Легенда о бесславном герое

Мари лишний раз перепроверила клинки, наличие газа в баллонах, крепко ли держатся подпруги. Рассвет только окрасил небо в нежно-розовые и серые цвета, а Легион уже суетился около внешних ворот Шиганшины. Войска мало кто провожал, ведь разведчиков было немного — от силы пятьдесят-шестьдесят человек. Стараясь быть внимательнее и ничего не пропустить, воскрешая в памяти лекции и списки о вещах первой необходимости, Мари шарила по седлу, карманам и снаряжению: любая мелочь была важна. Выходило это не то чтобы очень хорошо: девушка старалась вспомнить, что же она забыла прихватить, но, как ни силилась, не могла этого сделать. Она нахмурилась, уже на автомате шаря по подпругам. — Не это ищешь? — спросил Эрвин ей на ухо. Он находился так близко, что Мари чувствовала его горячее дыхание. Она мгновенно обернулась и посмотрела на него. Парень держал в руке охотничий нож. В голове девушки что-то щелкнуло, и она сразу же вспомнила, что искала именно его. — Точно! — кивнула она. Ножик был до ужаса маленьким и легким, его рукоять казалась хлипкой и не внушала доверия. Мари провела большим пальцем по острию, и на подушечке образовалась ранка, к краям которой сразу же приступила кровь. Девушка вытерла палец о край рукава и посмотрела на всех своих друзей, стоящих прямо перед ней. Вернее, почти на всех: девушку решили проводить только Майк, Джесс, Нил и Эрвин. Ни один из них не смотрел на нее с какой-то особой надеждой или со старанием придать сил одним лишь взглядом. Все четверо оставались спокойными, но не с безразличными выражениями лиц. Им, казалось, было плевать на то, что Мари может не вернуться с вылазки или ее привезут без ног (если вообще привезут). И девушка была им благодарна за это, ведь начни они кричать от отчаяния, она бы и вовсе не уехала бы — так и осталась бы сидеть себе в штабе. Ее словно выпотрошили, лишая возможности чувствовать и волноваться. Мари сегодня действовала без особых эмоций, решительно ничего не испытывая и ни о чем не переживая. Не хотелось плакать, но и смеяться было не над чем. Кто знает, возможно, именно она одна-единственная вернется из всего их отряда (при мысли об этом Мари невольно дернула плечом). Нил помахал ей рукой: — Передавай титанам от меня привет! Мари улыбнулась одними уголками губ: — Непременно. Засыпая, она думала, что за считанные минуты до начала вылазки будет без конца говорить с друзьями, просить их дать обещание верить в нее, но сейчас разговор никак не клеился. Да и о чем им говорить? О том, что она скоро увидит внешний мир? А не банально ли это, не разумеется ли само собой? Мари развернулась к лошади. Она чувствовала на себе взгляд какого-то паренька лет десяти, который смотрел на нее, как на зверя. Девушка, не смотря в глаза Эрвину и стараясь действовать незаметно, протянула к нему руку, нащупала его ладонь и сжала так, что костяшки ее пальцев побелели: так она почувствовала себя увереннее. Стараясь не задерживаться и не смотреть парню прямо в лицо, она запрыгнула в седло. Мари уже натягивала поводья, когда Джесс крикнула: — Удачи тебе! — в ее голосе не было ничего необычного или даже банально нового: ни траура, ни особой надежды или еще чего-то в этом духе. Обычно таким тоном желают удачи на тренировке или перед каким-нибудь тестом. От этой простой фразы стало не особенно-то и легче, но, во всяком случае, исчезло то щемящее чувство, которое обычно возникает, когда человек долгое время ничего не чувствует. Мари обернулась и посмотрела на друзей еще раз, стараясь всмотреться в черты каждого, чтобы потом вспоминать в тяжелую минуту. Возможно, даже в последнюю. Только сейчас она заметила, как же украшает лицо Джессики шрам на ее щеке, какая же длинная челка у Майка, какая бандитская рожа у Нила и какие же умные у Эрвина глаза. Стараясь не оглядываться, она направила лошадь к воротам и заняла свое место в отряде. Девушка встала рядом с Августой и каким-то мужчиной средних лет с нехорошей ухмылкой. Первая беспрестанно ерзала в седле и что-то обеспокоенно бормотала себе под нос. Это немного напрягало. Откуда-то сбоку послышались веселые голоса и непривычные звуки: какой-то парень двадцати лет в разведывательной форме и девушка, подтянувшись друг к дружке на седлах, что-то шептали друг другу, смеялись и целовались едва ли не через каждую фразу. Со стороны это выглядело мерзко, да так, что Мари, скривив губы, отвернулась. «Если моя любовь к кому-то станет взаимной, то мы с этим кем-то никогда не будем так показушно себя вести!» Девушка едва не удержалась, чтобы сплюнуть. Алан Маринеску, помощник командора, назначенный главой этой вылазки, стоял в самом начале построения и осматривал солдат, словно пытаясь сосчитать их. — Ворота откроются через тридцать ударов колокола! — крикнул он, и по выражению его лица можно было понять, что он точно не собирается утруждать себя и произносить пламенную речь для поднятия боевого духа. Мари это насторожило и удивило одновременно. «Ему решительно чхать на нас, или он просто не считает это нужным?» Торжественно звонили тяжелые колокола, словно призывая солдат сосредоточиться и вспомнить все, что было необходимо на тот момент. Мари же просто смотрела в спину какой-то женщине прямо перед собой и ровным счетом ни о чем не думала: ни о вероятной смерти, ни о гигантах, ни о внешнем мире, ни о жертвах, которые обязательно понесет их отряд. Эта свобода сознания была, пожалуй, самым лучшим настроем, ведь девушка обычно шла на поводу своих эмоций, и будь сейчас так же — она бы не выжила за стенами. Ворота медленно открывались. Поднялась пыль, раздавались скрипы и какой-то грохот, будто где-то недалеко палили из пушки. Кто-то из граждан охнул. …Мари уже потеряла счет ударам колоколов, когда услышала позади себя чей-то счет:  — Пять, четыре, три… «Они считают удары до полного открытия ворот?!» Ровно через секунду Алан Маринеску дал коню по подпругам так сильно, что тот аж захрипел, поднял клинок высоко над головой и крикнул так громко, что его услышали даже задние ряды:  — Легион, за мной! И, круто развернувшись, поскакал к выходу. Его клич подхватили сначала первые ряды солдат, затем следующие и следующие… Солдаты тронулись с мест и побежали к внешнему миру, где можно увидеть, как солнце светит над полем, и не наткнуться взглядом на пленяющую линию стен; где ветерок становится приятнее, свежее и свободнее. Мари уже чувствовала странное волнение, внезапно охватившее ее душу — совсем скоро она, наконец, покинет эту старую, прогнившую клетку, так гордо именуемую «Последним оплотом Человечества». Невероятно громкий, почти оглушительный топот почти сотни лошадиных копыт сливался в гулкую какофонию вместе с радостными выкриками тех немногих людей, что вышли поглазеть нас столь нередкое зрелище. И этот оглушительный рев как никогда наполнял Мари восторгом, ободрением, собственной гордостью и еще десятками невероятно сильных эмоций, возносящих ее душу куда-то очень далеко, в самую высь к вечно свободным птицам. И, устремляясь вперед, навстречу неизведанному, таинственному, но не без того прекрасному внешнему миру, Мари подумала, что действительно сможет взлететь.