постороннем шорохе, а все остальные оставшиеся проблемы можно будет решить в будущем. Но вот прикосновения… Драко определенно не знал, как это исправить. Даже представления не имел. И это было плохо. Оставалось только надеяться на то, что Гермиона сама захочет к нему прикоснуться. Он помнил их неожиданные встречи в Хогвартсе, когда прикасался к ней, вдыхал воздух, которым она дышала. Это не может пройти просто так. Такое притяжение не исчезает бесследно. От мыслей Драко отвлек судорожный кашель, словно кто-то поперхнулся от неожиданности. — И давно ты тут сидишь? — с подозрением спросила Грейнджер с первой ступеньки, когда отошла от кашля. Видимо, она собралась куда-то на второй этаж. Малфой прочистил горло и ответил: — Достаточно, чтобы слышать, какой у тебя голос. — Поздравляю. А теперь дай пройти, — она сделала пару шагов по лестнице вверх, ожидая, когда Малфой встанет и пропустит ее. Но Драко не спешил. Наоборот, он поднялся и начал надвигаться прямо на нее. Решение в его голове созрело мгновенно. К чему строить из себя то, чем не являешься? Он просто сделает так, как для него характерно. Шаг, шаг, еще один шаг. Грейнджер занервничала и начала отступать по ступенькам вниз. Одна, вторая, третья. Время остановилось. — Что ты делаешь? — дрожащими губами спросила Гермиона, упираясь в стену, когда лестница закончилась. — Иду к тебе, — просто ответил Драко. Еще один шаг, и он вплотную прижался к ее дрожащему телу. Руками он ее не трогал, но и отойти не давал. Гермиона попыталась вырваться, тело начало потряхивать в зарождающихся судорогах. По щекам потекли обжигающие слезы. — Отпусти, пожалуйста, отпусти… — шептали ее губы, глаза смотрели в никуда. — Посмотри на меня, — серьезно сказал Драко. Это была не просьба, но и не резкий приказ. Тело Гермионы еще сильнее затряслось, начал дрожать подбородок. Ему было больно смотреть на это, но он заставил себя продолжить. Если начал — пути назад уже нет. — Отпусти, пожалуйста, отпусти… — продолжали шептать губы Гермионы, хотя слова уже получались невнятными из-за начинающейся истерики. — Я сказал — посмотри на меня, — громче сказал Драко, легонько приподнимая ее подбородок. И она, наконец, сдалась. Вовремя. Еще немного, и все его слова пропали бы в истерике, которая надвигалась быстрой лавиной. Гермиона уже начала задыхаться, когда подняла свою голову и посмотрела ему в глаза. Взгляд ее сквозь пелену слез был беспомощный, жалкий, сломавшийся. — Хорошо. А теперь послушай меня. Я могу отойти, могу переступить через себя, оставаясь бесконечно терпеливым и милым. Но это буду не я. Я буду терпеть, ты будешь бояться — мы вечно будем бегать по замкнутому кругу. Ты от меня, я за тобой, и время за нами. И ты не сможешь переступить через свои страхи, потому что сейчас ты только и делаешь, что сбегаешь от них. Нет, смотри мне в глаза! — Драко поднял ее подбородок, который уже начал опускаться вниз, делая из Гермионы стандартную жертву. Карие глаза с отчаяньем посмотрели на него снова. Но время шло, а он не делал ей больно, просто держал, чтобы не сбежала. Нижняя челюсть перестала ходить ходуном. — У твоей проблемы есть имя. И имя это — Паркинсоны, — продолжил Драко, а Гермиона начала вырываться, крича «Нет!» Он прижал ее к стене крепче и безапелляционно продолжил. — Паркинсоны. Один — мерзкий жирный ублюдок, другая — сумасшедшая, помешанная на мести истеричка. Они решили поиграть, а ты… ТЫ!.. сломалась. Одного приговорили к херовой куче лет в Азкабане, другую — упекли в Святого Мунго до конца ее дней или до того нереального момента, когда она осознает, что наделала. Они НИКОГДА больше не появятся в твоей жизни. И ты это знаешь, но продолжаешь ломать весь окружающий тебя мир вслед за собой. По щекам Гермионы продолжали литься слезы, она опустила голову, не в силах больше смотреть на Малфоя. Но он и не настаивал. Она не смотрела, но слушала. И сейчас этого было достаточно. — Я пришел к тебе, я был с тобой, я не сделал тебе больно. Я и сейчас не делаю, черт бы тебя побрал! Но я не могу быть терпеливым вечно. А ты не можешь вечно бояться. Но очень стараешься. Тебе захотелось ударить меня недавно. Я видел это, но ты