Записки волшебника-недоучки

Пуговица, данная Снейпом, так и не пригодилась. День рождения прошел обычно, вернее, этот день ничем не отличался от предыдущих. Ни праздника, ни приемов, ни тортов со свечками и фейрверков. Даже обидно. Отец сказал, что сейчас не время для празднований, да и Темный Лорд в его доме около его сына ему не нужен. А посвящение в Хранители из темного ритуала в сырых и мрачных подвалах с ритуальным алтарем и пентаграммами и прочими параллелепипедами, как грезилось мне, прошло так: отец пожал мне руку и, похлопав по плечу, поздравил с посвящением, и подарил кожаную шкатулку—сундучок, в которую предполагалось складывать найденные волосы. В поезде, возвращаясь после каникул, я размышляла об отношениях в семье Крэбба. Так как мать я не видела, я ее исключила из своего уравнения как величину неизвестную. С отцом отношения были ровные и, мягко говоря, без особой теплоты: за полгода учебы сына написал только одно письмо, за все время каникул появился два раза на короткое время, ни разу не обнял или поцеловал сына — все телесные контакты сводились к рукопожатию, и лишь однажды похлопывание по плечу во время передачи сундучка и посвящения. Обращение на "Вы", опять-таки. Отец был строг и холоден как "айсберг в океане" и все его тревоги и печали были скрыты "под темною водой" благородной вежливости. Да и традиции их, например, те же закрытые частные интернаты как Хогвартс. Отдали сыночка в школу на полгода — и забыли. Такие школы как плохие прачечные — ты получишь обратно то, что сдал, но частенько в неузнаваемом виде. Только Читта проявляла свои чувства в заботе и поддержке Винсента, правда, неимоверно балуя его. Люди здесь, в Англии, сами каждый как отдельный остров - они все крутятся в одном коллективе, может быть, и уважают чужое мнение, но чужие чувства их не интересуют. Вот и возвращаюсь я снова в Хогвартс к вежливым и чопорным англичанам, и неизвестно, когда я вернусь домой, в Россию. Амбридж я увидела на перроне в Хогсмиде, она в дорожной одежде с саквояжем, деловито двигалась вдоль поезда. Вылитая мисс Белладонна. — Мисс Амбридж, я хотел поговорить с Вами. — Да, да, мне сейчас немного некогда, но я слушаю Вас, — и продолжила на ухо, — мой дорогой. — По древнему поверью, которому следовали все невесты нашего Рода, невеста и жених не должны видеться до свадьбы. Я очень, и очень сожалею, почти скорблю, но вынужден отказаться от лицезрения … «Вашей усатой морды», хотела продолжить я, но она меня перебила: — Да, да, я сейчас должна уехать по неотложным делам, так что мы пока не будем видеться, а потом только на уроках. Ах, простите, я спешу, — и убежала в закат. Я в недоумении проводила ее взглядом. Но нет худа без добра — бабе с возу, кобыле легче. Одной проблемой у меня стало меньше. Вскоре после возвращения в школу мне в первый раз за завтраком сова принесла клочок пергамента, в котором было написано только одно слово: "СИДИ". Почему-то я не подумала, что это зашифрованное послание типа "сам имбецил, дурак, идиот" или предложение встречи "суббота, история (кабинет), девять" или "спальня, июнь, десятое, иди". Почему-то сразу поняла, что это послание от Крэбба-отца. Вообще-то, я и так тут за завтраком сижу, а не лежу! Но с другой стороны, с учетом выше указанного разговора, когда отец велел мне не высовываться в школе, можно было понять, что это его прямой приказ. Но с чего вдруг? Особой тяги к графоманству он не проявлял. Видимо, действительно следовало послушаться отца и сидеть по стойке смирно и не лезть в глупости. Ага, будто Зоя сама куда-то лезет, да ни в жизнь, приключения сами на меня валятся. После каникул наваливали столько домашних заданий*, будто каждый преподаватель считал, что его предмет единственный в семестре. За уроками засиживались за полночь. Мне было трудно язык держать за зубами, очень хотелось разболтать или хотя бы поделиться с тайной хоть с кем-нибудь. Но второй раз наступать на те же грабли? Я учусь на своих ошибках, а иначе, какой смысл их делать. Я уже однажды поделилась с Гермионой Грейнджер, а она с Дамлбдором — и какой итог? Я все еще здесь, но вопросов к Дамблдору у меня множество, а у него еще больше. Да уж, точно, что наша глупость — источник нашего опыта, а опыт — источник мудрости. Зато теперь тайна во мне делала мою осанку более гордой, позволяла мне смотреть на всех немного свысока. На это, как ни странно, среагировала Пенси Паркинсон. Еще с ноября она вместе со своим котом косо на меня поглядывали, я думала, что кот подозревает меня как попаданца, но причина оказалась в другом. Одной темной январской ночью в очередной раз после домашних заданий я собиралась ложиться спать, и вроде ничего не предвещало беды, но тут : — Винсент, подожди. Ты стал таким необычным — интересным, возмужал, и стал таким дерзким, — выпалила Паркинсон. — По Хогвартсу что — амортенцию разлили? Пенси, деточка, тебе 15, а в тебе весу как в моей преждевременно случившейся невесте. Я щелкнула Пенси по носу в прямом смысле и ушла спать. Вскоре и раскрылась тайна записки — в «Ежедневном пророке» опубликовали статью о побеге Пожирателей из Азкабана*. К Волдеморту присоединились десять его верных сторонников, и если после войны оставшиеся на свободе Пожиратели вроде Малфоя – старшего или моего отца как-то приспосабливались к мирной жизни, то сейчас к Волдеморту примкнул десяток самых отмороженных фанатиков. А Грейнджер при наших редких встречах помимо побега Пожирателей обсуждала смерть в больнице Бродерика Боуда — сотрудника Отдела Тайн, задушенного дьявольскими силками*. Она считала, что цветок ему послали Пожиратели, после того, как Люциус Малфой наложил на него Империус, чтобы он взял оружие в Министерстве. Наступил февраль с сырыми оттепелями и перспективой вылазки в Хогсмид в Валентинов день*. Мы нашим квартетом шепотом обсуждали побег Пожирателей, как и вся школа, когда к нам обратилась Пенси Паркинсон: — Винсент, можно тебя на минуточку? — мы отошли от ребят. — Ты пойдешь в Хогсмид в выходные? — она задала свой вопрос. — А что ты хочешь? — спросила я, помня о предыдущем опыте разговора с ней. — Ты-не-хочешь-пойти-со-мной? — Пенси протараторила вопросом в лучших традициях Грейнджер. — Нет, Фунтик, ты еще маленькая, — ответила я и ушла. А что, мне надо было ответить? Сказать, что я предпочитаю любоваться Забини, а женщины меня не интересуют?! Я вернулась к сотоварищам, и Малфой с холодной усмешкой спросил: — Что хотела Паркинсон? — Да так, ничего, звала в Хогсмид на следующие выходные. — В Валентинов день?! — растягивая гласные в своей манере, проговорил Малфой. И тут я поняла, что он ревнует. Вот, собака на сене, самому нравится Грейнджер, но и Паркинсон, которая раньше бегала за ним как собачка, не хочет отпускать. — Крэбб, я тебе говорил, что ты с этой прической смахиваешь на идиота? — Бац! Попытка оскорбления засчитана, Малфой! Как предписывает этикет, мне следовало ответить с невозмутимым видом. Я стряхнула с волос невидимую пылинку, и сказала: — Хорошо, буду смахивать в другую сторону!