Умереть, чтобы выжить

Что это значит - меня забирают в Москву? Я что, вещь? А может, я не хочу? Кому я вру? Конечно, хочу! Все, что угодно, чтобы вырваться отсюда! Папа, с которым через день после того попадалова в кладовке я встретился на КПП, обнимал меня со слезами на глазах, твердя что-то про шанс, про осторожность, про то, что если мне будет плохо, он всегда поможет. Ага, себе-то он помочь не может. – Тим, мальчик мой, ты, главное, не зли его, ладно? – это он про того генерала. – Ты знаешь, альфы-военные – люди жесткие, но я верю, что ты будешь счастлив в новой семье. Олег Никитич сказал мне, что усыновит тебя. Ты напомнил ему погибшего друга, говорит, одно лицо. – Па, а он не мог быть... – Не знаю, сынок, вряд ли, – папа грустно поглядел вдаль. В свои восемнадцать папа не занимался проституцией. Ему пришлось выйти на панель, когда он остался один со мной маленьким на руках. Это ради меня он терпел и терпит. И я никогда не смогу про это забыть. Па мотнул головой, отгоняя грустные мысли, и продолжил: – Ты сможешь доучиться в школе, в институт поступишь, у тебя все будет, чего ты достоин! Он... Он обещал мне. Ты ведь у меня очень умный, просто со мной тебе не повезло… Прости меня, пожалуйста. Теперь у меня выступили слезы на глазах. Я пообещал папе, что как только буду самостоятельным, заберу его к себе. И говорил это, искренне веря, что сделаю все для того, чтобы вытащить папу из этого проклятого богом места. Это сейчас мне семнадцать, через годик я ведь стану взрослым, а потом смогу закончить институт, найду работу и буду полностью самостоятельным. Меня радовало, что генерал – Олег Никитич Свешников – поговорил с папой. Если бы папа не был уверен, что в Москве мне будет лучше, чем здесь, то не отпустил бы меня, правда? Значит, мне действительно повезло – попался добрый человек, который понял, что в части для меня будущего нет, а может, и жизни. Военный-то из меня никакой, я – не альфа, никчемный я, ненужный. Нет, нельзя так про себя думать. Что это я расклеился? Папа прав - я умный. И если генерал что-то во мне рассмотрел, раз решил взять под крыло мальчишку-бету, то не просто так же? Значит, какой-то потенциал во мне есть? Попрощавшись с папой и пообещав звонить каждый день, я начал готовиться к отъезду. Но большую часть отведенного на сборы времени я просидел перед зеркалом, пытаясь в нем увидеть то, что заметил во мне генерал. В зеркале отражался невысокий худой подросток – телосложение и иссиня-черные волосы от папы, смуглая кожа и темно-синие глаза – от неизвестного отца. Папа почти про него ничего не рассказывал, да особо и нечего было. Обычная история для омеги без постоянного альфы, с которым можно провести дни течки. Я всегда сочувствовал папе, но каждый раз, когда он вспоминал тот единственный раз, когда встретил моего отца, я радовался, что со мной подобного произойти не может. Никакого сексуального помешательства у бет не бывает, слава всем богам. А вот папа со мной намыкался, да. Ладно. Неважно, что было в прошлом, важно то, что есть сейчас. Я сделаю всё, чтобы мужчина с глазами цвета хаки и металлическим запахом не пожалел, что он забрал меня отсюда. – Ты собрался? – полковник Рагим Рамзанович смотрел на меня, прищурив глаза. Я не поднял глаза в ответ. Что мне собирать-то? У меня одни джинсы и футболка, если не считать формы, которую мне здесь выдали и которая мне дико велика. – Да. Просто кивнул, держа в руках полиэтиленовый пакет, куда поместилось все мое прошлое: пара фоток с папой, зарядка от телефона, который прячется в заднем кармане джинсов, и книжка, которую мне подарили в школе – сборник стихов Пушкина. Знал, что глупо брать её с собой, но больше нечего. А там, на первой странице красивым почерком написано: "Лучшему ученику пятого класса "а" Тимуру Джоевичу Киму" – это единственное, что сейчас подтверждает мое существование. Я не понял почему, но никаких документов Рагим Рамзанович мне не отдал, сказал не заморачиваться тем, что меня не касается. Наверное, мой паспорт был у генерала. Может, я получу его обратно в Москве? Какая она – Москва? А? Думаю, мне там понравится. В метро покатаюсь - круто, поезда идут под землей, а станции как сказочные дворцы, это мне одноклассник рассказывал. Дальше все произошло быстро, так быстро, что я даже не успел мысленно попрощаться с прошлой жизнью – машина, дорога, аэропорт. Я первый раз куда-то летел. Не куда-то - в Москву! В груди теснилось ожидание чего-то волшебного, чего-то такого, что изменит мою жизнь к лучшему. Конечно, изменит и, конечно, к лучшему. Что у меня было раньше? Унылое и унизительное существование. Пока меня не заметил Олег Никитич. Просто – Олег. Когда мы ехали в машине, он попросил себя называть по имени. И на "ты". Но это у меня пока не получалось. Трудно говорить "ты" такому как генерал - высокому, с мощными плечами – вдвое шире моих, с суровыми складками у губ, твердым волевым подбородком, короче, сразу видно было, что он – альфа с большой буквы А. – Почему вы забираете меня? – это я рискнул спросить, когда мы взлетели. Пока самолет набирал высоту, я не отрывал глаз от иллюминатора – прощай, скучный городишко, меня ждет столица! Знал, что Олег смотрит мне в лицо, но глазами я с ним избегал встречаться – снова работала многолетняя привычка не поднимать глаз на альф: почему-то мой взгляд воспринимается многими как вызов или провокация. Поэтому смотрел на его четкие и жесткие губы на чисто выбритом волевом лице. – Мой сын учится в Англии, а я не люблю, когда никто не ждет меня дома, не хочу возвращаться в пустую квартиру, – странно, мне показалось, он что-то не договаривает, уж ему-то не составило бы проблемы найти какого-нибудь красавчика омегу, который бы с нетерпением ждал своего альфу вечерами в квартире и в постели. Но зачем ему врать мне? Может, он однолюб? То, что его пара погиб несколько лет назад в автокатастрофе, мне рассказал Рагим Рамзанович, и про сына-студента тоже, так что ничего нового я не узнал. И так и не получил ответ на тот вопрос, что мучает меня уже второй день – почему именно я? Что во мне особенного?

