Умереть, чтобы выжить

Первый вопрос: где я? Гладкая стена, выкрашенная масляной краской в бежевый цвет, окно без жалюзи или штор, жесткий матрац подо мной – больница. Второй: что со мной? Дико хотелось пить, во рту было сухо, как в пустыне. Плюс ко всему сильная головная боль, пульсирующий центр которой сосредоточился прямо между бровей. Да-а, давненько мне не было так херово. Что же произошло? Мы с Олегом поехали в больницу, чтобы проверить… В следующий момент я лихорадочно ощупывал свой живот, словно он мог вырасти за это время. А за какое, кстати, время? Я потерял сознание, когда мне брали кровь. И сколько был в отключке? Почему я один в палате? Пора включить голову, Тимон! Вот кого ты собирался увидеть? Макс-то, понятно, не в курсе, Олег бы ему не рассказал. Тем более, за окном еще светло, значит, я мог быть еще в школе, и мой альфа пока даже не волнуется за меня. Ну и хорошо, не надо ему нервничать зря. Генерал стопудово умотал по своим делам. То, что он сидел бы у моей кровати, держа за руку, смешно было ждать. Я и не ждал. Чего ждал, так это обеда – завтрака-то не было, желудок сводило от голодухи. Мысли от еды снова скакнули в сторону Макса: когда мы будем с ним жить, обязательно буду готовить для него. Интересно, для Олега мне и в голову не приходило что-то стряпать, а Макса хотелось порадовать. Он ведь оценит? Наверняка. На губах расплылась счастливая улыбка в представлении совместного семейного обеда с моей второй половиной. Не сильно опытный из меня кулинар, но кое-что я все-таки мог приготовить, например, курицу на соли. Максиму бы понравилось. Там вообще фигня вопрос – сыпешь на противень целую пачку соли горкой, а сверху тушку курицы, обязательно спинкой вниз, её не надо перчить или чем-то обмазывать, сама возьмет сколько надо соли – просто положить аккуратно, и в духовку, пока она не покроется аппетитной и румяной… Громкое бурчание в животе заставило меня слезть с кровати и отправиться на поиски кого-нибудь. Требовалось вернуть одежду – я был в каком-то больничном сером балахоне, получить ответы на вопросы и свалить домой. Короче, мне был крайне нужен заведующий-профессор, чьи фамилия и имя благополучно вылетели из головы. Немного шатало от слабости, и в ушах был какой-то тонкий звон, но расстояние до двери я преодолел успешно. В коридоре напротив палаты обнаружился сидящий на стуле Иван. Я обрадовался ему, как родному: – Ты за мной? – За тобой, – прежде дружелюбный, альфа смотрел на меня как-то странно, по-новому, словно не узнавал. На лице застыло выражение безразличия и… презрения? Снова? Как в начале нашего знакомства? Он что-то узнал про меня? Сердце опять сделало кульбит в груди. – А ты не знаешь, почему я в палате? Что случилось? – Тебе генерал расскажет, – даже интонация у Ивана изменилась, стала неприязненной, словно ему было противно находиться рядом. Да что такое-то? – Когда? – сколько мне еще ждать и мучиться неизвестностью? – Скоро. Вернись в палату, я сейчас принесу тебе одежду. – И воды! – наткнувшись на ледяной взгляд, я осекся и продолжил уже неуверенно. – Пожалуйста? Он кивнул и ушел, а я вернулся на больничную койку, меня начинало трясти. Блять! Я узнаю когда-нибудь, что происходит? Иван принес одежду и воду, он остался в палате, но демонстративно отвернулся. Лучше бы вышел, но хер с ним, я быстро скинул серую хламиду и натянул белье, школьные брюки и рубашку, решив обойтись без галстука и пиджака. И только потом присосался к бутылке воды. Мой желудок, словно пересохшая земля, жадно впитывал живительную влагу. После воды стало полегче, вроде и голод немного отступил. Пока мы ждали Олега, в палате висело молчание. Я метался по небольшому помещению, не в силах усидеть на месте. Голова по-прежнему болела, а живот ныл, бросало то в жар, то в холод, но оставаться в неизвестности было намного хуже. Иван молча сидел на подоконнике, играя на смартфоне в