Легенда о бесславном герое

Небо было грязно-серого цвета, дождь уже не лил стеной, но видимость все равно оставалась откровенно дерьмовой. Одинокая всадница ехала у мрачного перелеска. Она спешила к восточному отряду, потому что ее — северный — уничтожен. Она не прикрылась капюшоном, и щеки ее были мокры не только из-за дождя. По ощущениям Мари скакала уже не первый час, но в мыслях она все еще прижимала к себе бездыханное тело Августы под дубом с красным крестом. Куча вопросов вертелась в ее голове. «Как? Зачем ей было умирать?! Кто ей эту дрянь в голову втолкал? И почему она бездействовала? Что с ней было все это время? А когда?..» Но ни на один вопрос уже нельзя было ответить. Труп единственного человека, знавшего все ответы, лежал сейчас с неестественно вывернутыми ногами и руками под дубом с красным крестом. Мари вспомнила тот миг, когда увидела распластанное на земле тело Августы. Ноги и руки были вывернуты под неестественными углами, словно у сломанной куклы, глаза полузакрыты, из приоткрытого рта стекала струйка крови, которую сразу же размывали дождевые капли. Белые-белые волосы, словно ореол, разметались у ее головы. Прошла всего секунда после смерти Августы, но они уже почти насквозь пропитались грязью и кровью. Венок свалился с головы, точно подчеркивая, что хозяйка его точно умерла. Вот совсем. Умерла. Вот вообще. Мари закусила губу, чтобы не расплакаться. Как-никак, но раньше в ее жизни никто не умирал: ни друзья, ни родные. «А еще остальные…» Мари проклинала себя еще за одну вещь. Почему выжила именно она? Ведь кроме нее в отряде были сильные воины! Они не должны были умирать, им еще служить да служить. И пускай Мари увидела Йохана и Ведрану лишь один раз за всю свою короткую жизнь, она скорбела о них не меньше. Девушке казалось, что она виновата в их смерти. «На их месте должна была быть я. Новичкам не может так везти». Новичкам везет везде, кроме внешнего мира. Новички, которые едва повидали жизнь, здесь не могут выжить. Шансов — один к пяти. «И они умерли ни за что…» Северный отряд не справился со своей задачей. Он держал оборону до конца, но гиганты все равно проникли внутрь, и отряды, которые хотели изучить вероятное титанье гнездо, теперь, наверное, сражаются с гигантами, сетуя на неудавшихся защитничков. Мари приложила ладонь ко рту, заталкивая обратно в глотку бесполезные рыдания. *** Мари начала объезжать поваленное дерево, когда услышала странный шорох над собой. Это не могло быть дождем, ведь он уже прекратился, а на стуки падающих с листьев капель похоже было мало. «Что-то тут нечисто…» Девушка шмыгнула носом, остановила лошадь и, старательно прислушиваясь, подняла голову. Как назло, никаких признаков жизни. Даже ветерок не пробежал. Мари задержала дыхание и неосознанно привстала на стременах. Ей казалось, что лучше она уже прислушиваться не может. Ее нервы были на грани, сама девушка была напряженной, как струнка. Она так сильно сжимала поводья, что костяшки пальцев побелели. Мысли были лишь об одном. «Кто это?» Каждый человек, встреченный за пределами стен — друг, его бояться не надо. Гигант, единственный враг, вряд ли способен на столь тонкие и точные движения, из-за которых мог раздаться такой звук, но Мари почему-то остереглась.  — Эй! Мне уже надоело! Так ты сдаешься или нет? — раздался звонкий голосок. Интонации были отнюдь не резкими, но коротенькая фраза прогремела над Мари как гром среди ясного неба: девушка от неожиданности аж подскочила. Мари, все еще оправляясь, приложила ладонь к сердцу и, шумно дыша, посмотрела наверх, но никого там не нашла.  — Ты чего сонная такая? — спросили где-то совсем рядом. Мари резко посмотрела в ту сторону, откуда прозвучал этот тонкий капризный голосок. Взгляд ее упал на поваленное дерево. Видимо, оно уже не первый день здесь лежало: половина веток обломилась, ствол разрыхлел. Опираясь о здоровенный сук, на нем стояла девушка. На вид ей едва исполнилось двенадцать, но сомневаться в том, что ей больше шестнадцати, не приходилось: за пределы стен не пускали никого, кто был младше. У девушки был острый длинноватый нос, тонкие губы приятного красного оттенка, большие серо-зеленые глаза, смотревшие с детской недовольностью — так обычно дети лет десяти смотрят на своих родителей, когда им не дают конфетку. Коротко постриженные светло-русые волосы были хорошо расчесаны, их кончики, казалось, выстригали по линеечке. Невозможно было сомневаться, что хозяйка ими гордилась и наверняка выделяла им не одну минуту. Верхние три пуговицы на рубашке были расстегнуты, и этот жест Мари не понравился. Выражение лица было каким-то недовольным, как у избалованной принцессы, что не знает сама, чего хочет. Девушка была хрупкой, низенькой, миниатюрной, утонченной, как фарфоровая кукла.  — Ничего я не сонная! — огрызнулась Мари. Душевные страдания придется оставить на потом, главное — разобраться с этой персоной. — Это ты слишком бодрая и веселая. И это непозволительно для вылазки, — хмыкнула она. Последняя фраза получилась совсем тихой, выдавленной, и Мари от досады на себя и обиды закусила губу. Лицо девчушки озлобилось, но ее ярость тоже выглядела по-детски картинной, какой-то ненастоящей, что ли.  — Так еще и ворчунья! — фыркнула она. — А я-то думала, ну, наконец-то этот старикан умер, хоть пилить не будет! — она кивнула на сапог, лежащий в кустах неподалеку. — Ан нет! Вас что, выучивают специально? Или вам делать просто нечего? На той же самой вылазке, — на последней фразе она корчила всевозможные рожицы, голос звучал издевательски. Явно передразнивала. — Ходите с каменными минами! Бе-э-э… да это же кошмар! — она склонилась над землей, будто ее тошнит. — И повеселиться нельзя совсем! Дожили! Нет, точно завтра же перейду в Военную Полицию, там-то… Последняя фраза вывела Мари из себя. Эти ворчания так напомнили ей Ведрану! А боль потери была так свежа… Как она кричала на нее перед боем! Как просила заткнуться! Тогда девушке это было неприятно, но сейчас бы она полжизни отдала, чтобы услышать еще хоть раз такой упрек в свой адрес. Мари потеряла контроль над собой. Она действовала решительно, даже не думая и не согласовывая действия. Рыча, она спустилась с седла и подскочила к девице так скоро, как только могла. Та до последнего момента что-то говорила, но, увидев ее разгневанное лицо, испуганно замолчала и приложила ладони к губам. В глазах ее мелькнул страх.  — Ты, — прошипела Мари, вцепившись в лацканы ее форменной куртки, — ты мерзкая сучка, если так считаешь! Какого черта ты так говоришь о старшем?! Где твоя пустая башка, или ее и отродясь не было? Не вякай при мне особо!.. Мари была слишком слабой, чтобы вступить в бой, но ей сейчас это и в голову не пришло. Она просто была в отчаянии, и эта выпендрежница только масла в огонь подлила.  — Виктор! Ральф! Скорее! — отрывисто и громко крикнула она, и вмиг воцарилась тишина. Крик ее эхом разнесся по всему лесу, и он наверняка был услышан. Казалось, что таких тонких и таких перепуганных голосков не бывает — настолько необычным он был. Мари словно током шибануло. Она вдруг остановилась, не в силах больше ничего сказать. Посмотрела девчушке прямо в глаза, словно пытаясь прочитать ее, как открытую книгу. Говорят, что глаза — зеркало души. Мари всегда плохо относилась к пословицам, поговоркам и приметам, но сейчас поняла, что ошибалась. Возможно, ей просто казалось, но Мари не увидела в серо-зеленых глазах своей явной не приятельницы ничего святого, ничего трепетного, того, чем стоит дорожить. Да, они были большими, обрамленными пышными ресницами, приятного оттенка, но в них выражались лишь самые простые, как еще Эрвин говорил, животные чувства: страх перед грозной Мари, появившейся словно из ниоткуда, готовность отстаивать свое «я», желание исчезнуть, мечта о чем-то простом, вроде той же конфеты, но ничего кроме этого. Вылазка была для девушки лишь забавой, времяпрепровождением, пускай, и не таким уж радужным. Вдруг Мари почувствовала, что ее грубо отпихнули, взяли под мышку и оторвали от земли. Не успела она и пальцами щелкнуть, как послышался лязг выпускаемых тросов, и стремительный поток ветра устремился ей в лицо. «Какого хрена?!» Девушка уже хотела было начать толкаться ногами и руками, но вдруг ее резко отпустили, вернее, оттолкнули. Взмахнув руками, чтобы поймать равновесие, Мари выпрямилась. Зрение, на долю секунды казавшееся утраченным, вернулось к ней, ноги подкашивались. Девушка обнаружила, что стоит на ветке какого-то крайне высокого дерева, рядом с ней стоял мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Он был высокого роста, но не особенно широк в плечах. Русо-каштановые волосы были тщательно убраны. На крючковатом носу сидели очки с толстыми линзами, и из-за них смотрели умные, немного жесткие глаза.  — Кэтрин, я же просил! — засетовал он. — Звать надо, только если появится гигант! Человек не опасность! «Уверены?»  — Ты представь! — плаксиво сказала Кэтрин. — Стою я себе, никого не трогаю, а тут — бац! — и откуда ни возьмись здесь появляется какая-то дикарка! Орет еще на меня! Как же тут не позвать-то? — она надула щеки, но милее от этого не стала. — Да и вообще, кто она такая? И пусть из-за кустов больше не выскакивает! Девушка смекнула, что Кэтрин любит преувеличивать. Во-первых, Мари не скрывалась и заметить ее можно было бы издалека. Если ее не заметили, значит, особо не следили. Мужчина тяжело вздохнул, мол, как же она меня достала, повернулся в сторону Мари и размеренно спросил:  — Кто такая? Откуда будешь?  — Я Мари Блэк, северный отряд, — она не стала отдавать честь, а просто ограничилась сдержанным кивком, — мы потерпели поражение, и я хотела найти восточный отряд, чтобы доложить и присоединиться к вам. Видимо, я вас все-таки нашла, — добавила она, осматривая всех присутствующих. Она не заметила сразу бритого прыщавого мальчишку, стоящего где-то чуть дальше. Он смотрел на нее изумленно, как на зверя какого, и голоса пока не подавал.  — Виктор Ширра, восточный отряд, — представившийся чуть склонил голову в качестве приветствия, но больше ничего не добавил. Мари пожала плечами и тяжело опустилась на ветку. Она свесила ноги и только сейчас почувствовала, что сидеть гораздо проще и приятнее, чем стоять. Кэтрин фыркнула и демонстративно отвернулась, мол, чего и следовало ожидать от зануды Виктора. Мари откинула голову назад и, прикрыв глаза, попыталась забыться. Полностью забыть произошедшее за этот короткий день было невозможно, но на время попросту не думать — хоть минуту! — иногда помогало. Когда девушка проворачивала такое, она словно чувствовала, как ее перенагруженный мозг остывает и будто бы легчает. …Вдруг она почувствовала, как кто-то ткнул пальцем ей в плечо. Это было сделано не сильно, но неожиданно. Перепугавшись от внезапного действия, Мари вскрикнула, вскочила как ошпаренная и, изо всех сил размахивая руками, начала выравнивать равновесие. Еще чуть-чуть, и она бы уже лежала на земле со сломанной шеей.  — Ты соображаешь, что творишь?! — резко развернувшись, рявкнула она. Глаза ее метали молнии, костяшки угрожающе хрустнули, от слабости не осталось и следа. — Я могла упасть, кретин! Прямо перед ней стоял парень лет восемнадцати. Лицо его было почти идеальной круглой формы, на низком лбу алел прыщ. Глаза его и без того были выпучены по природе, но при виде яростной Мари они еще и расширились. В них не выражалась какая-то мысль или образованность, нет. Это был взгляд простого деревенского парнишки, который книжку видел только издалека да и познать что-то не особенно-то и стремился.  — Я… я… — заикаясь, начал парень. По привычке, он стыдливо опустил взгляд и завел руки за спину, — я хотел с тобой поговорить, а ты!.. А ты сидишь такая неприступная, и я… — Он залился краской, так что смотреть на него было уже не просто жалко — противно. «Тебе не пять лет! Возьми себя в руки!» Девушка фыркнула про себя. «Тоже мне, легионер». Почему-то ей вспомнился Эрвин, который всегда казался ей идеальным воином, мыслящим человеком и просто отличным товарищем. При мысли о нем сердце девушки сжалось, и она почувствовала какое-то непонятное волнение. «И как он там?..» Капризный тонкий голосок Кэтрин заставил ее отбросить все мысли о нем:  — Что ты такая злая? Красная неделя, да? Почему если у тебя плохое настроение, ты передаешь его другим? «В один прекрасный день я ее убью!» Кэтрин уже начинала не на шутку бесить Мари.  — Знаешь-ка что?! — озлобилась она и уже приготовилась, было, опуститься к ней, как, покачнувшись, вспомнила, что у нее не осталось ни газа, ни клинков. Так далеко не уедешь. Мари вдруг резко остановилась и встала как вкопанная. «И ведь не дашь ей! По-хорошему, я сейчас даже спуститься без посторонней помощи не могу!» Девушка остро почувствовала свою беспомощность, и ярость потихоньку отступала. К счастью, на помощь девушке пришел Виктор.  — Это тебе неймется, Кэтрин! Вот ей, — он кивнул в сторону Мари, — ей сейчас нелегко! Она, в отличие от тебя, участвовала в сражении на этой вылазке! Она потеряла весь свой отряд, и не удивительно, что сейчас зла. Будь добра, отстань от нее. Ральф, ты тоже. — Мужчина посмотрел на Ральфа как учитель на провинившегося ученика. Тот еще ниже опустил голову. Кэтрин, зло фыркнув, развернулась на каблуках и, смотря куда-то вдаль, начала что-то нарочито громко напевать, чтобы насолить всем еще больше, но ни Виктора, ни Ральфа это уже не брало. Они продолжили нести свой пост. «Все здесь как-то странно. И эти люди, и их взаимоотношения… А где гиганты? Светлее же стало! И почему они напали на ту, северную точку? И сразу же грянули, как гром среди ясного неба! Все и разом! И каждый — аномальный! А здесь ни одного…» Мари задавала себе кучу вопросов, но не могла ни к одному из них найти ответ. Девушка, на этот раз аккуратно, села на ветку и, облокотившись о ствол, стала думать. *** Не успел восточный отряд замаяться, как земля начала содрогаться. «Еще один!» Гигант бежал слишком быстро. Его взгляд был бессмысленным, глаза немигающим тупым взором смотрели на небо. Не прошло и минуты, как он уже был в зоне досягаемости. Не успела Мари толком подумать, как краем глаза заметила, что Виктор слегка кивнул Ральфу, и тот покорно, не задавая лишних вопросов, поспешил вперед. Девушке это не понравилось, но она чувствовала, что лучше не связываться, во всяком случае, не сразу. «Один?! На гиганта?!» Мари пыталась нащупать клинки, но ее пальцы постоянно натыкались на воздух. Ральф тем временем шел на врага. Во владении приводом он был далеко не идеалом: простейшие маневры давались совсем по-дилетантски, скорость была далеко не самой быстрой. Нельзя было не отметить, что Ральф дрожал как осиновый лист. «Вот же ж черт! Совсем про них забыла!» Девушка фыркнула от досады. «И почему я не могу так спокойно попросить о клинках и газе?» Она крикнула Виктору, пытаясь побороть дрожь в голосе:  — Сэр, он один не справится! Позвольте помочь! Тот повернулся в ее сторону:  — Если тебе его жаль — иди, помогай сама. У меня самого газа с гулькин нос, так что не смогу тебе ни с чем помочь. Проси у Кэтрин. Мари брезгливо посмотрела на девушку. «Лучше умереть…» Тем не менее, даже если Мари сама не могла пойти в бой, это вовсе не означало, что проблема решена. Она взволнованно смотрела вдаль. Ральф встал куда-то на ветку вдали, но девушка уже не могла его разглядеть точно — так далеко он находился. Мари едва расслышала, как Ширра что-то шепнул Кэтрин. Раздался тихий шорох листьев: девушка соскользнула с ветки и куда-то исчезла, словно ее и не было вовсе.  — Зачем это? — спросила Мари, удивленно смотря на все еще покачивающуюся ветку. Виктор в ответ лишь кивнул на гиганта и людей, выступивших против него. «Это не ответ! Если вы посылаете людей сражаться, так скажите, за что им умирать! Воинами никто так просто не разбрасывается!» Мари едва удержалась, чтобы не рявкнуть в его адрес словечко покрепче. Негодование кипело в ней. Она скрипнула зубами и развернулась к стволу дерева, на котором стояла, по-прежнему злая, но продолжать допрашивать все-таки не стала. Послышался громкий треск и нечеловеческий вой, от которого сердце испуганно застыло. Сразу за ним раздался пронзительный девичий перепуганный вскрик, который резко и неестественно, почти сразу оборвался. Слишком резко и неестественно. Ноги и руки словно похолодели, сердце испуганно застыло. Бросив обиды на все живое, чувствуя что-то очень-очень плохое, Мари так резко повернулась в сторону сражения, будто стремилась свернуть себе шею. Несмотря на то, что действия происходили сравнительно далеко, и сражающиеся выглядели как мутные мазки на горизонте, разглядеть, что произошло, не составило особого труда и не потребовало острого зрения. Гигант перестал