Умереть, чтобы выжить

Темная анфилада бесконечных комнат уходит вдаль. Я бреду в одиночестве, все комнаты пусты и заброшены, в них нет жизни. Сосёт под ложечкой от неприятного, склизкого страха. Не знаю, чего или кого боюсь, но понимаю, кто мне нужен. Мне нужен ты. Мой истинный. Мой альфа. Но тебя нет, кругом одна пустота. Вакуум, готовый поглотить меня, разорвать, уничтожить. Чёрные проемы открытых дверей среди стен цвета хаки, как дыры в преисподнюю. Добредаю до последней, самой крохотной и дальней, единственной закрытой дверцы. Открываю её, а руки трясутся от волнения, вдруг тебя там нет. Но ты там. Стоишь у окна, освещенный солнечным светом. Безумно красивый. Мой любимый. Ты зовешь меня, но я не решаюсь сделать и шага. Боюсь, что ты исчезнешь. Протягиваешь руку, улыбаясь, и я вцепляюсь в твою кисть, как в последний шанс на спасение. Ты тянешь меня к себе, а затем крепко обнимаешь. Тёплый, нет, обжигающе горячий. Я горю и хочу сгореть в твоем огне без остатка. Хочу почувствовать твой запах, чтобы он стал моим, чтобы заполнил меня всего, убил пустоту, избавил от страха. Макс… Максим. Твои руки на моем теле, мягкие губы прижимаются к моим, поцелуй такой сладкий и головокружительный, что слабеют ноги. Я обмякаю в сильных руках, и ты несешь меня куда-то. Как же приятно плыть, слегка покачиваясь в надежных объятиях своего альфы. Ты нежно опускаешь меня на что-то жесткое и говоришь: – Прощай, маленький. Я не хочу, чтобы ты отпускал меня, но ты уходишь. Нет! Останься! Не могу пошевелиться, не могу крикнуть, чтобы позвать тебя! По моим щекам тихо текут слёзы. Нет новогоднего аромата, нет мандаринового волшебства. Есть только лед, твердый, как сталь. Я дрожу, замерзая без твоего огня, без твоих рук. Кругом холодный металл, шестым чувством понимаю – это цинковый гроб. В таких гробах перевозят тела погибших солдат. Но я не военный, и я жив! Надо выбираться, я ведь живой! Макс, ты слышишь? Я жив! Раскачиваю гроб, колотясь всем телом, он падает, переворачиваясь, меня бросает на одну из стенок, и щеку обжигает удар. Машина, а не гроб. Это был сон. И Макса не было рядом. А вот того, кто оказался в непосредственной близости от меня, я предпочел бы больше никогда не видеть. Олег ударил меня по щеке ладонью: – Приходи в себя, давай, просыпайся, мой спящий красавец! Сел, вспоминая последние события. Меня вновь начало колотить от холода, теперь уже наяву. Те фотографии, на которых я выглядел мертвым, тот лист дешевой бумаги с холодными и безликими строчками о причине смерти… Моей смерти! Теперь все считали меня мертвым. Почему-то я сразу поверил Олегу, что он не шутил. Такие не умеют шутить, умеют только ломать жизни. Неужели он заставил Макса поверить, что я умер? Его имя стало первым, что я произнес вслух: – Макс! Он не поверит тебе, его не убедят эти фотки! Сейчас можно что угодно сделать. Генерал смотрел на меня, насмешливо улыбаясь, на лице неприкрытое превосходство победителя: – Он сам видел тебя мертвым, он попрощался с тобой и уже поверил. Как же сейчас должно быть больно моему сильному, но нежному альфе, у него ведь, в отличие от отца, есть сердце, способное любить и разрываться от отчаяния! – Как ты мог?! Он ведь твой сын, – про то, что Олег собирается сделать со мной, я пока даже не думал, в голове не укладывалось, как можно было обречь своего ребенка на такие муки? – Конечно, Макс слегка расстроился: в гон особенно обидно, когда омега, которого хотел оттрахать, становится недоступным. Но не переживай за него, я оставил ему парочку телефонов, сегодня ему будет с кем скоротать вечер. Жаль, что у меня не было ничего смертоносного в руках, а