все сдерживалась, боялась, опасалась. Прекрати! Прекрати это делать! С этими словами он резко отступил и ушел в свою комнату, оставляя рыдающую, сползающую на пол Грейнджер в одиночестве. Он хотел бы поддержать ее и помочь, но Драко не должен был этого делать. Она обязана решить свои проблемы сама. Он за нее решить их не сумеет. Даже если очень захочет, примерно как сейчас. * * * Темный зимний вечер сменился ночью, ночь — пасмурным хмурым утром. В доме Грейнджер царила тишина. Тоскливая, глухая, нарушаемая только тиканьем часов. Малфой сидел в гостевой комнате, ощущая, как в его существо медленно проникает отчаянье. Такое же неотвратимое, как секундная стрелка, которую он сломал еще ночью, психанув от того, что не может уснуть. Он стоял у двери, когда мимо прошелестели шаги Гермионы, которая закрылась в своей комнате и никуда больше не выходила. Какой же он идиот… Он все сломал, все испортил, испоганил. Зачем он позволил себе эту жесткость. Разве ее было мало? С еще большей горечью Малфой осознал, что не бросит Грейнджер и теперь, просто не сможет. Будет вот так тенью жить в ее доме, оберегать, защищать и не прикасаться. Своим последним глупым поступком он перечеркнул все, что еще оставалось от медленно умирающей надежды на счастье. Что стоило ему сломать свою нетерпеливость и подождать? Нет, он снова пожелал все и сразу. Малфой спустился вниз и приготовил завтрак. Теперь он уже не изображал из себя неуклюжего идиота. И пусть готовить он и вправду не умел, но с яичницей справился, быстро съел свою порцию и переложил пару яиц со сковороды для Грейнджер. Он уже был в курсе, что она и не подумает о пище, так и будет тупо сидеть и смотреть в одну точку. На поднос поставил тарелку, сладкий чай, положил пару тостов и булочку, оставил перед дверью в ее спальню и постучал, молча удаляясь к себе. Драко очень надеялся, что она не впала в такую же прострацию, как прежде, и дверь откроет. Вскоре и вправду послышался звук открываемой двери. — Отва… а… Хотя бы разговаривает. Хотя бы реагирует. Драко тяжело прислонил голову к двери своей комнаты изнутри и вздохнул. * * * Ей пришлось многое обдумать и что-то решить за эту ночь. Малфой болван, как он мог так с ней поступить? Так жестко учить жить? «А что он еще мог сделать, Гермиона?» — прошелестело сознание. Хотелось кричать, выть, чтобы он оставил ее в покое, сдох, вылез из ее головы, послать его к черту. Этот придурок затронул какие-то струны в ее душе. И теперь его пламенным словам вторил собственный внутренний голос, от которого не сбежишь в другую комнату, не заткнешь уши, горланя какую-нибудь песню. А хотелось именно этого. А еще — топать ногами. Гермиона бесилась, она не знала, как избавиться от всего этого. Голос нашептывал ей ласковые слова, которые слушать не было сил. И она знала, что все сказанное — правда. Если не остановиться — можно сгореть, исчезнуть, раствориться. И если бы так делали все, просто сгорали бы, как спички при трудностях, в мире стало бы темно. Кто-то должен продолжать это делать себе на зло. Чтобы другие могли жить. Гермиона тихо прошла в свою комнату после душа. Она впервые за неделю проигнорировав диван, забралась в кровать и уснула. Без снов, без звуков, утомленная голосом в своей голове. Утром, заспанная и растрепанная, она собиралась идти умываться, когда услышала стук в дверь. О, ну, конечно, Малфой. Не собственное сознание, так этот хорек… Она распахнула дверь, собираясь вылить на него все свои душевные помои в виде матерной квинтэссенции всех его моральных качеств. — Отва… — его там не оказалось. Зато оказался поднос с завтраком, — а… Гад. Даже способ заткнуть нашел раньше, чем она успела ему все высказать. И, честно, становилось еще противнее, что он был прав. Она позавтракала, приняла душ, наскоро расчесала волосы, но из комнаты выходить не стала. Ей еще кое-что нужно было решить. Она вытащила свою палочку и внимательно ее рассмотрела. С самого первого курса она воспринимала волшебные палочки, словно они были лишь способом добиться желаемого при должном заучивании заклинаний. Теперь же ей пришлось изменить свои взгляды на непременный магический атрибут. Если бы дело