Записки волшебника-недоучки

Машина инквизиции закрутилась — не остановить. Гениальная идея, которая меня посетила - это был банальный фотомонтаж. Если в маггловском мире есть такие штуки, то почему их не может быть в магическом? Хотя с другой стороны, была ли программа фотомонтажа в 1996 году. По-моему, дома и в школе в 1996 году мы использовали фотопленку, а не цифровые технологии. И монтажом такого уровня владели единицы, и все они были наперечет у соответствующих органов. Упс, не вышло... В итоге внеочередного чрезвычайного совещания пострадавших от интервью Поттера, проходившего в библиотеке, было выдвинуто предложение немного форсировать ситуацию (читай "подставу") со скандалом. По гениальному плану операции, названному "Цунами на острове" постановили выполнить следующее: 1. Раздобыть колдокамеру – исполнители: Гойл, Крэбб. 2. Создать оборотное зелье, собрать необходимые ингредиенты – ответственный — Малфой. 3. Достать волос ученика не из Слизерина - исполнители - все, ответственный – Нотт. 4. Разучить дезиллюминационные чары – ответственный Нотт. 5. Пароль от кабинета директора - известен («зеленые марципаны»). 6. Связь с прессой – исполнитель — Малфой. Мы с Гойлом камеру решили отобрать у одного из братьев Криви, учившегося на Гриффиндоре. Мы с ним установили дежурство по очереди в коридорах, примыкающих к башне их факультета. Вот, стою я — никому не мешаю, прислонилась к стене, и тщательно изучаю свои ногти, но ко мне прицепился Уизли, Рон Уизли. Я его не трогаю — что ему от меня надо? — О, Крэбб, что здесь забыл? — он ухмылялся, говоря мне это. — Я — староста Гриффиндора, а ты находишься на нашей территории. Я оторвалась от поддерживающей меня стены. — По-моему, я не нарушаю никаких правил, Уизли, — я говорила, растягивая слова, прямо как Малфой. С кем поведешься… — Ты здесь, а я — староста, могу тебя засадить за строчки, если ты, допустим, можешь писать! Ты же можешь писать?! — Удивишься, Уизли, я еще и читать могу, — я-то имела в виду книги, особенно, седьмую, где крестраж раскрыл все страхи и слабые места Рона Уизли. — Проваливай отсюда, — и он задел меня плечом. Я, конечно, понимаю, что это агрессия. Про агрессию я курсовую писала еще на втором курсе, и соответствующие исследования проводила на школьниках. Что там про мальчиков? Память услужливо подкинула выстраданный в общении со школьниками пубертатного возраста текст курсовой работы. У мальчиков проходит два пика проявления агрессии: 12 лет и 14–15 лет, и сейчас у Рона — второй пик проявления агрессии. — Стремишься самоутвердиться? — а что — классическое определение агрессии завязано на стремлении к самоутверждению. — Что ты сказал, шестерка Малфоя? — он угрожающе сжал кулаки, — Твой папаша бегает как шавка за Сам—знаешь—кем, а ты прислуживаешь Малфою. Так, это я уже не собираюсь прощать! — Пытаешься сейчас решить свои внутренние проблемы, мальчик, — внутри меня кипело промолчу что именно, но я старалась говорить предельно невозмутимо, — твое поведение говорит о сниженной самооценке и недостаточном интеллекте. — Ты, ты — гадина! — Говядина. Вот, видишь, отсутствуют навыки нормального общения, — учтиво улыбнулась я. — Закрой рот! — его лицо было красным до кончиков мочек ушей. — Ты ведешь себя как животное, еще клюнь меня, петушок, — я пристально глядела в глаза своего оппонента, при этом расслабленно дуя на свои ногти, как делали все героини голливудских боевиков, — для снижения агрессивности возлагают большие надежды на семейное воспитание, но в твоем случае… Провокация удалась — Уизли кинулся на меня, а дальнейшее я видела словно в замедленной съемке: огромный кулак медленно приближался к моему лицу, я вместо того, чтобы уклониться вытаращенными глазами пялилась на надвигающегося монстра сокрушительной силы. Это была моя первая драка. Балин, как больно-то! Нос — все-таки, мое слабое место. Казалось, что