взглядом я убивать не умел, иначе он был бы мертв через секунду. Я не поверил ни единому его слову. Макс любит меня и будет любить! Как и я его. Всегда. Всю жизнь. Знал, чувствовал, что бесполезно, но не мог не попробовать: – Олег, пожалуйста, не ради меня, ради него, не надо! Ты же сломаешь его, пожалуйста, давай вернемся домой, я сделаю всё, что ты хочешь, скажу Максу что угодно, скажу, что не люблю его, что истинность была ошибкой. Ему и это будет легче, чем считать, что меня больше нет. Прошу, не заставляй его страдать. Я попытался взять его руки, но он выдернул ладони из моих пальцев и влепил мне еще одну пощечину: – Хватит болтать, Макс забудет о тебе через несколько дней, а у тебя начинается другая жизнь. Вылезай из машины. Я даже не стал сопротивляться, внутри словно что-то сломалось, мне стало все равно, что со мной будет. Да и бесполезно – Олег и так намного сильнее, а мне… мне было очень плохо. Шевелиться было трудно, лицо горело, а руки были ледяными, перед глазами все плыло. Это последствия обмороков или мыслей о том, как сейчас плохо моей паре? Или… Мой организм вновь среагировал на приезд Макса омежьим способом? Точно. Пиздец, я попал! И опять поздно! Сука! Ну что же делать-то, а? Словно окатило водой, и я смог как-то собраться от мысли, что скоро превращусь в полуживотное с одной единственной мыслью о большом члене. Рано поднимать лапки - если силой ничего изменить невозможно, надо подключать ум. Пожалуйста, все омежьи боги, дайте мне еще время! Хотя бы немного, пока голову не поглотил течный дурман. Главное, чтобы моя начинающаяся течка была еще не слишком заметна, надо обмануть Олега и постараться выбраться отсюда. Блин, я даже не знал, откуда мне предстоит выбираться. Ну что ж, значит, узнаю. Я послушно открыл дверцу и вылез из бэнтли наружу. Пусть все выглядит так, как будто я смирился и даже не думаю о сопротивлении. Передо мной был огромный желтый трехэтажный дом – по всему второму этажу шел балкон с белыми колоннами. Красивый особняк, похож на здание какого-нибудь музея в стиле классицизма. Других домов вокруг не видать, высокая ажурная ограда скрывалась в темных деревьях. Скорее всего, Подмосковье, не город. Блять! Свалить будет трудно. Если бы у меня был телефон… – Что это? – Пансион для благородных омег, – хохотнул Олег, пока под локоть вел-тащил меня к ступеням крыльца. Иван остался в машине. Сволочь! Когда-то казалось, что он человек, а он всего лишь бесчувственная пешка. Пока шли, не переставая вертел головой, стараясь углядеть хоть что-то, что поможет понять, где я. Но заметил только укрытые ельником клумбы и около десятка других машин у крыльца: все дорогущие иномарки, по-моему, даже ламборджини дьябло был. Обеспеченный народец здесь собирался. Не успели мы приблизиться к высоченной деревянной с позолоченными узорами двери, как та распахнулась – здоровый альфа, одетый в темно-зеленую ливрею, придержал ее, чтобы мы могли пройти. Ну просто Версаль! Но наличие швейцара меня расстроило: путь наружу будет сложнее, чем я представлял. Внутри обстановка была не менее шикарной, чем снаружи. Широченная мраморная лестница, покрытая красной дорожкой, вела на второй этаж, по бокам стояли светильники в виде двух статуй, призванных, видно, символизировать первых альфу и омегу: в руке у обнаженного омеги было яблоко, которое он протягивал в сторону альфы. Откуда-то слева от лестницы слышался шум голосов и доносились обрывки музыки. Было ощущение, что я еще сплю: так, наверное, выглядели особняки в девятнадцатом веке, где лихие гусары на балах покоряли сердца прекрасных омег. Куда же я попал? Ответ я получил через секунду, когда