Собачьи сны

- Говорят, даже дело заводить не будут, - мужчина бросает на свою жену взгляд поверх газеты, чтобы убедиться, что его еще слушают, и продолжает, - коммунальные службы уже представили отчеты о недавно проводившихся работах, а потому есть основание полагать, что взрыв произошел по вине хозяйки квартиры №317, Элеоноры Фрипп. - Фрипп. Тебе не кажется эта фамилия знакомой? – миссис Пауэрс отрывается от просмотра новостей на экране смартфона, но только на мгновение, чтобы не найти ответа на свой вопрос и моментально выкинуть его из головы. - Мало ли людей с такой фамилией, - мужчина закрывает газету, убирая ее в сторону, - очередная неврастеничка, пренебрегающая банальными правилами безопасности. Хорошо, что пожар удалось быстро потушить, и соседние квартиры не пострадали. Иначе этим чертовым полицейским пришлось бы повозиться. Они столь несообразительны и ленивы, что, ставлю 10 фунтов, если меня на улице пырнут ножом в спину, в рапорте напишут, что это был извращенный способ самоубийства. - Как ты можешь такое говорить! – женщина подскакивает со своего места, все еще держа телефон в руках. – Господи! Не дай произойти ничему подобному! - Да сядь ты. Оставь свои восклицания для церкви. Самоуверенность – такая же отличительная черта Энтони Пауэрса, как и безобразный шрам поперек переносицы. Когда-то в юности он был серьезно увлечен боксом. Однако дряблые мышцы и совершенно не волевой второй подбородок – свидетели того, что к увлечению он достаточно быстро потерял интерес. Пауэрс стал обыкновенным, среднестатистическим жителем мегаполиса, проводящим пять дней в неделю сидя за монитором в офисе и еще два – дома на диване. Для Джеймса он всегда представлялся чем-то вроде сказочной жабы, которую ни один из поцелуев его матери так и не смог превратить в человека. Но в этом Мориарти не видел ничего экстраординарного. Его отчим был целиком и полностью достоин звания выкидыша человеческой природы. Имея прекрасный потенциал спортсмена и недурной ум, он заплыл жиром и обленился, обосновавшись в офисе как паразитирующая на мозгах своих подчиненных плесень. Но будем честны, Энтони Пауэрс – далеко не легкая мишень. Ровно как и миссис Фрипп. Кровь, фарфор, женские крики – это все так элегантно и нежно только в представлении Мориарти, мастерски закрывающего глаза на остальные аспекты. Ему понадобилась неделя наблюдений, чтобы точно знать распорядок дня своей жертвы. К счастью, он был не особо разнообразен: в будние дни с десяти до пяти она находилась на работе. Вечером изредка приходила молодая женщина, судя по внешности приходившаяся ей сестрой. В случае же ее отсутствия, в квартире потухал свет и не загорался до самого утра. Из чего на второй день своих наблюдений Мориарти сделал вывод, что его гувернантка за эти пять лет прилично постарела, но мозгов у нее так и не прибавилось. Любовники, о которых он знал, будучи четырнадцатилетним подростком, исчезли в неизвестном направлении, оставив разведенную миссис Фрипп наедине с ее царством фарфора. Кстати говоря, о наполняющем ее жилище антиквариате Джим узнал только пробравшись на третий день в квартиру, чтобы осмотреться на месте. Во-первых, ему надо было точно понимать, живет ли его любимая гувернантка одна, что значительно упрощало бы его работу, или все-таки имеется персонаж, возможно находящийся сейчас в командировке. Во-вторых, надо было разобраться, каким образом стоит планировать их встречу, чтобы отсутствовала возможность помощи из внешнего мира. Что удивительно, миссис Фрипп самолично создала все условия для идеального нападения, когда десять лет назад проложила звукоизоляционные материалы в своей спальне. Страстные любовники ушли в прошлое, прихватив с собой ее красоту, но тишина осталась. Вероятно, именно одиночество и отсутствие каких-либо звуков кроме тиканья часов заставили ее в конечном счете сэкономить на сигнализации – единственном факторе, не учтенном Мориарти, взламывавшим замок ее квартиры. Наверняка судьба была на его стороне, раз конец первой сказки не настал с приездом копов в самом ее начале. Итак. Прошла неделя, а Джеймс все не мог определиться с лучшим временем для нападения. Он боялся, что все может выйти слишком скомкано и неаккуратно, начнется разбирательство полиции, всполошится его семья. Параллельно Мориарти занимался обустройством в новом для него мире. Все-таки Лондон изменился за те пять лет, что он существовал в изоляции. Во главе всего встали IT-технологии, а у Джеймса даже представления не было, что это такое, после ничтожного образования в «Capio Nightingale». Убого, не правда ли? А ведь это только начало жизни. Девятнадцать лет. Джим уже ставит перед собой задачу – стать специалистом в совершенно незнакомой для себя отросли, и нагнать упущенное. К счастью, у него отцовские мозги, а не их подобие, как у отчима. Для начала он снимает комнатушку на деньги, вырученные с продажи нательного креста, инкрустированного какими-то ненужными камнями, - благо англиканская церковь не против заработать на их покупке набожными мамашами, - этих денег с натяжкой хватает на две недели жизни на задворках Лондона. Но такой расклад вполне устраивает Мориарти. Ему и без того слишком дорого досталась анонимность. Джеймсу пришлось в течение двадцати чертовых минут убеждать главного врача в силе своей любви к матери и отчиму, чтобы, в конечном счете, получить от него разрешение лично доставить письмо в их дом и воссоединиться с любимой семьей. Черт возьми, это было самое сложное испытание на прочность в его жизни. Джим и сам не в курсе как его не вывернуло на ботинки главврача от фальшивости и слащавости собственных слов. Но сейчас это уже не имеет значения. Мориарти идет по запланированному маршруту, старательно огибая все препятствия и прячась в тени при виде мерцания слабого огонька, способного выдать истинные намерения. Его гувернантка была выбрана первой жертвой полгода назад, как самый идеальный старт. Мориарти ненавидел ее в той же степени, что и отчима, но совершенно не считал для себя угрозой. Теперь с ней можно было вытворить все, что угодно, ведь он больше не тот мальчишка, которого можно было ударить по лицу линейкой или заставить стократно писать на доске «простите за мою тупость». Джимми вырос. Знали бы вы, какое удовольствие испытывает человек, впервые ощущающий свою силу в полной мере. Силу существа мыслящего, существа чувствующего. Будто он впервые начинает дышать без опаски, что ему перекроют кислород. И нет, пожалуйста, не стоит считать Мориарти чудовищем, раз он смог утвердить свою силу только через смерть существа более слабого, ведь он не был рожден таким. Ни злым, ни добрым. Он был рожден обычным человеком, чью жизнь предопределила смерть отца, безразличие матери, нелюбовь отчима и отсутствие какой-либо жалости. А потому нет ничего удивительного в том, что увидев широко раскрытые от ужаса глаза женщины, услышав ее мольбы, Джим испытал то же чувство, что испытывали к нему в детстве – презрение, никак не жалость.