мозг выскочил через затылок. Я ударила вслепую больше от обиды, чем вкладывая силу в удар, но вес моего тела позволил нанести убедительный удар в подбородок. Уизли упал. Еще и руку ушибла, ззза-ра-за! Лежачего не бьют, но Уизли меня завел. — И правила этикета тебе не привили в детстве, видимо, любили меньше других. Но тебе видней! — Так, так, что здесь происходит? - раздался шипяще-свистящий голос Филча, - Драка? Ученики нарушают правила? Взыскание! Филч радостно потирал ручки, предвкушая наказание учеников. Так радовалась моя соседка-скандалистка, когда наших соседей, жуликов и проституток по ее словам, обокрали. Завхоз неожиданно крепко схватил нас за шиворот и потащил к ближайшему декану. МакГонагалл назначила нам отработки в теплицах "в общественно-полезных целях". Мы ковырялись в огромных чанах, смахивающих на большие барабаны, в вонючей жиже, выискивая там червяков, "улучшающих ирригацию почвы". Я надела по две пары перчаток из драконьей кожи, фартук, другими фартуками обмотала себя, чтобы, не дай бог, не коснуться телом или одеждой этих противных, склизких созданий. Меня от брезгливости перекашивало. Если бы брезгливостью можно было освещать помещения, то моей хватило бы пару дней жизни какой-нибудь небольшой полузабытой звезды. — Крэбб — брезгливая неженка, — пропевал радостный Рон Уизли. Он радовался как ребенок подаркам тому, что мне нехорошо, — Крэбб — девчонка! Меня должно было, по мнению Рона, именно это «оскорбление» зацепить больнее всего. Я боялась раскрыть рот, из-за фобии, что червяки вдруг залезут в освободившееся пространство, а может из-за того, что мое лицо ниже глаз было спрятано под двумя слоями кожи и ткани. В голову лезли (тьфу, какое оказывается противное слово) всякие ужастики, вспомнились все страшные истории про червяков, рассказываемых бессонными ночами в детских лагерях. — Что, Крэбб, противно? Да ты такой же противный! Вот, смотри, такой же жирный червячок, как и ты, а вот и твоя семейка, и все твои родственники. — Вот твой папаша, — он нашел, наверное, самого толстого червяка, и показал его мне. — Вот ты и твоя мамаша, — еще парочка червяков поменьше оказались в его руках. Он их тряс, они извивались перед моим лицом. Я услышала, как капнула во мне последняя капля терпения. Внезапно рвотные позывы прекратились, и я смогла соображать(?) и сдернула с лица намотанный фартук и спокойно сообщила: — Действительно, Уизли. Это мы — я и моя семья. Знаешь, что мы делаем с такими как ты? Мы вселяемся в вас, проникаем через кожу, через ушные раковины и носовые проходы, вгрызаемся в вашу плоть, по кровеносным сосудам перемещаемся подобно василиску. А знаешь, что самое вкусное в волшебнике? Он застыл, только зрачки его голубых глаза пристально следили за моими жестами. — Самое вкусное — это печень, — аппетитно сказала я, — еще теплая человеческая печень. Он побелел, и теперь мы поменялись местами, он еле сдерживал рвотные позывы. — А мозги мы используем для выращивания своих детенышей, —мне не хватало только зловещего хохота для закрепления образа киношного злодея, — в мозгах прохладно, там проветриваемое и чистое помещение. Когда придет срок, дети подрастут и вылупятся из своих гнезд, они спустятся на липкой слюне, как по паутине, которая к тому времени займет все твое туловище изнутри, чтобы, когда наступит положенное время выйти из твоего чрева, чтобы завоевать весь мир, все живое вокруг. Классно я пересказала фильм "Чужие", да? Немного вольный перевод получился, правда. Рон уже не бледнел, а серел, жизнь исчезла из его когда-то румяных щек, даже волосы стали тусклее. Он не выдержал, и его вырвало остатками обеда. — Покойся с миром, еда, покойся с миром в барабане! Наверное, надо бы извиниться, и я присела к еще лежавшему Рону Уизли, по-девчоночьи похлопала глазами и максимально ласково проговорила: — А в следующий раз я тебе про пауков расскажу!