мы поднялись на второй этаж с обилием закрытых дверей. Навстречу нам прошла обнимающаяся парочка из полуодетого альфы и практически обнаженного омеги, наряженного в тонкие полоски красных кружев. А из-за некоторых дверей слышались стоны и недвусмысленные протяжные крики. Это же, блять, публичный дом! – Ты привез меня в бордель?! – вот, казалось бы, чему я удивлялся после того, как Олег сымитировал мою смерть и лишил собственного сына истинной пары? Понятно уже, что от такого, как генерал, можно ждать любой подлости, но я все равно выпал в осадок. – По-моему, тут тебе самое место, – ответил он и, остановившись, впился поцелуем мне в губы. Все благие намерения обмануть Олега своим спокойствием и внешней покорностью вылетели из головы, я сжал зубы и укусил его за губу. Сильно. С удовольствием чувствуя вкус крови. Удар в живот не дал мне долго наслаждаться местью, но я все равно был доволен, что смог причинить ему хоть маленькую боль. – Это твоя благодарность за оставленную жизнь? – Олег вытер тыльной стороной ладони кровь. – Я ведь могу и передумать, мой глупый омежка. – Мне похуй! – И на папу? Ты решил, что я тебя пугал? Вчера, а казалось, несколько веков назад, генерал пообещал, что убьет моего папу, если рыпнусь против него. Да, тогда я был еще настолько глуп, что решил, он просто запугивал. Сейчас не сомневался – он сказал правду. Я промолчал, только сплюнул на пол слюну с кровью альфы, не хотел, чтобы она была внутри, металлический привкус вызывал тошноту. А на то, что нельзя плевать в помещении, мне было глубоко насрать. С удовольствием бы вообще спалил на хуй весь этот особняк вместе с Олегом! Хлесткая пощечина не заставила себя ждать: – Отвечай, когда я спрашиваю. – Да! Я решил, что ты не до конца ебанутый урод, но ошибся! – Зря, – в глазах Олега появилось какое-то мечтательное выражение, а кулак врезался мне в солнечное сплетение. – Это только начало развлечения, детка. Не дав мне даже восстановить дыхание, Свешников потащил меня дальше по коридору. Множество комнат, как и во сне, вот только Макса тут можно не искать. И он меня искать не будет, думает, что я мертв. Вот честно, хотел быть сильным, хотел держаться, но при мысли, что мой истинный в данный момент оплакивает мою гибель, слезы сами потекли по щекам. – М-м, как же ты пахнешь, мальчик, думаю, несколько дней нам не придется скучать. Ты рад провести со мной еще одну свою течку? Блядский запах! Сраная течка! Всё. Он узнал, почувствовал. Теперь ни на секунду мне не остаться одному. Game over! Ты проиграл, Тимон, ты – лузер! Жалкий неудачник! Слезы перешли в рыдания, и я даже не заметил, как одна из дверей открылась под рукой генерала, и меня впихнули в комнату. – Кто это у нас тут такой хорошенький и такой расстроенный? – глубокий бархатный голос принадлежал явно омеге. – Ну что ты, малыш, не плачь, всё будет хорошо. Чьи-то теплые ладони вытерли мне щеки. Кто это еще? Передо мной стоял высокий стройный омега весь в черном, волосы тоже черные с единственной белой прядью, свисающей со лба. Узкое и хищное лицо было красивым, но каким-то неживым, а глаза… Радужка была абсолютно красная. Такая же, как и кроваво-алые губы на белом лице. – Оле-ег, – пропел омега, – сколько лет, сколько зим. Я уж думал, ты забыл про меня и моих мальчиков! Кого это ты привел в мой скромный садик? – Он побудет у тебя несколько дней, потом заберу. Он мой, ясно? Не вздумай его подложить под кого-то! Неужели Олег решил меня придержать только для себя? Как понял, куда он меня привез, был уверен, что в его планах поставить меня на поток. Стало немного легче. Но только совсем немного. Черноволосый наклонился