Ce n'est pas...

      Легкий ветерок прокатился по жасминовым кустам, донося до меня нежный, сладкий аромат цветов. Высоко в голубом небе сияло яркое солнце, приветливо лаская меня по лицу. Вдалеке играла карнавальная музыка, на набережной пели птицы…       Но я не чувствовала того умиротворения, которое витало на улицах Рио сегодня. Я не сводила глаз с Джоша, испытывая жгучее желание броситься с набережной в прохладное мирное море, чтобы остудить жар в груди.       Казалось, сердце сейчас просто выскочит из грудной клетки и понесется вскачь по улице! Я не слышала карнавальной музыки, не видела ярких праздничных красок. Время для меня остановилось, и теперь существовала лишь я и стоящий предо мной Джош. — Почему ты уехала? — спросил он громче. — Почему? — я едва подавила горькую усмешку. — А ты забыл, что отверг меня при всех? Забыл, что бросил и ушел? — Я… — Нет, я выслушала тебя тогда, теперь твоя очередь меня слушать, — я тяжело вздохнула, собираясь с мыслями и яростно вспоминая, что я хотела такого оскорбительного ему сказать пару минут назад. В голове крутилось куча не литературных слов, красочно описывающих моего "дорогого Джошика", но я решила начать из далека. — Я долго не могла разобраться в своих чувствах. Думала о тебе, о себе, о моем возможном будущем… И я решилась признаться тебе после долгих раздумий, раскрыть тебе душу, открыть чувства, и вот, как ты отреагировал на это! Вот, как ты оценил мою честность и искренность — ты поцеловал меня и бросил! Просто отвернулся и шел, сказав при этом, что Я играю с тобой! Я! Играю?! — Джен… — Нет! Хватит и с меня и с тебя! Я специально покинула страну, чтобы успокоиться и забыть тебя. — Не нужно забывать. Я не хочу этого. — А я хочу! — Нет, Джен. Не хочешь. Я знаю, что ты скучаешь по мне так же сильно, как и я по тебе. Просто ты не хочешь в этом себе признаться.       Я хлюпнула носом, стараясь сдержать слезы. — После того, как ты меня поцеловала, я совсем запутался. То ты говоришь, что любишь, то отвергаешь меня… я не смог понять тогда тебя, и до сих пор не понимаю. Я хотел поговорить с тобой позже, объясниться. Я хотел подумать в одиночестве, разобраться в себе… А тут ты начала говорить такие вещи… — То есть, я виновата? — уточнила я, полыхая от злости, словно кучка сухих веток, и чувствуя, что скоро этот парень у меня договориться, и я наброшусь на него с целью разорвать на мелкие кусочки! — Нет, Джен, — Джош покачал головой и сделал шаг вперед. Я тут же отошла на два шага назад, готовясь бежать. — Мы оба виноваты, родная… — Не смей называть меня «родной»! — буквально прорычала я и закусила губу, чтобы не заплакать. — Джен, пойми же, мы с тобой одинаково виновны в произошедшем. Мы оба испугались своих чувств, испугались последствий. Но, Джен, прости меня. Я действительно раскаиваюсь, я был полным идиотом. Прошу, прости.       Я ничего не ответила, лишь продолжала яростно смотреть на него, борясь с противоположными чувствами в душе. Меня жгло огнем, будто внутри вместо крови текло раскаленное железо, готовое прожечь во мне большую, зияющую дыру. Но, если честно, я бы согласилась на это. Пусть лучше мне прожгут дыру в сердце раз, чем будут постоянно обжигать его, постепенно убивая. Медленно и мучительно. Да. Я не хочу снова страдать. Ни один нормальный человек не хочет. А мы с Джошем такие — причиняем друг другу боль, всем сердцем желая любить. У нас иначе не получается. Мне даже кажется, что это запрещено природой — быть рядом с Джошем, любить его, целовать, дарить ласку…       Нет. Это просто невозможно. И я это понимаю, а значит, и Джош в скором времени поймет.       Не дождавшись от меня ответа, он сделал еще один шаг ко мне. Но на этот раз я не отступила. Просто не смогла. Его взгляд, полный отчаяния и боли, буквально пригвоздил меня к земле, и я ощутила новый приступ мучительной агонии внутри.       «Боже! Не могу смотреть, как мой мальчик страдает! ..» — вихрем неслись мысли в голове, но я тут же их отбрасывала, становясь вновь холодной и безразличной. — Джен, прости меня. Я не могу жить так дальше. Не могу прятаться и скрываться, смотреть на тебя только искоса. Я больше не могу запрещать себе обнимать тебя… Я не могу жить без тебя, Джен! — он кричал, произнося последние слова.       Антонио позади меня дернулся. Я же из последних сил отказывалась верить. — Слышишь, Джен? Я люблю тебя.       Все. Это было последней каплей. Вся моя стена изо льда, прочно выстраиваемая мной все эти недели, была вмиг сломлена и разрушена. Все мое безразличие, злоба, ярость, ненависть холодность и все то, что я пыталась испытывать к Джошу — в мгновение лопнуло, как один большой мыльный пузырь. Я не слышала больше ничего, в ушах стучала кровь, в голове метались тучи различных мыслей.       Слезы брызнули из глаз, обжигающими струйками стекая по щекам. Ноги подкосились, и я упала на колени. Антонио и Джош одновременно кинулись ко мне, но я раскинула руки в стороны и зашипела, точно разъяренная кошка: — Не смейте приближаться ко мне, иначе загрызу обоих к чертовой бабушке!       Антонио остановился позади меня в нескольких шагах, но Джош, несмотря на мое вполне серьезное предупреждение, все равно приблизился, сел возле меня и прижал к себе.       Я вырывалась. Не хотела, чтобы он так просто овладел мной. Я била его в грудь и по спине (каждый раз при этом в голове извинялась), пыталась и ногами лягаться, но он все равно крепко держал меня, терпеливо перенося мои приступы ярости и злости.       И когда у меня уже закончились силы бить его, я начала плакать. Навзрыд. Как маленький ребенок на руках матери. Я плакала, крепко прижимаясь к Джошу и обзывая его всеми известными нехорошими словами. — Ненавижу тебя, — шептала я. — Ненавижу себя за такие противоречивые чувства!       Джош улыбнулся. — А я тебя люблю, — прошептал он.       Я больше ничего не говорила, лишь тихо плакала, ругая уже себя за такой бессовестный проигрыш. Я уже не чувствовала злости к Джошу. Ее просто не было, как и не было каких-либо теплых чувств. Я ничего не ощущала, словно он был обычным прохожим, ничего для меня не значащим.       На секунду я испугалась. Неужели я ничего к нему не испытываю? Такое возможно? Подняла к нему свои заплаканные глаза. — Джош?       Он внимательно смотрел на меня. — Поцелуй меня.       Он сначала растерялся. Всего на мгновение. Но потом улыбнулся и приблизился к моим губам. По телу разлилось тепло. Я вновь почувствовала что-то светлое и радостное внутри, словно сама жизнь вернулась в мое измученное тело и душу, призывая ее к новой счастливой и лучшей жизни.       Да. Я определенно люблю его. Люблю так сильно, что эта любовь перерастает в жгучую ненависть. Люблю до беспамятства. Люблю, да. Но я не могу быть с ним. Не хочу больше страдать. Пусть он живет своей жизнью, а я своей. Может, хотя бы так мы не будем причинять друг другу боль? ..       Я отстранилась от его губ, завершая поцелуй, и нахмурилась, понимая, что сделаю сейчас самое ужасное, что я только могу сделать. Я занесла руку и дала ему пощечину. Вся щека покраснела. Но лицо Джоша не исказилось в ярости или обиде. Нет. Оно просто не выражало абсолютно ничего. — Легче? — спросил он, и у меня на глазах снова навернулись слезы.       Неужели он меня насквозь видит?! Я же хотела, чтобы он меня возненавидел и бросил. Отстал от меня навсегда. Но он, даже после того, что я сделала, все равно рядом, все равно также нежно держит меня в руках, и в глазах его горит огонек надежды…       Нет! Так нельзя!       Я высвободилась из его объятий и кинулась вперед. Антонио помчался следом. — Джен, постой! Джен! — кричал за спиной Джош, а я лишь закрыла лицо руками.       Я должна быть стойкой в своем решении. Я выбрала себе путь, и, к сожалению, он больше не пересекается с путями Джоша. И мне, вроде бы, должно стать легче, да? Но на сердце почему-то стало так холодно и одиноко, что я перестала его чувствовать.       Прощай, Джош. Прощай навсегда.