бессмысленно смотреть вверх, ведь теперь его заинтересовало что-то, лежащее на земле. Мари опустила взгляд и с ужасом обнаружила Кэтрин у поваленного дерева. Она полусидела в какой-то неестественной позе, какая бывает у людей, когда их тошнит или у них очень сильно болит живот. Ноги были расставлены до неприличия широко, одна рука положена на живот, а на месте другой торчал окровавленный обрубок. Кэтрин опустила голову так низко, будто хотела лбом достать до живота, и цвет ее светлых волос невозможно было разобрать из-за крови. Девушка так сильно ссутулилась, что спина ее напоминала колесо. Мари встала как вкопанная, не будучи в силах даже моргнуть. Ей не пришлось сдерживать стон или слезы, ведь они не шли. «Кэтрин, ты…» Сомнений не было: Кэтрин умерла, и умерла не самым славным образом. Самое обидное в ее погибели было то, что она умерла мгновенно, так что никто даже не успел к этому подготовиться хотя бы морально. Вот она жила, миг — и вот у поваленного дерева лежит остывающий труп. Да, в первые секунды она не понравилась Мари: сама по себе как кукла, неблагодарная, слишком хрупкая, капризная, плаксивая… Девушка думала, что не будет сожалеть о ее смерти — так они невзлюбили друг друга. Они и позже, будучи знакомыми несколько больше, не нашли бы общий язык, ведь обе такие разные! Но они и не успели толком возненавидеть друг друга, ведь никто из них другой ничего особенно дурного пока не сделал. Придирки и маленькие стычки — не причина для злорадства или смеха над околевшим трупом, тем более, для мягких сердец, для того, кто не привык к смертям товарищей или посторонних людей и вряд ли когда-нибудь привыкнет вообще. Мари, когда к ней вернулась способность двигаться, только то и смогла, что прижать руки к груди. Девушка не наблюдала за дальнейшим боем, она ушла в себя. В ночь перед вылазкой, рисуя себе виды внешнего мира и сражения, она думала, что когда падет первый воин из ее отряда, она будет плакать и метаться, рвать на себе волосы и одежду, кричать, просить погибшего вернуться, будет трясти за плечи окровавленное тело, а после, когда поймет, что все-таки никого уже не вернуть, обнимет труп и будет рыдать часы напролет. Обычно такую картинку также рисовали книги, в которых умирал кто-то из героев, но в жизни все было совсем не так. Выдуманная сцена казалась теперь какой-то сказочкой, выдумкой, слишком красивой для суровой реальности. В реальности Мари просто не понимала, где находилась, что делала, чего ждала. Казалось, будто все связи с жизнью вдруг оборвали, не оставив решительно ничего, да она и не думала об этом. В ее голове ничего не укладывалось: Кэтрин, девушка, еще пять минут назад хамившая ей и поливавшая грязью погибшего разведчика, фыркающая и надувающая губки, теперь лежит у поваленного дерева с оторванной рукой и сломанной шеей. Ее жизнь оборвалась в один миг, не успела Мари и глазом моргнуть. …Но окончательно добил ее конец сражения. Не сразу, не через минуту и не через две, к ней вернулась способность воспринимать происходящее. Когда Мари вновь почувствовала себя частью реальности, она почти сразу же пожалела об этом. Гигант сильно наклонился, становясь совершенно беззащитным, и протянул огромную ладонь к трупу Кэтрин с радостной ухмылкой. Вдруг через секунду он покачнулся, будто в неуверенности, подался вперед и рухнул на землю, так что задница его нелепо торчала. От его туши сразу же повалил густой пар.  — Молодчина, Ральф! — на радостях закричала Мари. Она ликовала. Она не верила в то, что этот паренек способен справиться с гигантом, но прямо сейчас она наблюдала обратное. Девушка готова была его сейчас обнять! Прямо над головой гиганта замаячило пятнышко. Мари, даже не прищуриваясь, признала в нем Ральфа. Он судорожно молотил в воздухе руками и ногами и пронзительно кричал, как перепуганный котенок, который не может нащупать материнского соска. «Стоп… он так и не приземлился?!» Девушка, до последнего надеясь на лучшее, приставила ладони ко рту рупором и крикнула что было мочи:  — Выправь равновесие! Не дергайся! Лучше не станет! Но ее крики не были услышаны. Ральф, так и не справившись с приводом, рухнул на землю как тяжелый мешок с картошкой.