***

"Почему я забираю его? Папашка-омега побоялся что-то рассказать ему. А мне признался, что давно подозревал, что Тим не бета, но все надеялся, что ошибается, слабак. Неужели Джой искренне поверил в светлое будущее для своего сыночка рядом со мной? Или опасался за свою шкуру? Хотя омега все равно ничего бы не изменил, даже если бы попытался", – Олег задумчиво рассматривал Тимура. Вернувшись в Москву, генерал хотел сделать так, чтобы Джоя, как нелегального иммигранта, депортировали – это было бы легко, но поразмыслив, решил не вмешиваться, мало ли, вдруг понадобится как дополнительный способ воздействия на Тима. Это ведь как в покере, казалось бы – двойка, что она может значить, но иногда для стрита не хватает именно ее. Свешников смотрел на четкие скулы, на нежную, еще почти детскую кожу щек, на слегка сведенные ровные брови. Задав вопрос, паренек уставился на его подбородок. Мужчина уже понял, что в глаза Тим старается не смотреть, видимо, интуитивно чувствует, что этого лучше не делать, чтобы не проявлять свою сущность. Сущность омеги. Всё во внешности паренька привлекало альфу: тонкие длинные пальцы, глаза необычного разреза с поднятыми к вискам внешними уголками и их цвет – настолько темно-синий, что почти чернильный, как космос. Необычные глаза будили смутное чувство внутри, но определить его точнее генерал не смог. Стройное хрупкое тело с острыми ключицами и длинными ногами словно было создано, чтобы прогибаться под сильным и властным любовником. Странное выражение лица – мягкое, но в то же время решительное и упрямое, провоцировало подчинить его обладателя. Все в этом мальчике вызывало интерес и желание обладать. И еще еле уловимый запах, который проявлялся только если смотреть ему в глаза с близкого расстояния. Аромат свежести и моря, запах далеких странствий и хлопающих на ветру парусов – то, что нравится каждому мальчишке, скрывающемуся в любом взрослом мужчине. "Ну как было не забрать его и не сделать своим? Интересно, когда у него начнется течка? Когда его природа перестанет быть тайной для него самого?" – Олег не знал ответов на свои вопросы, но был уверен, что будет рядом в нужный момент, знал, что станет первым, для кого раскроется вся красота этого дикого цветка. А пока он был готов подождать. Но даже сейчас, не чувствуя того запаха, что так опьянил его в забытой богом воинской части на самом краю страны, альфа с трудом сдерживался, чтобы не провести рукой по непослушным черным волосам, не очертить пальцем изгиб розовых губ и не впиться в них поцелуем. С его папой-омегой он не был таким терпеливым, воспоминание о криках Джоя до сих пор будило приятное чувство внизу живота. – Мне показалось, тебе было плохо там, – сказал Олег вслух, поняв, что фраза про одинокие вечера не убедила мальчишку. Похоже, Тим вовсе не такой дурачок, каким его считали в части. – Если ты можешь изменить кому-то жизнь к лучшему, это стоит сделать, разве нет? В награду на это патетическое и лживое заявление он получил короткий взмах ресниц в свою сторону, на секунду заглянув в черные зрачки, окруженные синей радужкой, и дыхание перехватило. Дыхание перехватило, какого черта?! Что там спрятано в его блядских глазах? У военного офицера, у которого было столько боевых вылетов, столько любовников, столько всего, о чем не рассказать какому-нибудь штатскому даже по сильной пьяни: столько грязи и насилия хранились на дне памяти. Но вот, поди ж ты, от короткого "выстрела глазками" он вздрогнул. Внутренне, конечно, внутренне, со стороны это незаметно никому. "Ты будешь моим", - думал мужчина, глядя на подростка, - "будешь моим полностью. Или я сломаю тебя, чтобы никто, кроме меня, не смог почувствовать, кто же ты на самом деле. Не смог насладиться тобой".