было в обычном заучивании — Гермиона не потеряла бы магию. Возможно, здесь было что-то еще. Возможно, чудесные инструменты способны воспринимать своего хозяина. Гермиона погладила палочку от основания до кончика, делясь своим настроением. Эта палочка была у нее сравнительно недавно. Взамен утерянной ей пришлось покупать новую, поскольку ореховым недоразумением Беллатрисы она пользоваться не желала. Интересно, что и в этой палочке содержалась жила дракона, видимо, где-то в глубине души Гермиона еще не потеряла способность трезво мыслить и держать свои эмоции под контролем. Она вытянула палочку вперед и с волнением произнесла: — Lumos! Ничего не произошло. Гермиона закусила губу и подавила желание бросить все и расплакаться. Ничтожество. Какое же она ничтожество… — Lumos! Палочка затряслась в ее руке и отказалась повиноваться. «Ну! Ну, давай же, милая!» Гермиона сжала свободную ладонь в кулак и стукнула себя по бедру. «Соберись, у тебя должно получиться!» — Lumos! Палочка задрожала еще сильнее, вспыхнув искрами, которые быстро потухли. Гермиона скривила лицо, в сердцах топнув ногой. Хотелось плюнуть на все. Забиться в угол кровати и забыться сном. «Да, чертов Малфой, вновь убежать от проблемы!» — Lumos! На конце палочки зажегся огонек желтоватого оттенка. Гермиона готова была завизжать от восторга, как какая-нибудь Браун. Она затанцевала, от чего огонек так же быстро потух. Но теперь у нее получается. Она испробовала все более менее простенькие заклинания, которые не слишком портили внешний вид комнаты и не извещали о творящейся магии на несколько миль вокруг. Гермиона остановилась, когда поняла, что справилась с самой собой и магия вновь подчиняется ей, ластится к рукам, как нашкодивший котенок. Это было чувство чистой эйфории, потому что больше всего она боялась остаться без волшебства, оказаться никчемной магглой, которую поманили чудесами и оставили ни с чем. Гермиона с волнением опустилась в кресло, задумав попробовать Патронуса, но жутко боялась. Все ее самые счастливые воспоминания, которые она использовала раньше — поблекли. Гермиона чувствовала, как раскраснелись ее щеки впервые за последнее время. У нее получится. Должно получиться. Она закрыла глаза и погрузилась в свои воспоминания, выуживая самые яркие, которые вызывали отклик в душе. И как назло в голове мелькали картинки исключительно того, как Малфой готовил рождественский ужин. Как осторожно пододвигал свою ладонь все ближе и ближе к ее. — Expecto patronum! Ну, конечно, ничего не получилось, лишь на кончике палочки засветился на короткое мгновение голубой свет. Разве можно в такие ответственные моменты надеяться на какого-то там Драко Малфоя? И Гермиона вновь попыталась вспомнить все самое хорошее и запомнившееся в ее жизни. И вновь потекли по кругу воспоминания… Прохладные ладони на ее лице, обветренные губы на ее щеке, льдистые серые глаза, внимательно следящие за ее движениями. Зачем ему все это было нужно? Гермиона вновь вспомнила, с каким напускным старанием Малфой принялся за украшение ее дома и за праздничный ужин, стремясь ее отвлечь. Конечно, он преследовал свои цели, но это не умаляет всего того, что он для нее сделал. И вчера он так горячо и искренне уверял ее в том, что Гермионе нечего бояться… — Expecto patronum! В комнате, где постепенно становилось темно, появилось яркое свечение. Только ожидаемой выдры Гермиона не увидела. Вокруг нее летал маленький-маленький дракончик (честно сказать, существо больше смахивало на змееныша с крылышками, как у летучей мыши, но более подходящего названия нежели «дракон» всезнающая Гермиона подобрать не смогла). Глазки-бусинки выражали крайнюю степень хитрости, вероломства и озорства. Гермиона с удивлением проследила за его последними витками вокруг нее и взмахнула палочкой. Какое чертово совпадение… Гермиона покачала головой, скривила губы, а потом улыбнулась. И на том спасибо, что появился. Пусть и такой, хотя выдра нравилась ей больше. Наверно, палочка с жилой дракона так странно среагировала на непривычное поведение владелицы. Настроение улучшилось как-то совсем неожиданно для самой Гермионы. Возвращение к ней магии заставило