Легенда о бесславном герое

Солнце уже почти касалось края линии леса, когда девушка очнулась. Мари даже не спрыгнула на землю — свалилась. Но, к ее чести, приземлилась относительно неплохо, на колени и выставив перед собой руки, чтобы тело не перевесилось и чтобы не стукнуться головой. Места, на которые девушка приземлилась, сильно заболели, как будто загорелись, но она не обратила на это внимания. Мари по возможности быстро встала и поковыляла к Виктору. Мужчина положил два пальца на веки Ральфа и прикрыл их. Девушку удивляло то, что он так и стоял на месте, на его лице не было скорби, боли утраты или чего-то подобного. Словно Кэтрин и Ральф вовсе не жили и не были с ним знакомы, будто все они и не виделись ни разу. Веки Виктора были приопущены, на толстые линзы очков упал блик от солнца.  — Сэр… — тихо, словно боязливо, позвала Мари и подошла к нему чуть ближе, неосознанно прижав руки к груди. Она и не знала, зачем к нему обратилась и что скажет, но как-то почувствовала, что так нужно. В ответ молчание. Виктор и не посмотрел в ее сторону. Судя по выражению его лица, он думал. И думал отнюдь не о самом радостном. Воцарилась давящая тишина. Даже ветерок не шелестел листьями высоких деревьев. Казалось, что все замерло в этот миг. Мари стояла в нерешительности, не зная, что сказать. Обычно в таких неловких ситуациях она корила себя за то, что вообще рот раскрыла, но на этот раз ей в голову такие мысли и не шли. Виктор, и не развернувшись, наконец-то сказал:  — А теперь слушай меня, — голос его был тихим, с угрожающими нотками и не предвещал ничего хорошего. Мари сердцем почувствовала что-то неладное, но все же подошла ближе. Не успела она и глазом моргнуть, как Виктор схватил ее за лацканы форменной куртки и подтащил к себе так близко, что девушка чувствовала на своей щеке его несвежее дыхание. Кровь прилила к подскочившему от неожиданности сердцу. «Ч… что такое?» Девушка уже не чувствовала, она точно знала, что что-то явно не так.  — Сделай одолжение, — сказал Виктор с одной стороны мягко, но в тоне его чувствовалась сталь, и пойти против него нельзя было. — Через час-полтора здесь будут основные войска. Скажи им, что меня съели. На последних словах Мари почувствовала пробежавший по спине холодок. Она словно замерла, вновь не будучи в состоянии пошевелиться.  — Ч… что, простите? — словно опухшим языком шевелить было тяжело, и голос был хриплым, как будто она давно не говорила.  — Да вот что! — хриплая усмешка. — Нельзя жить с этим королем, с этим порядком, с этим народом! Только дурак может. «Как это нельзя жить с этим народом?» Мари с трудом разлепила слипшиеся высохшие губы и хотела было спросить, что же не так «с этим народом», как Виктор продолжил:  — Сейчас ты не поймешь… и не пытайся. Но со временем ты уловишь, о чем я. Вдруг она почувствовала резкий удар в солнечное сплетение и по инерции немного подалась назад. Боль затмила остальные чувства. Все постепенно начало темнеть, и девушка не заметила, как провалилась во тьму. *** Когда Мари очнулась, она лежала в какой-то тележке и не сразу вспомнила, что с ней произошло. Просто на душе был неприятный осадок. Все тело ломило, и, похоже, на бедре остался синяк. Девушка приоткрыла глаза, и воспоминания резко нахлынули на нее. Она вспомнила и Августу, и Йохана, и Ведрану, и Кэтрин, и Ральфа, и Виктора… последнего девушка вспоминала с особой неприязнью. Теперь она называла его не по имени, а только одним словом, которое люди не произносят нормально, а презрительно выплевывают. «Дезертир!» И его последние слова насчет порядков, народа, короля… « — Да вот что! Нельзя жить с этим королем, с этим порядком, с этим народом!» Как Мари ни силилась, она не могла его понять. Ни слова. Она открыла глаза полностью и приподнялась на локте, чтобы осмотреться. Судя по большому количеству людей, снующих туда-сюда, ее подобрали «основные» войска. Рядом с ее тележкой стояла еще пара повозок, и в них небрежно побросали кое-как лежащие трупы, обернутые в грубую холщовую ткань. Какая-то девушка бегала от одного солдата к другому, повисала у каждого на плече и спрашивала, выпучив опухшие от слез глаза:  — Где Рональд? Где Рональд?! Кто-то ее грубо отталкивал и посылал куда подальше, кто-то сочувственно качал головой и шел дальше. В паре метров от Мари, прямо на траве, оперировали невыносимо громко кричащего от боли паренька. Какая-то медсестричка убегала каждые пять секунд и возвращалась со склянками и еще большим волнением на лице. Почти задев боком тележку, в которой лежала Мари, какой-то мужчина пытался успокоить взбешенную лошадь, потягивая ее за поводья. Она металась из стороны в сторону, мотала мордой так сильно, что рыжая грива взметывалась в воздух, ржала, становилась на дыбы, брыкалась. Изо рта зверя текла пена, в глазах поселился нездоровый огонек.  — Рикки, твою мать, стой! — рычал сквозь зубы мужчина, вновь натягивая поводья, но лошадь лишь металась все сильнее. «Что она так? Титанов испугалась?» Обычно лошадей специально дрессировали, чтобы они не боялись титанов и смело шли в бой, но, видимо, Рикки сплоховала. Как только шумная парочка более-менее отдалилась от нее в процессе своей ссоры, Мари осмотрелась еще раз. Несмотря на всю суету, из-за которой количество людей визуально должно было возрасти, ей показалось, что солдат стало порядком меньше, чем было в начале вылазки. «Или мне просто кажется?..» Как бы то ни было, разница в количестве бросалась в глаза, и от осознания того факта, что съели много бравых солдат, стало еще тоскливее. Тяжело вздохнув, Мари аккуратно поставила на землю сначала левую, а потом праву ногу и, словно опасаясь, постепенно перенесла на них весь свой вес. Она почувствовала, как по занемевшим мышцам вдвойне скорее потекла кровь. Девушка бы и потянулась, но не было сил и желания: колени по-прежнему дрожали, тело ослабло и чувствовалось с трудом. Глаза то и дело норовили закрыться, хотелось зевнуть. Вдобавок к этим несчастьям подступила дурнота, которая обычно бывает только у сильно голодных людей. Видимо, Алан Маринеску, поставленный во главе вылазки, уже приказал солдатам собираться как можно скорее и выступать, так как разведчики бегали чересчур шустро, крича друг на друга и подгоняя, да и были уже почти готовы. Солдаты формировали строй, которым обычно пользовались при возвращении. У него даже название какое-то было, но Мари его забыла. Суть заключалась в том, что сильные солдаты прикрывали слабых. Таким образом, тележки с трупами и тяжело раненными поставили в центр, их окружали более-менее легко отделавшиеся солдаты. Вокруг них на сравнительно небольшом расстоянии кольцом стояли небольшие отряды, которые должны все это дело охранять от титанов. «А ведь нас могло быть больше… если бы половину не сожрали!» Девушка сглотнула. Слюны словно стало несколько больше, чем обычно. Так или иначе, идти надо было. Приказ мог быть дан в любую секунду, так что медлить нельзя, несмотря ни на что. Она несмело шагнула. От этого голова закружилась еще сильнее, и, чтобы не упасть, девушке пришлось опереться о бортик телеги. «Черт…» Мари, отчаявшись, продолжила осматривать их небольшой отряд, словно прося взглядом помощи у каждого, кого видела. И тут взгляд ее упал на ее лошадь, мирно стоящую в паре шагов под низкой веткой раскидистого дерева. «И как же я раньше не заметила!» На лице девушки появилась едва заметная мимолетная улыбка. Да, товарищи умирали, умирали на ее глазах, но при виде собственной лошади почему-то стало легче. Шатаясь как пьяница, расставив руки в стороны, чтобы не упасть, Мари постепенно начала двигаться к ней. Шагами это было назвать тяжело, это были скорее полуползки.  — Риша… — неуверенно прошептала девушка кличку своей лошади с облегчением, наконец-то обняв ту за шею и трепля ее гриву едва слушающимися пальцами. Грива была спутанной, грязноватой, но все равно чувствовать что-то родное рядом было ободряюще и более чем просто приятно. От лошади шел приятный запах тепла, сена и навоза. Мари глупо улыбалась, и улыбалась она своей лошади, верному товарищу, вытащившему ее из всей этой передряги. Особо приятно было то, что ни один солдат не остановился, чтобы бросить что-то в духе: «Посмотрите на нее!» или «Что лыбишься?». Видимо, на всех вылазках между разведчиками было такое не оговоренное вслух взаимопонимание. Когда Мари обернулась, чтобы вновь осмотреться, она заметила, что солдаты уже почти сформировали единый строй и уже с минуты на минуту готовились тронуться. «Надо забираться…» Она понимала, что получится у нее не сразу, и решила действовать наверняка. Девушка схватила ладонью подпругу, вставила в нее ногу и привстала, цепляясь кончиками пальцев за переднюю луку седла. Это весьма простое действие вызвало небольшое головокружение и боль в бедре. «И когда это я успела синяк себе набить?» Алан Маринеску разговаривал с каким-то мужчиной, держащим какую-то папку в руках, так что у девушки была еще минута максимум. «А теперь надо просто сесть…» Сердце в панике забилось, ведь если девушка опоздает, то вряд ли еще сможет прибиться к основным войскам. Она, собрав все силы в кулак, сделала рывок, и ее нога перевесилась через бок животного и встала наравне со стременем. Мари вслепую вставила в него носок и, почувствовав твердую сталь стремени, успокоилась. Тут она позволила себе полностью расслабиться. Поерзав, девушка нашла более-менее удобную позу и даже слегка ссутулилась, как вдруг она почувствовала жгучую боль в районе бедра. «Черт… и расслабиться нельзя!» Девушке было решительно чхать на мнение других (ведь она, ссутулившаяся, могла выглядеть в седле уродливо): она просто хотела расслабиться и, наконец-то, добраться до дома, но не получилось — из-за этого треклятого синяка придется ехать ровно и особо не наклоняться. Более того, приходилось привставать на стременах, чтобы не болело совсем. «Вот кому „везет“ по жизни!» Алан что-то крикнул, но Мари не смогла разобрать, что именно, из-за поднявшегося разом топота копыт и шума. Да и она сразу же забыла об этих словах, уловив главное: отряд бодрой рысью направился домой. *** Та вылазка унесла жизни шестнадцати бравых воинов, четверо из них признаны без вести пропавшими. Домой вернулось около сорока солдат, девятнадцать из которых тяжело ранены, а оставшиеся двадцать отделались синяками и ссадинами.