ко мне, почти уткнувшись мне в лоб своими кровавыми губами: – А мальчик-то перспективный. Ты точно не хочешь немного заработать на нем? Отшатнувшись, я с ненавистью уставился на двуличную гадину. Тот только рассмеялся серебристым смехом: – Смотри, какой звереныш! Так и цапнет! – Липс! С первого раза не понимаешь? Он – мой. И пока мне не надоест, к нему и пальцем никто не притронется. Понял?! – Ой, ну, шучу, шучу, не будь букой! Просто универсальные запахи такая редкость! – Какие? – Олежек, мне ли объяснять тебе, альфе? Разные ароматы вызывают разные чувства. У кого-то может быть аллергия на цветочные запахи, кто-то терпеть не может ваниль или кофе. Но есть универсальные ароматы, которые у всех вызывают приятные ассоциации, например, как у этого маленького дикаря. Почти у каждого с морем связано что-то хорошее: детский отдых с родителями, медовый месяц, курортный роман. Ну, ты понимаешь? Генерал кивнул: – У него не только запах необычный, у него еще характер сволочной и упрямство ненормальное. Присматривай за ним получше, когда я уеду. Они обсуждали меня, словно я был вещью! Кобылой на базаре, которую продают! Или щенком, которого отдают знакомым на передержку: кормить дважды в день и не выгуливать – он пока без прививок. Суки! А этот вампир недоделанный здесь, похоже, и есть главный сутенер! Урод! Он же сам омега! Но я молчал, закусив губу. Чем тише я буду сейчас, тем проще будет потом сбежать, а то ведь с Олега станется еще на цепь меня посадить. А как только сбегу, раздобуду телефон и позвоню папе, предупрежу, чтобы он уезжал из дома. Мы с Максом его потом заберем. Главным было добраться до моего альфы. Ма-акс. Его имя вызвало горячую волну, прокатившуюся от затылка до пяток – гребанная течка вступала в свои права. Держись, Тим, держись! Выпендрежник со странным именем закурил тонкую сигарету в длинном мундштуке и, выдохнув струйку дыма в потолок, продолжил, словно рассуждая: – У меня есть парочка омег с запахами, которые по нраву всем, один пахнет свежей выпечкой, второй осенней листвой. Твой был бы третим. Его бы, конечно, одеть и привести в порядок… Отбоя не будет от желающих, – взглянув на Олега, поспешно исправился. – Нет, так нет, я не настаиваю. Достал маленький позолоченный телефончик и, нажав кнопку, проворковал, не отрывая оценивающего взгляда от меня: – Ко-отик, мне нужно, чтоб ты провел нашего гостя в свободную комнату. И уже Олегу: – А с вами, мон женераль, мы обсудим деловые вопросы. Пребывание на полном пансионе без работы стоит денег. Через минуту огромный шкафообразный альфа нарисовался в комнате. Нихуя себе котик! – Не в свободную. В черную комнату его отведи, – обратился к охраннику, кем еще могла быть эта горилла, Олег. Омега гаденько захихикал: – Вот так сразу, Олежек, да? Не любишь откладывать сладенькое на потом? – Не скучай без меня, я очень скоро приду, – следующие слова генерала уже в мою сторону заставили провалиться сердце в пятки. И в то же время уже знакомая скрученная и отчаянно желающая распрямиться спираль внутри живота однозначно указывала на то, что мне потребуется вся моя сила воли, чтобы не начать его умолять второй раз. Как же я тогда унижался перед ним, когда началась моя первая течка! Сегодня скорее сдохну на самом деле, чем отдамся ему добровольно. "Котик" положил мне руку на плечо, от тяжести ладони я чуть не присел, и подтолкнул меня к выходу. В коридоре еще успел услышать последние слова красноглазого: – А все-таки из твоего оборвыша вышла бы конфетка, если бы ты разрешил! Что ответил Олег, я уже не узнал. Надеюсь, он не разрешил. Конфеткой для генерала становиться абсолютно не хотелось.