Умереть, чтобы выжить

Всё, что говорил мне сейчас Олег, было правдой. За один день, за один ебаный день я из нормального человека превратился в текущую суку. Господи, как жить-то дальше? За что? Но невзирая на острое осознание того, что моя жизнь больше никогда не будет прежней, понимая, что больше не смогу уважать себя, я хотел лишь одного – прогнуться и подставить задницу под член Олега. Да что я вру - под любой член. О-ох, как же мне было херово! И все, что я мог – это продолжать просить его трахнуть себя. Нет, это не я умолял, это отвратительная омежья природа, которая скрывалась во мне семнадцать лет и вдруг выпрыгнула наружу, разорвав меня прежнего на куски. Мне не зря казалось недавно, что я умираю – так и вышло: я умер, и все, что осталось от меня - это какие-то жалкие ошметки, тихо скулящие от боли внутри. И от желания. Оно-то, блять, никуда не делось! – Хочешь этого, да, шлюшка? – в его голосе ненависть и холодное бешенство. Как же он презирал меня сейчас! Но не больше, чем я сам себя. И все равно я ответил: "Да". Стоя на коленях, непроизвольно выпятил задницу, чувствуя, как мокро между ног. Блять! Я – омега! Омега! Ебануться! Олег наклонился ко мне, рывком подняв за талию и перевернув так, что ноги остались на полу, а руки и голова уперлись в диван. Щелчок, вжик молнией, фирменные школьные брюки и трусы спущены до колен. Меня заколотило крупной дрожью, уж не знаю, от чего больше – от желания или от отвращения к себе. Твердый палец, царапая ногтем, проник внутрь, я вскрикнул от боли, но не мог найти сил отстраниться. Я не хочу этого, не хочу! Пора уже перестать лгать самому себе – хочу. Как же я жалок! Это не я. Это кто-то другой. Это не со мной. – Ты весь мокрый, – Олег проговорил это мне в ухо, продолжая вставлять в меня палец. А мне мало! Мало! Сука! Ебаная жизнь! Пиздец! В голове матерные слова накладывались одно на другое, а вслух я мог только простонать: – Еще! – Нет, – палец выскользнул, оставив сводящее с ума неудовлетворение. – Хватит. Ты действительно омега. Завтра ты вернешься домой в Приморск. Нет-нет-нет! На секунду даже ненормальное желание и дикий стыд прошли перед ужасом от того, чем мне грозят эти слова. Вернуться? После того, как я оказался омегой? Да мне и бетой-то там жизни не было! А уж омегой! Да меня будут ебать все, кому не лень! И я… я не смогу отказать, если буду в похожем состоянии. "Откроем с папой семейный бордель", – пролетела циничная мысль, между губ прорвался хохот, тут же сменившийся воем: – Не надо-о! – Я не потерплю рядом с собой течную суку, которой похуй, кто ее трахает, – как гвозди в крышку гроба моих мечтаний о самостоятельной и достойной жизни. – Пожалуйста, Олег, я сделаю все, что ты хочешь, только не прогоняй меня! Я никогда не посмотрю ни на кого, я вообще… Есть ведь лекарства, которые подавляют… Это только сейчас, больше никогда, больше ни с кем! Олег перевернул меня лицом к себе – глаза черны от расширенных зрачков, верхняя губа задрана и обнажает зубы в уничижительной ухмылке: – Не хочешь возвращаться? – Нет, пожалуйста, не гони меня! – я всматривался с надеждой в его лицо, ну не мог же он так быстро возненавидеть меня только за то, что я оказался не тем, за кого он меня принимал? Он ведь заботился обо мне, мне казалось, он уважал меня и привязался ко мне. Нам ведь было хорошо вдвоем, мне так нравилось чувствовать поддержку. Неужели это все в прошлом, и он сможет легко отказаться от меня? Видимо, что-то в моих глазах Олег прочитал, потому что усмешка сошла, и лицо смягчилось. – Тим, послушай сейчас внимательно, – он сказал это прежним тоном, тем, что употреблял, когда мы были семьей, и в горле перехватило от этой знакомой теплой интонации. – Если я сейчас поддамся твоему запаху, твоим просьбам, если уступлю инстинктам, то нарушу все свои принципы, – тяжелый вздох, видно, как ему это не по душе. – Ты перестанешь быть мне сыном, ты станешь моим омегой, понимаешь? Я не смогу по-другому. А потом ты пожалеешь о том, как вел себя сейчас. – Нет! Я не пожалею! Никогда! – каким облегчением было понимать, что он не хочет отказываться от меня! Он беспокоился о том, как я буду к нему относиться. Да я боготворить его буду, если он примет меня таким, если оставит. Его омегой? Он ведь так сказал? От этих слов, которые я проговорил про себя, внизу живота словно свернулась какая-то тугая спираль, а по бедру поползло что-то липкое. Блять! Я теку! Это все-таки я. Это все со мной. Мой самый страшный кошмар стал явью. Я – омега.

