Где же наш орел?

— Конечно, вы боитесь, мы все боимся, - стоя на большом кургане говорил Александр своим воинам, собравшимся возле него, — потому что никто не забирался так далеко. Всего через пару недель, - царь обернулся, указывая рукой на виднеющуюся вдали реку, — Мы выйдем к океану и повернем домой. Мы построим суда и пройдем под парусами вниз по Нилу в Египет. Доберемся до Александрии и через несколько недель будем дома. Дома нас ждут любимые, дома мы будем хвастаться трофеями и рассказывать об Азии, дома нас ждет почет и слава до конца наших дней! — Мы пойдем за Александром! Мы с тобой, Александр! Голос царя торжественно звучал, воодушевляя толпу на подобные возгласы. Но то был лишь возглас свободнорожденной толпы, простого народа. Те, кто стоял ближе к оратору, его преданные полководцы молчали. — Что, молчание? - спросил мужчина, обращаясь к ним. Ответа по-прежнему не последовало. — Букест. Герой! - Александр махнул рукой в толпу и взгляд ее упал на мужчину, стоявшего неподалеку от центра, — Ты видишь вокруг мифических амазонок, которые стреляют в мужчин? Куда они подевались? Букест лишь опустил свой взгляд вниз. — Мелеагр, неужели племена, которые ждут нас впереди, страшнее покоренных? - царь обратился к другому, но тот также, как и предыдущий, опустил свой взгляд, не решаясь вступиться. — Лисимах? - взгляд Александра упал на другого военачальника, — Антигон? - но и от того не последовало ответа, — Вы разбиваете мне сердце. Неужели вы боитесь? Возгласы толпы перемешались. Одни все еще кричали "Мы с тобой!", а другие приняли иные речи: "Кратер!". Мужчина, чье имя извергала толпа, вышел, показавшись Александру. — Мой царь, - осторожно начал полководец, зная, что одно неверное слово может повторить с ним историю Клита, — я не люблю нытья и не терплю его в своих рядах, но я потерял много людей, - ближайшие к нему закивали головами, подтверждая слова воина, — А те, что пришли на их место, слишком юные. Кого-то болезни унесли, кого-то закололи в сражениях, на берегах Оксуса. Одни погибли достойно, другим повезло меньше. Но их тоже нет, - Александр плотно сжал губы, обратив свой взгляд на Гефестиона, который в свою очередь внимательно слушал Кратера и в чьих глазах было полное согласие с речами последнего, — Восемь лет назад под моим началом было сорок тысяч человек. Мы прошли за тобой почти полмира. И в дождь, и в солнце, мы бились за тебя. Некоторые из нас прошли пятьдесят сражений, мы убили много варваров. Но теперь оглянувшись, сколько тех, с кем покинул Македонию я увижу? А ты хочешь, чтобы мы продолжали биться с дикими племенами, уходя все дальше на Восток? Мы слышали о тысячах чудовищных слонов, о сотнях глубоких рек... — Кратер, - перебил его царь, — добрый Кратер, кто мог сказать лучше, чем ты, благороднейший из людей? Но мое тело тоже покрыто шрамами, а кости переломаны, мне тоже пришлось видеть смерть и я прошел через все трудности вместе с вами! — Знаю, мой царь, за это мы все тебя и любим! Толпа вновь поддержала полководца одобрительными возгласами. — Но, клянусь Зевсом, - продолжал он, — слишком многие пали. Ты лишен радости отцовства, Александр, - взгляд повелителя упал на Роксану, восседающую в царской повозке, та лишь опустила глаза — а мы всего лишь покорные смертные, страшащиеся гнева богов. Мы только одного хотим. Увидеть своих детей, своих жен и своих внуков в последний раз перед тем, как разделим участь своих товарищей в царстве Аида. — Да, - Александр отвернулся, — Ты прав, Кратер. Я проявил равнодушие. Я отправлю заслуженных воинов домой, вы получите серебряные щиты, все, прослужившие в армии семь лет, будут взяты на полное содержание за счет казны. Вы будете наслаждаться почетом богатые и любимые. А ваши жены и дети до конца ваших дней будут считать вас героями. И вас ждет тихая и спокойная смерть. Рев толпы заглушил голос Александра, но лишь на миг. — Но это все мечты, Кратер. Вас уже нельзя назвать македонцами, после того, как вы наплодили детей с персидскими женами и набили мошны золотом, потому что вы полюбили все то, что губит настоящих мужчин. Неужели не ясно? - царь сделал несколько шагов в толпу, — И вы не хуже меня знаете все это. Что годы улетят, воспоминания потускнеют, слава от ваших побед померкнет, но одну будут помнить всегда. Вы бросили своего царя в Азии! Ибо я пойду дальше вместе с армией азиатов! — Мы устали от побед, мы хотим увидеть своих жен и детей... — Мы пойдем за тобой... — У меня растут внуки, а я их не видел... — Да! — Домой! Голоса стали смешиваться воедино. Всеобщий гул становился все громче и громче. Стражники бесшумно отступили Александра, готовясь в любой момент заслонить его. — За мой счет вы растите детей. Я ничего не брал себе и теперь я прошу у вас всего один месяц! — Мы пошли за тобой, а ты нас не слушал... — Что бы твой отец сказал? — Слишком далеко... — Мы никогда не сможем вернуться в Македонию... Сорвавшись, Александр полетел прямо в центр толпы. Бросаясь к каждому значимому, он притягивал мужчин к себе, задавая каждому вопрос. Толпа обступила повелителя тесным кругом, куда в последнюю секунду успел прорваться Гефестион, вставая спиной к Александру и защищая его от внезапного нападения. — Давайте, где ваши клинки? - крикнул македонец, однако, никто не решался нападать на царя. Когда бунт несколько стих, Гефестион вывел повелителя из толпы, уводя его дальше от разъяренного и готового в любой момент вспыхнуть народа. Приведя его в чувства только к вечеру, Гефестион сидел напротив ложа Александра, пока в голове того неумолимо продолжали биться услышанные утром голоса. Приподняв голову царя, хилиарх поднес к его губам воду, утолив жажду, о которой Александр не смел сказать вслух. Затуманенный взгляд повелителя пугал фаворита, отчего он велел вновь не пускать никого и беспрестанно шептал ему что-то на ухо, словно призывая и приказывая сделать так, как вел начальник конницы. Но что именно он говорил ему, было не понятно. Чьими желаниями пренебрегал Гефестион оставалось загадкой. Оставалось лишь гадать, куда двинется войско: на запад по воле народа или на восток, благоволя царю. На следующий день день Александр явился к многочисленному войску, объявив о своем решении. И он повел армию на юг.