какую-то стрелялку, звуки тихих очередей и взрывов нервировали еще сильней. Кстати, свой мобильный я вместе с одеждой не получил, его просто не было в кармане пиджака. Наверное, генерал забрал. Когда в двери появилась высокая и широкоплечая фигура, я уже накрутил себя почти до истерики. – Поехали, – Олег кивнул мне, словно не замечая вопросов в моих глазах, – у нас сегодня еще много дел, поговорим в машине. Дела? У нас? Это он о чем? Не про... не про аборт же? А-а-а! Да что за срань! Я все-таки попробовал задать вопрос в лифте, ну невозможно было ждать, невозможно! Но остался без ответа. Пришлось смириться и оставить все выяснения до салона бэнтли. – Я беременный? – выпалил, как только захлопнулась дверь. Иван еще не успел завести мотор и хмыкнул, услышав мой вопрос, но мне было плевать, я должен был знать! – Нет, – о-о-ох, облегчение было настолько велико, что потемнело в глазах. Но не успел я перевести дух, как Олег продолжил: – Ты не беременный, ты – мертвый. Что за хуйня? Чувство юмора у него, конечно, типично солдатское, но все-таки не тупое. – Ты о чем? В руки мне лег лист бумаги под несколькими фотографиями. На глянцевых прямоугольниках был я. С бледным лицом и синими губами, укрытый белой тряпкой с кровавыми разводами на каком-то операционном столе. На пяти фотографиях с разных ракурсов было мое… мертвое тело? Если бы не знал, что живой, то сам бы поверил, что на фотках – труп. Непослушными пальцами развернул вдвое сложенный лист: "Заключение о причине смерти". Шок – слишком мягкое слово для того, что я испытал, увидев в графе "ФИО" свои данные. – Это розыгрыш? Генерал весело и беззаботно рассмеялся: – Для Макса и твоего папы точно нет. В глазах окончательно наступила тьма, и я второй раз за день шлепнулся в обморок.

***

Пока Тимур валялся в отключке, Олег перевел взгляд на короткостриженый затылок водителя: – Ты почувствовал его течку? – Да. В этот раз от омеги пахло намного сильнее, чем в первый раз, и у генерала появилась уверенность, что с концом течки аромат уже не исчезнет. Малец взрослел, и его природа, хоть и запоздало, но раскрывалась во всей своей соблазнительной привлекательности. – Трахнул его? Короткий взгляд в зеркальце заднего вида, в глазах Ивана возмущение: – Я похож на идиота? Мне жить еще не надоело. – Вано, с твоими мозгами ты встретишь смерть спокойно и в собственной кровати! – Олег засмеялся, вновь убеждаясь в верности и уме своего помощника. Иван покачал головой, тоже улыбаясь: – Это вряд ли! Как говорил один мой знакомый, покойный, я слишком много знал*. – Не ссы, меня ты точно переживешь, а все тайны я унесу в могилу, останешься чистым и с хорошей пенсией. В евро, – теперь засмеялись оба. Машина неслась по пригородному шоссе. В это время дня и года почти не было пробок на выезд из Москвы, Тимур по-прежнему полулежал на заднем сидении, привалившись головой к плечу военного. Тот не спешил приводить мальчика в чувство. Дышит, и хорошо, пусть поспит – меньше возни, да и вряд ли ему удастся в ближайшее время отдохнуть. – Как Макс? – прозвучал вопрос с водительского сидения. – Пьет, – Свешников дернул плечом. – Он скоро придет в себя. – А если они и вправду? – За дорогой смотри! – генерал много что позволял своему водителю и исполнителю более серьезных поручений, но это не значило, что тот может забыть свое место и высказать сомнения в решениях командира. "Истинных не существует, хуйня это все. Вторая половинка есть у таблетки, мозга и жопы*, а альфы рождаются изначально целыми. Им ни к чему бесполезный довесок в виде омег. Только для рождения ребенка. Или секса", – Олег задумчиво перебирал смоляные гладкие пряди, даже после больницы пахнущие водными просторами и свежестью. Свешников пробыл в браке около пятнадцати лет до смерти своего омеги, но после рождения Макса возвращался домой только ради сына – его наследника, его плоти и крови, альфы, такого же, как и