проснуться надежду и веру в будущее. Впервые за такое короткое и в то же время длинное время в ней проснулись положительные эмоции. С непривычки они просто-напросто затопили Гермиону, вызывая слишком яркие, не свойственные ей желания. Словно у нее внутри встряхнули газировку, а потом резко открыли. Эфемерные пузырьки веселья и сумасбродства наполнили все ее сознание. Наверно, это из-за нервного срыва Гермиону бросало из огня да в полымя. Хотелось напакостить и над кем-нибудь посмеяться. Над кем-то белобрысым и бессовестным. А еще зверски хотелось кушать. Поэтому она тихо вышла из своей комнаты, увидела свет, выбивающийся из-под двери гостевой комнаты, и осторожно спустилась вниз. Она наскоро сварила спагетти, сооружая пасту с беконом, который откопала в пакете, принесенном Малфоем. Положила все в глубокую тарелку, понесла ее наверх и, остановившись возле гостевой комнаты, хмыкнула. Сейчас она сполна отблагодарит своего гостя. Для профилактики, чтобы не забывал, кто в доме хозяин. * * * Малфой услышал стук в дверь и, честно сказать, впал в ступор. Все это время, после срыва его терпения, он костерил собственный характер на чем свет стоит и был жутко разочарован самим собой. Гермиона так и не выходила из комнаты. А тут — стук. Что такое должно было случиться, чтобы она решила прийти к нему? Он резко открыл дверь и посмотрел на это чудо: Грейнджер торопливо уминала какое-то блюдо, стоя прямо перед ним. Вдруг она резко остановилась, смущенно улыбнулась, и Малфой уже хотел улыбнуться ответ, не в силах поверить в свое счастье, как она… опустила все оставшееся содержимое глубокого блюда на его макушку. — Э-э-эй… — обиженно протянул он, совершенно растерявшись и не зная, как реагировать. Но ведь Малфой никому и никогда не покажет свою растерянность… — Зараза ты, Малфой. Такую вкусную пасту на тебя потратила, — хмыкнула Гермиона и беззастенчиво подхватила с его плеча пару спагеттин, отправляя их в рот, — надеюсь, ты недавно мылся? Драко прочистил горло и с нажимом сказал: — Мисс Гермиона, вы ведете себя в крайней степени неосмотрительно и безрассудно. — А вы, мистер Малфой, еще не закончили школу, а уже ведете себя как профессор Снейп, — хмыкнула Грейнджер и изобразила книксен, урывая с его рубашки еще и кусочек бекона. Если откровенно, Драко даже не представлял, как сейчас себя вести. После памятного монолога подходить он к ней опасался, а оставить просто так не позволяла гордость. В конечном итоге он решил закинуть удочку и сделал шаг вперед, рыча что-то о неподобающей приличной девушке наглости. Грейнджер хихикнула и отступила на шаг назад. Эта ненормальная девица сведет его с ума. Недавно она рыдала, когда он подходил к ней, сегодня — намеренно играет. Впрочем, Драко это очень даже понравилось, чего уж спорить. Особенно после очередного холодного утреннего душа. Он сделал еще пару шагов, пока Гермиона не взвизгнула и не попыталась удрать в свою комнату. Ох, не зря Малфоя назначили ловцом, ох, не зря. Ловить шустрых и неуловимых он умел не только в воздухе. И не только размером со снитч. Грейнджер прижалась к стене и, глупо улыбнувшись, как бы невзначай сощипнула с шеи Драко очередную спагеттину. Легкие Гермионы разрывало от волнения, она слишком тяжело дышала, ей было немного страшно. Но истерики не случилось. Малфой в очередной раз умудрился найти такие слова, которые пробили бетонную стену ее сознания. Наперекор недавним страхам хотелось, чтобы он подошел, прикоснулся, обнял. И когда он оказался так близко — все веселье как рукой сняло. Гермиона нервно облизала губы и посмотрела в серые глаза. В серые голодные глаза, которые заглядывали, казалось в самую душу. — Тебе лучше уйти прямо сейчас, если ты хочешь остановить это, — серьезно сказал Малфой. — Что остановить? — наивно осведомилась Грейнджер, надеясь, что ослышалась. Хотя как можно ослышаться в целом предложении? Малфой хмыкнул. — Ты серьезно не понимаешь? Нет, ты все понимаешь… Драко осторожно прикоснулся к чуть обветренным губам, ощущая, как мгновенно напрягается Гермиона, но бежать не пытается. Как давно он этого хотел… Язык прошелся по нижней губе, чтобы медленно скользнуть в рот, исследуя