Где же наш орел?

Спрятавшись под покровами тканей, возле костров, которые не могли обогреть страждущих, живые приняли еще одну холодную ночь в снежных горах. В лагере были слышны редкие голоса: люди старались беречь энергию и пищу, запасы которых редели с каждым днем. В центре располагался шатер царицы, вокруг него ровным кругом виднелись многочисленные стражники, не спускавшие глаз с главной женщины Македонии, подле располагались диадохи. На завершающем кольце покоился обычный народ: торговцы, шлюхи, ростовщики, ремесленники, ищущие своего счастья, неотлучно следуя за своим царем. Последний же, не боясь никакой опасности, остановился чуть поодаль от лагеря, желая уединения, которого ему долгое время не хватало. Небольшой шатер, незащищенный более мелкими, продувался насквозь. Каждую минуту казалось, что полог улетит, лишь стоит ветру дуть посильнее. Александр не спал в своих покоях. Стоя напротив полупрозрачной ткани, из-за которой глазам полководца открывался вид на все еще манящие его горные вершины и встревоженных людей, он неспешно делал глотки теплого вина. — Завтрашним утром многие не проснутся, — шепотом проговорил блондин, собирая и озвучивая все свои мысли воедино. Несколько минут он простоял в неизменном положении, после чего принял решение, что он слишком важная фигура для этого мира, чтобы подвергать и себя обморожению, и отправился в постель. Погасив свечу, мужчина устроился на ложе, прикрыв глаза. С отсутствием зрения слух его обострился. Почти отдавшись ласковым рукам Морфея, Александр неожиданно пробудился, заслышав возле своего шатра уверенные шаги. Нащупав в темноте клинок, он крепко обхватил его рукоять, готовясь отразить любой удар незваного гостя. Шторы шатра на миг растворились, впустив внутрь очередное количество холода, убивавшего все своим появлением. Громкое дыхание предполагаемого изменника не было сбитым, словно последний думал, что зашел в собственное убежище. Сбросив верхнее одеяние(такой наглости Александр молча усмехнулся), убийца теми же уверенными шагами подошел к ложу. Неожиданное движение Александра, который схватил гостя за руку, а затем преклонил голову того, держа за шею, полностью ввел в смятение мужчину. — Александр, — хриплый голос вырвался из уст, заставив царя узнать в нем друга. Царь выдохнул, ослабляя хватку того, но не отпуская руки. — Прости, что напугал тебя, — продолжил Гефестион, всматриваясь в черты царя снизу. В темноте определить выражение лица его было нелегкой задачей. Несколько секунд Александр молча смотрел на Гефестиона, чье лицо он видел хорошо: лунный свет падал прямо на обеспокоенные голубые глаза, а затем резко притянул его к себе, согревая замерзшие губы своими, на которых еще чувствовался вкус терпкого напитка . С начала странствия фаворит царя не бывал в покоях последнего. Причина сего была вовсе не в разладе отношений между царем и его филэ, нет. Поход в столь суровых условиях требовал строгости и воздержания от всех благ, коими был награжден каждый из них, но как известно, в определенный момент все преграды и ограничения имеют свойство преломляться, особенно когда за ними стоят два нуждающихся мужчины. Александр не мог оторваться от губ и, попутно раздевая своего полководца, притягивал мужчину ближе к себе, пытаясь отдать тому все свое тепло, коего в нем накопилось за долгое время разлуки. Нужду в словах они не испытывали, что могла отразить речь, когда родство их уже давно перешло на духовный уровень? Укрывая Гефестиона, Александр провел кончиками больших пальцев вдоль холодной и сильной руки, наконец, отвлекаясь от губ и прижимая к собственной груди. Сердце внутри него забилось сильнее. Похожие ощущения в нем рождала очередная победа, очередная удавшаяся компания, очередной триумф. Но в отличие от последних, которые не чувствовали того же, что чувствовал победитель, сердце принадлежавшего ему мужчины забилось в ответ в такт его собственному. Нежные руки брюнетапо-прежнему остававшиеся слегка холодными, обвили стан царя, а губы начали покрывать шею легкими касаниями. Дыхание его участилось, мысли в голове спутывались и бесследно растворялись. Приятное чувство, разлившееся по телу словно теплое вино, запах которого он чувствовал от своего царя, доставляло ему удовольствие. Но могло ли это физическое удовольствие сравниться с тем, что испытывала душа мужчины? Когда мужчины ложатся рядом, чтобы удовлетворить свою похоть, это не способствует совершенству нашего духа, как и любое проявление невоздержанности чувств. Но когда они хотят поделиться знаниями, воспитать друг в друге добродетель, их любовь чиста и прекрасна. В горах утро наступает слишком рано. Огромный красный шар колесницы Гелиоса стремительно взбирается на небесную арену, словно торопится занять свое царственное место над всем живым и отогнать в обратно в глухие пещеры сыновей Гипноса, заставляя людей внимать небесной силе и стряхивать с себя оковы снов. Но не все смертные внемлют рассветам и закатам, не все смертные не пожинают плоды любви темными и долгими ночами. Согревшаяся рука коснулась лица царя, пальцы которого, казалось, навечно приросли к волосам полководца, вплетаясь в них глубоко посреди ночи и оставаясь там до самого утра. — Не хочу быть виной твоей сонливости, — прошептал Гефестион, когда мелкие солнечные лучи упали между двумя удовлетворенными телами. На лице царя показалась улыбка, осветившая его лицо. — Боюсь, что сонливость мне было бы легче победить чем... — Неудовлетворенность? — перебил фаворит. Александр отрицательно покачал головой. Неудовлетворенность он легко мог утолить визитом к Роксане. — Ожидание твоего появления, — он посмотрел в глаза филэ, заставляя себя не поддаться их влиянию и не отдать безропотно жизнь этим двум океанам, — Не появись ты сегодня, я отыскал бы тебя в любом конце лагеря завтра. Военачальник слегка приподнял уголки губ. Кто-то находился в этом походе в ожидании нахождения несметных богатств, кто-то лелеял мечту скрыться от былых неудач, кто-то шел попросту оттого, что шли многие. Он же шел только по одной причине, которая была ему дороже всего на свете. — Я... — не успел закончить Гефестион. Слова вновь отступили на второй план, сдавшись под напором выражающих большее взглядов. — Я тоже.