Уйти нельзя остаться

      Я вздохнула, стать королевским лакеем — было заманчивой идеей, но ведь... все не так просто. Наверняка нужно будет пройти какие-нибудь тесты или испытания. "Хотя, попытка не пытка. Кто знает, что из этого выйдет?" — думаю я, сжимая в руках полотенце. Между тем король торжественно продолжал.       — Все, кто хочет попробоваться на эту роль, прошу не отставать, — проговорив эту фразу громко и с неким энтузиазмом, Арчибальд Третий повернулся и вышел из ресторана. Практически все люди сидевшие в нашей забегаловке встали и, словно загипнотизированные, последовали за хозяином. Я осталась стоять на месте, как вдруг почувствовала чью-то руку у себя на плече.       — Мальчик мой, иди. Я слышу, чего желает твое сердце, — мои брови поползли вверх. Бабушка с ожиданием смотрела на меня.       Хотя, я действительно очень хотела эту должность. Да и бабуля Тин фигни не посоветует. Но что-то внутри протестовало, казалась, пойдя за королем, я ступлю в новую жизнь, и обратного пути не будет. Придется полностью отказаться от Эльзы. Воспоминания о сестре больно обожгли сердце. Хотя возможно сжигать уже было нечего.       К горлу подкатил ком, нужно было несколько минут, чтобы отдышаться, но король ждать не будет, и я это понимала. Прерывистое вздыхая (возможно, я приняла поспешное решение), я взяла за руки бабулю Тин и, искренне поблагодарив, выбежала за Арчибальдом Третьим.       Оказывается этот статный мужчина заходил не только в нашу забегаловку. Вокруг него собралась приличного размера толпа, которая оглушительно гудела. Король двигался вперед медленно и шумно. Через некоторое время мы добрались до площади. Мужчина поднялся на небольшой стенд, на котором стоял приличного размера оркестр.       — А теперь, да начнется первое испытание! — король щелкнул пальцами и полилась прекрасная музыка. — Танцуют все! — с энтузиазмом выкрикнул он. Хмурая женщина (которая на протяжении всего шествия словно тень преследовала Арчибальда Третьего) вложила в руки короля железное ведро с какой-то жидкостью.       — Чего смотрит? Танцуйте, танцуйте, это и есть испытание! — после этих слов все люди вроде встрепенулись и начали неуклюжие движения. Я тоже начала двигаться. Это был вальс. Конечно танцевать одной было не совсем удобно, но… я не могла не получать удовольствие. Как давно я не слышала музыки? Как давно не танцевала? Возможно, этого мне и не хватало. Кружиться в танце, позабыв все на свете.       Но погрузиться в свои мысли не удавалось. Нужно было не забывать про мой мужской образ. Ведь, по идее, я веду своего невидимого оппонента. Бесспорно, сложно за одну секунду перестроиться из ведомого в ведущего. Хотя я старалась, честно. Возможно именно из-за этого я так часто путала шаги и иногда сбивалась с ритма.       Я взглянула на толпу, и стало предельно ясно: обычному человеку, который не проводил полжизни на балах, мой танец казался просто замечательным. Опираясь на это можно было понять, почему вокруг меня уже через минуту образовалось кольцо.       Смысл этого испытания я поняла не сразу, он открылся мне лишь после того, как увидела короля, который шнырял между людьми со своим ведерком, и, окуная руку в ярко зеленую краску, мазал каждого понравившегося. «Избранные» танцевали с очень гордо поднятой головой, возможно не так красиво и элегантно, но, по крайне мере, не смущались. Арчибальд Третий уже давно переоделся в простую одежду, и потому люди увлеченные танцем попросту не замечали его.       Глаза короля поднялись, и он заметил меня и, разумеется, заметил мои ошибки в танце. Мне вдруг стало невероятно стыдно. Но вопреки всем ожиданиям, старик остановился, на устах его играла спокойная улыбка.       — Элаиза, ты не хотела бы потанцевать с нашем другом? — обратился он к строгой девушке, которая каким-то чудом успевала за его величеством. Элаиза лишь одарила его злобным взглядом.       — Ой, не хмурься ты так, смотри какой красивый мальчик, — указал он на меня.       Это я-то красивый мальчик? Мдааа, дожили. Девушка, кажется, стала еще более хмурой (если такое вообще было возможно). Тогда король судорожно вздохнул и сказал более строго:       — Элаиза.       — Да-да, я иду.       И она вклинилась в мой танец. Я кладу свои руки ей на талию. Смотрю в ее хмурое, но от части очень симпатичное лицо. Ноги заплетаются. В горле пересохло.       — Очевидно ты никогда в своей жизни не вел, — говорит она почти шепотом. Я в каком-то ступоре киваю.       — Хорошо, — женщина перекладывает мои руки себе на плечи, а свои кладет на мою талию. И вот теперь мое время. Музыку я слышу более отчетливо. Ум уже не воспринимает слова. Мгновенно забываю о своей спутнице. Теперь не нужно было думать о шагах... Словно пьяная, кружусь в танце. И я полностью погружаюсь в праздничную атмосферу. Кажется, я снова в замке, танцую с очередным глупым принцем, улыбаюсь во все тридцать два зуба. Мои длинные волосы раскиданы по плечам, яркий блеск сапфиров вокруг озаряет. Кажется, что я даже слышу шуршание своего легкого платья. Я смеюсь, изредка поглядывая на сестру. Вот-вот Эльза скажет свое холодное и такое родное «хватит», возьмет меня под руку, и мы пойдем… Музыка кончилась, и воспоминания оборвались. В глазах стоят слезы, странно мне казалось, что я давно все выплакала.       Эльза       Я медленно опустилась в кресло.       — Анна, — шепчу заветное имя. Она догадалась, она поняла, что я не такая, что я какая-то извращенка. Она поняла, что я люблю ее неправильной любовью. Она ушла… потому что не могла это терпеть. Где я так прокололась? И сколько времени она догадывалась? Притворялась? Ей были противны мои прикосновения? Ей ТОЧНО были противны мои прикосновения. Ведь я никогда не упускала момента, чтобы почувствовать ее бархатную кожу.       Анна       Испытание с танцем я с горестью пополам прошла. После того, как музыка кончилась, странная хмурая женщина отпустила меня и чересчур быстро ретировалась. Но чуяла я, что эта встреча была не последней.       Народу заметно поубавилось. И я даже подумала про себя, что появился небольшой шанс на победу. Следующий тест был легче легкого. Нужно было просто взять листок бумаги и, написав на нем свое имя, просунуть в отверстие в увесистом сундуке. Однако многие с этим заданием не справились. Крестьяне просто напросто не умели писать. Я хихикнула, когда разыгрывалась такая картина: какой-то огромный бугай безуспешно вспоминал, как пишется первая буква его фамилии. Он неуклюже чиркал пером по бумаге. И еще говорили, что мой почерк ужасен. Мужчина-экзаменатор злобно глядел на него и подбирал нужные слова, чтобы выгнать неумеху.       Наконец, дошла моя очередь. Я подошла к столу и взяла перо, очень медленно, но крайне красиво и аккуратно начала выводить свое вымышленное имя. Оно не принадлежало мне, было другое, но ведь и я был другим. Анны Эренделл больше не существовало, сейчас на сцене появился новый персонаж — Виктор Гутенберг.       Когда я закончила, экзаменатор — худощавый парень, двадцати лет отроду — посмотрел на меня с каким-то немым одобрением или даже удивлением. Я улыбнулась, это испытание было пройдено на пять с плюсом.       Эльза       Целую неделю я не видела Анну, целую неделю не слышала ее приятного голоса. Это убивало изнутри. Стражники были бесполезны, след семнадцатилетней девушки остыл. А у меня в голове случилось что-то вроде замыкания, не есть, не спать я больше не могла. Только работа отвлекала на какое-то время. Разговаривать ни с кем не хотелось.       Казалось, что люди смотрели осуждающе. Все винили за то, что выгнала прекрасное солнышко из замка, а сама осталась мучить своим холодом бедных придворных. Возможно, моя нездоровая любовь была слишком очевидна, и они уже давно обо всем догадались? А я жила в этой завесе лжи, потому что все, включая сестру, боялись сказать против хоть слово. От таких безумных догадок голова шла кругом. Конечности холодели и горькие слезы обжигали лицо. Эренделл, к слову, не погрузился в вечную зиму. Но легкий неестественный холод пронизывал жителей до дрожи.       Я шла в королевскую голубятню. В душе зародилась маленькая надежда. Дверь со скрипом отворилась, и в нос ударил не очень приятный запах мокрого дерева и пшена. Голуби загорланили, будучи явно недовольными моим появлением.       Я осмотрелась и увидела ЕЕ. Белая голубка с черным крылом. Она не была ни породистой, ни особенной. Но для нас с Анной голубка была самой дорогой. Лет семь назад, еще до моего затворничества, мы нашли ее со сломанным крылом. И можно сказать спасли. После этого голубка прижилась и стала символом нашей любви.       Когда нас разлучали (что было, к слову, крайне редко), я писала Анне записки, а голубка относила их. Причем находила птица Анну, где бы та не была. Возможно и сейчас найдет. Я привязала к лапке птицы записку. Ее я писала долгие три дня. И, несмотря на бессонные ночи и часы проведенные за письменным столом, на бумаге было всего три строчки. Три строчки, которые должны были заставить Анну вернуться.