небо… Пальцы обхватили лицо, лаская кожу, убирая непослушные пряди волос за плечи. Крепкое тело прижимало Гермиону к стене, почти приподнимая на себя. Изгиб в изгиб — словно ключ к замку. Воздух, казалось, сконцентрировался вокруг этих двоих, разогреваясь горячим дыханием и жаром тел. С губ Грейнджер сорвался чуть заметный на выдохе стон. Она мелко дрожала, но вовсе не от страха. Тонкие женские пальцы стискивали ткань его рубашки. И… так, пора отдохнуть. Малфой остановился, прислоняясь к ее лбу своим, ожидая, пока дыхание восстановиться не только у него. Но… — Эм-м-м… Ты всерьез думаешь, что я могу хотеть тебя, измазанным в пасте? — пискнула Гермиона и опрометью кинулась в приоткрытую дверь своей спальни. Малфой уткнулся лбом стену, к сожалению, не такую мягкую, как кожа Грейнджер, и с досадой простонал: — Бессовестная… Со стороны закрытой уже двери ее спальни послышалось хихиканье. Кто же знал, что занудная Гермиона Грейнджер обладает не только выдающимися умственными способностями, но и патологической склонностью к проказам, или это она у Поттера позаимствовала? А может, это нервное и растает так же быстро, как и появилось? Драко потер лицо ладонями и скрылся в своей комнате, криво усмехаясь и стаскивая со своих ушей лапшу, реальную и навешенную. В тот же вечер, отмытый от бекона и остатков спагетти, Малфой стоял перед зеркалом, вглядываясь в свои глаза. Весь день он провел, обвиняя себя во всех мыслимых грехах, боялся, что испортил все, чего добился. На деле оказалось, что он, напротив, смог в разы улучшить состояние Гермионы, заставляя ту задуматься над собственными страхами. Драко самодовольно усмехнулся. Может быть, профессия колдомедика будет не так уж и плоха? Малфой одернул себя, вспоминая, что все его заслуги сводятся лишь к тому, что он умудрился закончить дело целителей, которые несколько дней колдовали с сознанием Грейнджер. И тут дело скорее не в его способностях, а в том, что они были небезразличны друг другу. Драко вздохнул и отвел глаза от зеркала. Пора было ложиться спать, и он очень надеялся, что сегодняшнее происшествие ему не приснится. Повторять его в уме раз за разом было очень приятно, но что станет с ним поутру… Он натянул на себя пижамные штаны и лег в кровать. Сон не шел, Малфой ворочался с боку на бок и думал о Гермионе. После всего, что с ней произошло, она очень изменилась. Стала более грубой, решительной, чем раньше, хотя усердно держалась за свои прошлые привычки, видимо, надеясь, что они помогут ей остаться собой. Изменилась ее манера вести разговор — она все чаще ехидничала, стремилась свернуть серьезную тему побыстрее и перестала прямо смотреть в глаза. Драко не знал, хороши эти изменения или не очень и как сильно они повлияют на ее характер, поэтому оставалось только фиксировать их и откладывать в дальний угол сознания, чтобы осмыслить их позже. Малфой уже в который раз за сегодня устало потер глаза. День выдался слишком богатым на эмоции, которые в последнее время, не иначе как вслед за Грейнджер, застряли в вязком болоте страхов и размышлений. Словно все вокруг застыло, не развиваясь. Неужели, он слишком сильно погрузился в проблемы девчонки? Это не есть хорошо… Драко еще какое-то время лежал, раздумывая над поведением Грейнджер сегодня. Что, гриндилоу ее побери, нашло на гриффиндорскую зануду, которая в последнее время превратилась в холодную мраморную статую? Нет, он не в силах понять женщин, в особенности вот эту, конкретно взятую особь странного подвида человека разумного. Спустя сотню с лишним мыслей дверь комнаты Драко отворилась, и на пороге появилось его ночное видение. Не реальная же Гермиона Грейнджер его посетила, правда? Видение тихонько пробралось по темной комнате, размахивая руками, чтобы ни на что не наткнуться. Странное какое-то видение, оно ведь нематериально… Видение приподняло с одного боку одеяло и скользнуло к Малфою, сразу укладывая голову на его плечо. Тут-то он и понял, что это ни фига не видение, а самая настоящая девушка. Теплая, пахнущая рождественским десертом и, почему-то, молоком. — Мне холодно одной, — прошептала Грейнджер, но оба они знали, что дело совсем не в