Несвободное падение

Кэмерон проходит и садится по другую сторону койки, напротив Хауса. Некоторое время она ждёт от него новой ремарки, но диагност упрямо молчит, и Эллисон перестаёт обращать на него внимание. Она гладит Чейза по руке, потом легонько касается взмокших волос на его лбу и наконец-то замечает странность. − Боже, что с ним? — быстро спрашивает она, но Хаус опять игнорирует этот встревоженный вопрос. Уилсон назвал бы это ребячеством. Кадди — наглостью и свинством. Сам Хаус так и не понял до сих пор, что творится с ним в последнее время. Кэмерон бросает на него осуждающий взгляд и раскрывает карточку; её глаза нервно скользят по кривым строчкам, а потом расширяются в испуге. − Я думала, произошёл несчастный случай! — восклицает она. Потом обращает внимание на бинты и пластыри и добавляет тише: — Но… почему никто не сообщил, что дело не только в этом?.. − Очевидно, на тот момент никто об этом ещё не догадывался, − Хаус всё-таки подаёт голос. — И кстати, повторяю вопрос: от кого ты узнала о нашем маленьком чрезвычайном происшествии? − Не знаю, мне пришло сообщение от незнакомого номера, − отмахивается Кэмерон. — Я подумала, что это либо неудачная шутка, либо кто-то из наших общих знакомых сменил телефон, и на всякий случай позвонила Кадди. Она подтвердила. − Дело не в том, что кто-то поменял номер, дело в том, что кто-то боится моего неодобрения за твой экстренный вызов, − задумчиво тянет Хаус. Некоторое время Кэмерон безуспешно пытается подобрать правильные слова. − Почему вы так сильно не хотите видеть меня здесь? — устало спрашивает она. Грегори и сам рад бы узнать ответ на этот вопрос. У него нет совершенно никаких причин так яростно протестовать против присутствия Эллисон. В конце концов, это же старая добрая Кэмерон, бывший важный член его команды; сообразительная и мягкосердечная Кэмерон, мораль и совесть их рабочей компании. Кэмерон, которая так отчаянно пыталась добиться его чувств. Это было так давно, что он почти забыл. − О чём ты? Мне абсолютно всё равно, кто, когда и как долго будет зализывать вомбату раны. − Вы уже достаточно влезли в наши отношения, Хаус, − Кэмерон поднимается и отчитывает его с явной угрозой в голосе, но Хауса этим не прошибёшь — он только поудобнее устраивается в своём кресле. − Мне казалось, вы отлично всё испортили и без моей помощи. − Да, − неожиданно быстро соглашается та. — И всё же нет ничего удивительного в том, что я приехала его навестить. Знаете, если люди расстаются, это вовсе не значит, что на прощание они клянутся друг другу в вечной ненависти. Это не значит, что они перестают беспокоиться друг за друга. Вам этого не понять. Диагност тихонько хмыкает себе под нос; он почти соскучился по её упрёкам и возвышенным тирадам. Перед тем как уйти — и его уход вовсе не значит, что он сдался под её напором — он замечает, что тихий шёпот Кэмерон и её прикосновения каким-то таинственным образом действуют: Чейз больше не хмурится в своём тяжёлом сне, не бормочет что-то бессмысленное и не вжимается головой в подушку. И Хаус совсем, совсем не завидует. Это не его удел — утешать пациентов и маячить у их постелей преданной тенью. Сначала Уилсон, потом Кэмерон… но ведь он, Грегори, принёс Чейзу гораздо больше пользы своей проницательностью. Нет, он определённо не завидует. − …А потом она обвинила меня в том, что я испортил им, голубкам, совместную жизнь, − заканчивает Хаус и отправляет в рот викодин. Уилсон потирает лоб характерным жестом, отчётливо сигнализирующим о том, что Хаус достал его своими жалобами и рассуждениями. − Ты же не будешь отрицать, что действительно приложил руку к окончанию их брака. − Эй, ты что, не читал сценарий? Твоей следующей репликой должна была стать: «Конечно, Хаус, ты совершенно чист, не понимаю, с чего она на тебя взъелась?» − Вообще-то, это ты на неё взъелся, Хаус, − подмечает Джеймс. — Хотя эту формулировку можно отнести к любому человеку, работающему под твоим начальством. И не делай невинные глаза. Ты превосходный манипулятор, ты просто обожаешь сталкивать людей и ставить их в неловкие ситуации — всё это меня уже не удивляет. Но вот что интересно… Обычно ты проворачиваешь всё это не просто так от нечего делать, у тебя есть какие-то цели. Так вот — зачем тебе вдруг понадобилось организовать расставание Чейза и Кэмерон?.. Ай!.. − Извини. Промахнулся от неожиданности, − Хаус провожает взглядом мячик, только что попавший Уилсону прямиком в глаз. Как же Джеймс всё-таки склонен преувеличивать. Грег даже не станет