***

Сменив жесткий тон на доверительный, генерал с удовлетворением заметил, как меняется в его руках мальчик. Все именно так, как Олег планировал, еще сидя в самолете, увозя Тима с собой. Первая течка вызвала сперва шок, потом неверие и отрицание сменились стыдом и отчаянием, подстегнутые жестокими и резкими словами Олега. А потом пришли принятие ситуации и благодарность за понимание и поддержку. Парень явно решил, что пара месяцев совместного проживания и проведения уик-эндов "по-семейному" создали какие-то связи между ними, что к нему испытывают приязнь и симпатию. Пусть так и думает, пусть считает, что взрослый мужчина готов пойти ему навстречу, ломая устоявшиеся привычки, что секс нужен только одному в их паре, а со стороны Олега – это чистая благотворительность. Как же мальчик выглядел сейчас со смущенным и горящим от стыда лицом, со страстью, смешанной с фанатичной преданностью, страхом и благодарностью в чернильных глазах, со спущенными штанами и еле прикрытым рубашкой стоящим членом – ёбнешься! Теперь он полностью принадлежал Олегу. Не только на бумагах, но и морально. А скоро будет и физически. Жесткие пальцы подхватили мальчишеские бедра, пристраивая того спиной на диван так, чтобы удобнее было его трахнуть. На секунду генерал замер над распластанным телом, прикидывая, какую линию поведения выбрать, чтобы сильнее привязать к себе Тима – грубо выебать, ломая окончательно гордость и самоуважение, или побыть немного нежным, чтобы оставить надежду. Решил, что надежда будет выгодней – пусть мальчик влюбится, раскроется сам, будет нежным и старательным, чтобы заслужить ответную любовь. С влюбленными не нужны даже приказы, их не нужно держать в страхе – они сделают все, что угодно, лишь бы заслужить мимолетное одобрение или улыбку объекта своей глупой и ненужной любви. За эту веревочку надуманных чувств можно неплохо дергать, уж Олег за свою длинную жизнь это понял, а вот Тимуру придется узнать впервые. Пока можно поиграть с ним, как кошка с мышкой, а сломать всегда успеется. Да и кто может знать, что он выкинет, если втоптать его в грязь? Суицид у подростков встречается часто, остаться быстро без игрушки генералу вовсе не хотелось. На губах появилась ласковая улыбка: – Прости меня за все те слова. Конечно, ты не шлюха, ты просто не можешь с собой справиться. Теперь на глазах мальчика выступили слезы признательности. Вот почему омеги настолько глупы, что готовы оправдать любой поступок альф, стоит лишь на словах извиниться и проявить немного нежности, как они все прощают? Глядя в доверчиво распахнутые глаза, Свешников медленно расстегнул рубашку Тима, открывая хрупкие плечи и мальчишескую впалую грудь. – Я помогу тебе, – языком Олег слизнул мокрые дорожки слез с висков, теперь не только ощущая морской запах, но и пробуя на вкус. Вкус был так же волшебен, как и аромат. "Надо доводить его до слез каждый раз перед сексом", - решил мужчина. Руки уже не грубо, а аккуратно освобождали от одежды, развели ноги, и пальцы коснулись влажного и горячего места. Пара поглаживаний, и Тимур застонал, двигая бедрами, ему так были необходимы сейчас эти прикосновения. Но еще необходимее было что-то другое, и он вновь попросил, закрывая глаза: – Пожалуйста. Генерал отстранился, чтобы раздеться самому, и, хоть ему очень хотелось видеть лицо мальчика в процессе, приказал: – Перевернись на живот - будет не так больно. Ему было трижды насрано, будет парню больно или нет, но свои эмоции, которые вряд ли получится скрыть, генерал не хотел демонстрировать, иначе образ "доброго и понимающего" рассыпался бы, как карточный домик. А эту роль он еще планировал поиграть. Да и сзади вид у Тима был ничуть не хуже – призывно оттопыренная попка заставила Олега глухо зарычать от нетерпения и войти внутрь одним толчком без подготовки. Он и так слишком долго сдерживался. Несмотря на то, что естественной смазки было немало, Тимуру причинили боль первые резкие проникновения, он вскрикивал от каждого и инстинктивно попытался отодвинуться. – Больно? Мне не надо было тебя слушать, – мужчина качнулся назад, полувынимая член, притворяясь, что хочет перестать. Как будто он смог бы остановиться! Но неопытный мальчик воспринял слова всерьез и, испугавшись, что так и не получит разрядки, а больше - что его отправят обратно, сам продолжил насаживаться на твердый стержень внутри себя: – Нет, мне не больно! Мне… хорошо. Тим решил терпеть, все равно другого пути не было, надо было просто немного подождать: тело само расслабится, и боль пройдет, уступая место удовольствию. Олег погладил ровную нежную кожу, улыбаясь: как же легко оказалось им манипулировать, и так приятно ощущать себя внутри тугой и узкой плоти. А парень привыкнет, природа омеги возьмет свое. И действительно, минуты через три боль стала глуше, а стоны громче, Тим, уже не отдавая себе отчета, выгибался, чтобы проникновения стали глубже. Почти в последний момент генерал вспомнил про свое решение быть нежным и обхватил член Тима пальцами, превращая стоны в крики наслаждения. Олег не привык кончать, даря удовольствие партнерам, обычно омеги под ним кричали от боли, но сейчас ему достаточно знания, что мальчик теперь полностью принадлежит ему. Оргазм накрыл двоих одновременно, мужчина успел извлечь член до сцепки – только беременности ему не хватало, а пользоваться презервативом с девственником ему и в голову не пришло. Несколько теплых капель упали в ложбинку прогнувшейся мальчишеской поясницы. Словно сургуч печати, подтверждая обладание. Пальцы зарылись в черные волосы на затылке и потянули, сжимая. Не так уж и сильно, просто немного боли после удовольствия, чтобы мальчишка не слишком расслаблялся. Чтобы окончательно понял, чей он теперь.