холоде. Почему Гермиона так поступила? Может, потому что поняла, что Драко и вправду бросил всю свою жизнь и пришел к ней в дом… Драко осторожно обнял ее, прижимая к себе поближе, беря ее руку и прикасаясь к ней губами. — Спи, Гермиона, — тихо сказал он, зарываясь носом в ее густые непослушные волосы. «Пресветлый Мерлин, прошу тебя, только не стояк рано утром, умоляю». Хотя с вероятностью девяносто девять процентов и Мерлин, и фатум окажутся абсолютно глухи к его просьбам. В последнее время он каждое утро просыпался с напряжением в штанах и злился. Злился. Злился… Стоило ли надеяться на то, что следующий день встретит его чем-то из разряда «чудесное»? * * * Малфой приоткрыл один глаз, тот, в который не светило по-утреннему беспардонное солнце. Взгляд остановился на каштановом локоне, который лежал прямо на его носу. Сразу жутко захотелось чихнуть, но Драко изо всех сил держался, силясь не разбудить Грейнджер. Если бы она проснулась, сразу бы ощутила его член, напряженно упирающийся в ее бедро. И это было нехорошо. Это было охренеть, как нехорошо. Свербить в носу перестало, и он облегченно перевел дыхание, но Гермиона уже открыла глаза и замерла в его руках. Спросонья она, вероятно, туго соображала, поэтому спросила первое, что пришло в голову, не заботясь, как это будет звучать в исполнении героини войны: — Мерлин… Скажи, что это просто дубинка волшебным образом материализовалась в кровати. — Честное Малфоевское — так оно и есть, Грейнджер, — стараясь казаться безразличным, проговорил Драко, но не выдержал и немного отстранился. В комнате раздался тихий женский смешок. — Честное Малфоевское — это да, звучит. И почему я тебе не верю? Грейнджер потянулась и дотронулась губ Малфоя в легком невесомом поцелуе. Зачем она это сделала? Возможно, свойственная Гермионе черта все всегда держать под контролем и здесь сыграла с ней неуместную шутку. Начав заново испытывать эмоции после всего случившегося, она была откровенно расстроена невозможностью контролировать реакции собственного тела. И как только осознала, что существует шанс навсегда решить проблему своего иррационального страха, сразу же ухватилась за него. И Драко Малфою она нисколько не благодарна. Малфою, похоже, сейчас и вовсе было плевать на то, чем вызван ее поступок. И пусть он недавно сам отодвигался от нее — сейчас уже прижимал сильнее, углубляя поцелуй, почти вдавливая ее хрупкое тело своим в матрас. Гермиона замерла, чтобы в следующее мгновение начать отталкивать его. В душе разливалось жуткое ощущение, которое даже не перекрывалось теми волшебными головокружительными пузырьками, появившимися после возвращения магии. — Тише, тише, — прошептал Драко, опускаясь на кровать рядом с Гермионой, которая сейчас остро почувствовала себя испуганным мелким волчонком. — Я не сделаю тебе больно. Он приподнял Гермиону и заставил сесть на себя. Черт… Вот он выбрал не самый удобный сейчас вариант, честное слово, если учитывать в каком состоянии он проснулся. Гермиона почувствовала, как краска смущения медленно сползает по ее шее на ключицы и грудь. — Так. Послушай меня. Не впадай в истерику, — Малфой обхватил ее бледное лицо ладонями, заставляя дышать с ним в унисон. Глаза в глаза, вдох-выдох. — Давай попробуем. Ладно? Все дело в контроле над ситуацией, так? Ты просто боишься. Дыхание Гермионы немного утихло, и она, подумав, кивнула головой в знак согласия. — Хорошо, это мы выяснили. Тогда просто сделаем вид, что ты главная? Я дам тебе свободу действий. Гермиона снова кивнула, сама себе показавшись китайским болванчиком. Она была смущена и напугана, раньше у нее не было подобного опыта. На ум пришли моменты с Роном. Стыдливые прикосновения, полная темнота и обоюдная неловкость. И сейчас… Как себя вести, что делать, как двигаться, куда деть руки? И главное — КУДА СМОТРЕТЬ?! Щеки покраснели, выдавая волнение и неопытность. «Тупица! Не смотри так на него! Сделай уже хоть что-нибудь!» Орехово-шоколадный взгляд метался по комнате, стараясь за что-нибудь уже зацепиться. Ее интересное занятие прервал тяжелый вздох. — Стоп. Спокойно, ладно? — и когда это Малфой успел стать таким понимающим и терпеливым? Судя