он. Младший муж генерала, Шурочка, был сыном одного из высокопоставленных партийных деятелей Москвы. Олег, тогда еще простой старший лейтенант без связей и денег, сумел своей напористостью и упрямством не только завоевать любовь омеги, но и убедить его папашу, что лучшей партии для двадцатипятилетнего романтичного девственного перестарка не сыскать. Только познакомившись с Шурой на вечере в доме офицеров и узнав про отца из номенклатуры КПСС, амбициозный альфа сразу понял, что рохля с коровьими огромными глазами – его шанс закрепиться и удержаться в Москве. Правда, в кабинетах отсиживаться молодой десантник не собирался: ему нравилось ощущение азарта и смертельного риска, которое давало участие в различных военных операциях. Но ускорить восхождение по должностной лестнице и обеспечить себе надежный тыл было не лишним. Свешников никогда не бил своего омегу – вначале чтобы не испортить отношения с тестем, а потом ему было на него просто наплевать: Шура имел право на существование, как обслуживающий персонал для сына, не более. Альфа разговаривал и общался с супругом-омегой вежливо, но отстраненно, как с малознакомым человеком или нанятым работником. Во время течек выполнял свой супружеский долг – инстинкты никто не отменял, но никогда не допускал интима в другие дни. Тогда в жизни Свешникова уже был другой, кто давал всё необходимое и даже больше неуёмной и страстной натуре молодого мужчины, а женитьба выполняла чисто практическую цель продолжения рода. Когда маленькому альфе было тринадцать, Олег решил, что время влияния папы-омеги на сына должно закончиться, и достаточно спокойно объяснил мягкому и тихому Шурочке, что в его услугах больше не нуждаются. Глядя на подтаявший грязный снег в придорожных перелесках, альфа вспомнил тот разговор и поморщился: он терпеть не мог омежьих сцен. С какого перепуга рано подурневший и располневший омега продолжал надеяться на то, что любим, непонятно. Но выяснив правду, этот истерик не придумал ничего лучше, чем следующим днем сесть в машину и впилиться на полной скорости в виадук. Это было явное самоубийство, но причин так никто не узнал – внешне семья Свешниковых была идеальна, и все списалось на роковую ошибку при управлении, Олегу даже не потребовалось подключать знакомых, чтобы замять это дело. "Тоже вариант решения проблемы, в принципе, ничем не хуже развода", - так думал генерал, стоя у свежей могилы и обнимая своего сына за плечи. Тот не плакал, уже тогда знал, что альфы не плачут. Но, похоже, от Шурочки надо было избавляться раньше – любимый папочка успел заронить в голову Макса дурацкие рыцарские идеалы и романтические бредни. До сих пор, правда, они не сильно тревожили старшего альфу, он списывал все на молодость и юношеский максимализм в познавании мира. Пока Олег не понял, что нелепая вера в истинность у его сына действительно серьезна. И тогда пришлось сделать то, что привело к этой загородной поездке. Генерал не испытывал никаких угрызений совести – он считал себя абсолютно правым и был доволен, что изящно справился с поставленной задачей. Можно было бы решить ее кардинально и по-настоящему грохнуть мальца... Но заманчивый аромат, притягательные чернильные глаза и забавный характер, одновременно доверчивый и упрямый, пока не превратили Тима в надоевшую игрушку. "Да я с ним и не поиграл толком!" – хищно улыбнулся Олег. – "Мальчишке пришлось умереть для всех, кто его знал, но для меня он еще поживет. А уж сколько, будет зависеть в том числе и от него самого". Когда солнце уже начало садиться, автомобиль остановился перед высокими коваными воротами. На левом опорном столбе было переговорное устройство, а по центру огромной арки из причудливо изогнутых чугунных прутьев складывались два слова: "Райские яблочки". Они приехали. Генерал похлопал мальчика по щекам, приводя в чувство. Пора было вернуть Тимура в реальность и ввести в новую жизнь.