отрицать, будто не разбрасывался всевозможными намёками и якобы случайными фразами, каждая из которых была тонко нацелена на разнесение свежесозданной парочки по разные стороны баррикад. Это было своего рода игрой, но если она принесла плоды, то стоил ли вообще такой союз затраченных на него усилий? Хаус, можно сказать, одолжение им сделал тем, что выявил дыры в доверии. И Кэмерон ушла. А Чейз остался. Не переехал в другой город, как собирался, не попытался вычеркнуть из жизни все прошлые ошибки и начать с чистого листа; он остался в команде Хауса ценой окончательно рухнувшей личной жизни. − Мне кажется… − Ты ещё здесь, Уилсон? — за ворчанием Хаус скрывает то, что действительно на секунду-другую забыл о присутствии Джеймса. − Мне кажется, ты ревнуешь Чейза. В кабинете диагноста давно не было настолько тихо. Хаус сжимает пальцы, жалея, что в ладони нет ещё одного мячика или чего-нибудь потяжелее — чего-то, чем можно было бы запустить в Уилсона, который бредит. − Прости, − наконец выдавливает он, − был бы рад остаться поболтать с тобой, но опаздываю на сеанс терапии. Мне в последнее время мерещатся странные голоса в голове. − Ревность бывает разных сортов, Хаус, − Уилсон по-прежнему не обращает на кривляния друга ни малейшего внимания. – Ты, например, исходя из моих скромных наблюдений, по какой-то причине хочешь, чтобы Чейз зависел… или, правильнее сказать, был связан… оглядывался только на тебя. От дальнейших откровений их спасает трель пейджера. − Спящая красавица больше не спит. Последние несколько месяцев Чейз действительно оглядывался только на него. Во что это вылилось, уже известно. Чейз беспокойно мечется в кровати, пытаясь не то ухватить, не то оттолкнуть тянущиеся к нему руки; Кэмерон держит его за плечо, но даже это уже не помогает. Форман нависает со злосчастным фонариком, Тауб что-то быстро говорит, Тринадцать следит за тем, чтобы слишком резкий рывок не усугубил травму. Хаус останавливается рядом и ждёт. − Спокойно, Чейз, не паникуй, − в очередной раз просит Эрик. Но Чейз паникует. Он нервно оглядывается, громко и неровно дыша; и его взгляд не задерживается ни на ком из обступивших его коллег дольше доли секунды. Хаус ждёт. Любому пациенту, едва только вышедшему из бессознательного состояния, нужно время, чтобы прийти в себя. И скоро нервные движения Роберта затихают, и он застывает, уставившись перед собой. − Что?.. — растерянно произносит он. И есть нечто странное, неестественное в его непонимающем взгляде, и в то же время — ничего из ряда вон выходящего в такой ситуации. Хаус ждёт, но уже не может отделаться от ощущения, что не всё в порядке, что Чейз изменился, потому что единственный, на кого он оглядывался, спохватился недостаточно быстро. − Форман? — неуверенно спрашивает Чейз. — Х… Хаус? Отлично, он знает, кто перед ним. Может быть, его память более-менее уцелела, и он действительно сможет восстановиться полностью — как и предсказывал Уилсон. − Всё в порядке, Чейз, − продолжает Форман. − Ты понимаешь, где находишься? − Хаус? — бессмысленно повторяет тот. Замечает стоящую у изголовья Кэмерон. — Эллисон? — снова поворачивается к начальнику, тяжело сглатывает и смотрит уже со страхом, нарастающим ужасом. — Я вас не слышу. − Внутрикохлеарный имплантат? — срывающимся голосом шепчет Кэмерон. − Мы оба знаем, что это не тот случай. Проводящие пути повреждены. Хаус не знает, зачем объясняет очевидные вещи и что вообще он забыл на одном диване с Эллисон, когда ему невыносимо хочется побыть одному. Кэмерон шмыгает носом и стирает с лица следы слёз. − Как это могло получиться?.. Этот невинный и даже не относящийся непосредственно к нему, Хаусу, вопрос бьёт по живому, бьёт туда, куда уже давно никто из знакомых Грега не попадал; и он снова перестаёт себя контролировать, борется с желанием ударить в ответ, уколоть побольнее. Или не борется. − Ты не интересовалась его жизнью с тех пор, как бросила его; а сейчас, когда у собачки сломана лапа, ты хочешь её пожалеть и взять с улицы обратно в дом? На щеках Кэмерон проступают красные пятна. − Вы не смеете, − цедит она; и впервые в её тоне нет никакого тепла. Раньше оно всегда было — даже когда она ругала его за самые неблаговидные поступки. — Вы… проводили рядом с ним столько времени, работали бок о бок… и только сейчас, едва всё рухнуло, вы поняли, что были неправы!.. Хаус сталкивается с ней взглядом и перестаёт вертеть трость. − Я могу признать, что задумался о нём, лишь когда всё полетело к чертям, — медленно произносит он. — Можешь ли ты?..