по всему, пульсация в члене, которую Гермиона сейчас чувствовала сквозь ткань его пижамных штанов, заставляет мужчин говорить все, что угодно. Малфой опустил руки на плечи Гермионы, большими пальцами обводя линию сонных артерий, выпирающие ключицы. На тыльную сторону его ладоней упали тяжелые каштановые пряди ее волос. Его пальцы чертили узоры на ее шее, когда Гермиона резко вдохнула воздух, чуть выгибая шею. — Просто поцелуй меня, — услышала она сквозь гул крови в ушах. Гермиона с подозрением взглянула на Малфоя. С чего бы это он такой спокойный и понимающий? Уж не подвох ли? Но мурашки на губах требовали поцелуя не меньше. Поэтому она поддалась, наклоняясь вперед, тихонько прикасаясь к его губам, с которых тут же сорвался рваный вздох. Она улыбнулась, понимая, что каким-то непостижимым образом захватила сейчас власть. И ей это чертовски понравилось. Настолько понравилось, что захотелось еще и еще, пока Малфой не взвоет. Как просто все оказалось… Гермиона прикусила нижнюю губу Драко, ощущая своим подбородком легкую щетину. Тонкие пальцы вплелись в идеально уложенную прическу, мгновенно превращая словно математически выверенный порядок в безумный хаос. Да! Наверно, Малфой и сам получает такое же удовольствие, когда злит ее, заставляя реагировать на издевки. Она обвела контур жестких губ языком, ощущая каждую мельчайшую складочку на тонкой коже. Нос ощутил его аромат, уже немного знакомый. Вкусно… Мята и шиповник с легкой нотой горелого дерева. Он попытался завладеть ее поцелуем, почти кусая губы, но она не позволила, оставляя за собой право быть главнокомандующим сегодня. Пульс зачастил с неуемной скоростью. Тук-тук-тук-тук, отдавалось в пальцах, пробегающих по его телу. Отдавалось в ушах, которые с каким-то извращенным удовольствием фиксировали рваное дыхание, разрывающее тишину комнаты. Руки Малфоя сжали ее бедра, заставляя фактически тереться о его напряженное достоинство. Гермиона резко приподнялась, ухмыляясь, срывая с его губ полузадушенный разочарованный стон. «Нет… Еще... Еще движений. Оказаться в ней, на ней, врываться, пока в легких совсем не останется кислорода», — вот что говорил его стон. Пальцы Гермионы пробежались по груди, задевая маленькие мужские соски, спускаясь на живот и бедра. Краем глаза она заметила, как сжались в кулаки его руки. Волоски, направляющиеся от пупка ниже, встали дыбом, на боках появились видимые мурашки. Она перевела взгляд на глаза Малфоя, которые потемнели, приобретая сходство с текучей ртутью, глаза, в которых плескалась похоть. Гермиона стянула с него белье, впервые в жизни обхватывая ладонью мужской член. Захотелось почувствовать его, разглядеть, понять, какой он и из чего сделан этот непонятный Драко Малфой. Будто разглядывание его члена могло ей помочь. Она провела по выступающей венке, ощущая мягкую, движущуюся вслед за ее пальцем кожу. * * * Малфой резко вдохнул обжигающий трахею воздух, чувствуя, как под ладонью Гермионы зарождается еще большее возбуждение. Возбуждение, от которого обрывалось дыхание, в висках оглушающе стучало пульсом. По коже распространялись мурашки, скулы сводило от желания перехватить инициативу. Но нет… Он так не сделает, иначе останется вот так, с торчащим достоинством наперевес. Недопустимо. Гермиона улыбнулась и опустила голову вниз. Мерлин, какого хрена она делает?! По животу и бедрам Драко рассыпались волны ее волос, но он и вовсе этого не заметил, с каким-то диким отчаяньем стискивая в кулаках простынь. При одном только виде сидящей в его ногах Грейнджер в паху все мигом свело судорогой. Лишь бы не схватить. Лишь бы не схватить. Язык ее пробежался по внутренней стороне его бедра, пробираясь выше. Это просто рождение сверхновой в его гребаной башке… Проклятая Грейнджер заправила часть локонов себе за ухо, позволяя видеть все, от чего и вовсе хотелось выть раненым зверем. Член дернулся, и она, наконец (наконец!), обхватила его губами, проводя языком по выступающей части. Мерлин… ее губы были такими горячими, такими влажными, так плотно обнимали его плоть. Он с трудом поборол желание схватить ее за волосы, направить на себя, заставить глотать и трепетать. Голова резко откинулась на подушки, Драко закрыл свой рот, исказившийся в гримасе наслаждения, до боли закусив стиснутый кулак, потому что сквозь сжатое горло вырывались хрипы и стоны. Мучительная пытка, от которой терялись мысли и сила воли. Грейнджер тихо рассмеялась, а он даже не сразу ее услышал, чуть позже удивленно приподнимая голову. Гермиона лишь кивнула головой, и Драко понял, что хватит, она уже почувствовала свою власть над ним, пора переходить к следующей части ее лечения. Второго приглашения Малфою не потребовалось. Он быстро справился со своим телом и приподнялся над Грейнджер, глядя на ее чуть покрасневшее лицо. Такая красивая, даже странно, как раньше он этого не замечал. Драко опустился к ее маленькому аккуратному ушку и обхватил мочку губами, посылая по ее коже электрические разряды, медленно провел по ее шее языком, обхватывая губами кожу на ключицах, длинными пальцами пробежался от подбородка вниз, останавливаясь у кромки трикотажной майки. Зубами стянул ткань вниз, приоткрывая полушария груди, соски которой мгновенно напряглись. Грейнджер отзывалась на любое его прикосновение, словно их тела идеально подходили друг другу. Она не стонала фальшиво, как это часто делала Паркинсон. Каждый ее стон вырывался, минуя сознание, зарождаясь там, где нет мыслей и условностей — только инстинкты. Кончиками пальцев он провел по внутренней стороне бедра, подбираясь все ближе и ближе к самому лону. Гермиона судорожно вздохнула, сначала зажимаясь, а потом раскрываясь для него. И когда его пальцы коснулись мягких складок, тело ее выгнулось ему навстречу, словно моля о большем. Драко плавно продвинулся чуть глубже, ощущая, как на пальцы попадает ее влага, как, повинуясь напору, плоть раздвигается, впуская его внутрь. От этого скользящего ощущения под ладонями Драко был готов кончить уже сейчас, теряя на мгновение разум в хитросплетениях взрывающихся нейронов. Он поглубже вдохнул, справляясь с собственными эмоциями, и накрыл так давно желанную Грейнджер своим телом. Вновь посмотрел на нее, лежащую с запрокинутой головой, закрытыми глазами и закушенной нижней губой, и улыбнулся. В душе непривычно шевельнулось что-то нежное, непонятное, совершенно несвойственное. Что-то… живое. — Грейнджер, посмотри на меня, — с улыбкой проговорил Малфой, убирая выбившийся из косы локон с ее лица. Через пару секунд она распахнула глаза, темные, почти черные от расширившегося зрачка, и недоуменно посмотрела на него. Она казалась оглушенной собственными чувствами и ощущениями. Драко ничего не сказал. Удерживая ее затуманенный взгляд, устремляясь в своем спасении на дно ее проклятых глаз, он поудобнее устроился в колыбели ее ног и одним тягучим движением оказался внутри. С двух пар губ сорвались стоны. Один протяжный, чувственный, другой — короткий с ощутимыми гортанными звуками. Глаза Гермионы на мгновение расширились, ее пальцы судорожно обхватили мышцы его спины, прижимая его еще ближе, ноги обвились вокруг его бедер. Похоже, сегодня она берет пленными... Драко резко двинулся вперед, опуская голову, смотря на то, как сладко, раздвигая складки, проникает в такую желанную, горячую глубину. Это было правильно. Правильно и чудовищно прекрасно. Словно только так и должно быть. — Боже, Грейнджер, ты не видишь, как это идеально… Для Драко мир вокруг практически исчез, весь смысл его сузился сейчас к ритмичным движениям внутри давно желанной Грейнджер. Грейнджер, которая украла его мысли, и он уже не понимал, где кончается его разум и начинается ее. Время отсчитывало уже не сознание, а вот это тягучее проникновение, переменный ток, который с каждым новым толчком менял свое херово направление. И казалось, воздуха не хватает и легкие готовы разорваться прямо сейчас. Нет, еще один толчок, и тогда они точно разорвутся… Горячая, влажная, узкая, словно перчатка, обтягивающая руку. Сладкие движения, когда он намеренно сдавался в плен и раз за разом пытался сбежать. Податливое женское тело, раскрытое для его члена, для него. Драко почувствовал, как сжимается вокруг него Гермиона, когда с ее губ сорвался стон, смешанный с шипением. В следующее мгновение сверхновая в его голове взорвалась.