Умереть, чтобы выжить

"Черная комната", куда меня втолкнул громила, сам оставшись за дверью, оказалась комнатой пыток. Почему я не был удивлен? Большое помещение – метров тридцать квадратных, а может, и больше, было выдержано в черно-бордовых тонах, видимо, чтобы сразу запугать тех, кто попадет сюда в качестве жертвы. Если бы я оказался здесь вчера, когда "был еще жив", наверное, тоже бы испугался. А теперь, когда для всего мира я стал мертвым, чего бояться? Что Олег убьет меня на самом деле? Он может. Но страшно от этого не было. Больше пугали не решетки и развешанные плетки, не свисающие с потолка железные цепи с кандалами на концах, а большая кровать в центре комнаты, накрытая черным бархатным покрывалом, на которую я и уселся - больше сидеть все равно было не на чем. Интересно, сколько омег на ней кричали под альфами? Сколько тел извивалось в сексуальных играх? Горячие, потные, пахнущие страстью... Бля, как же мне сейчас нужен член! Любой член, который сможет... Нет, это надо не мне, только телу! Все, Тим, давай, соберись. Вдох. Выдох. Ты человек, а не животное. Смогу ли я победить в себе омегу? Что окажется сильнее: разум и чувства к Максиму или это блядское желание трахаться до потери человеческого облика? Я смогу себя контролировать. Смогу, если буду помнить про Макса. Макс. Макс. Где я читал: "Повторяй это имя, наборщик, пока не кончится страница"*? Не помню. Но сейчас мне хотелось повторять, как заведенному, имя моего единственного, словно заклинание, которое может избавить от безумия течки. Когда через пару минут в дверь вошел Олег, я уже выровнял дыхание, и только сухость во рту и влажность в другом месте не поддавались мысленным приказам. – Что, детка, извелся? Хочешь большой член в задницу, а, сучка? – Нет! – Не верю, – он рассмеялся, подходя вплотную. – Помнишь наш первый раз? Мне тогда понравилось, как ты просил себя выебать, и сегодня я намерен это повторить. – Не дождешься! – от попыток не дышать полной грудью, чтобы не чувствовать запах альфы – отвратительный, но все равно зовущий отдаться, слова выходили резко и отрывисто. – А весь твой вид говорит обратное, – рука коснулась скулы мимолетным движением, словно расколов мою голову напополам от противоречивых желаний прижаться губами к мозолистой ладони и впиться зубами в ненавистные пальцы. – У меня только один альфа, и это – не ты! Я люблю Макса! – Вставай! – голос стал резким и холодным, на меня повеяло металлом. – Пора выбить из тебя эту дурь! Напугал, сука, ежа голой жопой! Хрен тебе, не пошевелюсь! Поняв, что послушания не дождется, Олег буквально вытряхнул меня из одежды, и через полминуты мои запястья были в широких металлических браслетах, крепящихся к свисающим с потолочных балок цепям. Я не мог встать нормально, приходилось держаться на цыпочках, чтобы не висеть на вытянутых руках. Шлепок лег на задницу: – Вот так ты мне нравишься. Скоро ты признаешь, что Макс тебе не нужен. – Пососи мой хуй! – напрягся в ожидании удара, но генерал лишь расхохотался. – Безумству храбрых поем мы песню*! Тебе будет больно сейчас, очень больно, но ты сможешь в любой момент прекратить боль. Не многим я давал такую возможность. А точнее, никому раньше. Тебе надо только сказать, что полностью принадлежишь мне, а истинность - полная хуйня, и к Максу ты ничего не испытываешь, и я перестану. Видишь, как просто? – Я никогда этого не скажу! – Скажешь. Обещаю. И я заставлю тебя повторять это каждый раз, когда буду навещать тебя. Пока не поверишь в это сам. Это из-за него ты здесь, не забывай! Олег отошел, через голову снял пуловер вместе с рубашкой, швырнул его на кровать и взял с какой-то херни, напоминающей верстак, длинную металлическую цепочку толщиной с мизинец. Раскрутил ее движением пальцев, отчего та превратилась в сверкающий диск, и резким движением дернул в мою сторону кистью. – А-агрх, – я подавился криком, живот перечеркнула мгновенная острая боль. – Посмотрим, насколько тебя хватит. Цепочка начала вращение, но момент удара я вновь пропустил, только почувствовал, как по ребрам пробежал жидкий огонь. Еще раз по животу, затем по спине. Генерал плавно кружил вокруг меня, заставляя металл тонко петь в воздухе. Омерзительный звук! Несколько ударов я еще смотрел, как серебряный круг распрямляется в длинную узкую молнию, но очень быстро прекратил попытки подготовиться к очередному удару и, прикусив нижнюю губу, закрыл глаза в надежде уйти от действительности. Олег никогда не услышит тех слов, что ждал. Моя любовь - единственное, что давало стимул жить дальше. Я не предам Макса, не откажусь от него. Очередной прочерк по телу ледяного, но обжигающего железа вырвал крик. Облизнув губы, ощутил на языке солоноватый привкус крови. Зачем она нужна? Радовать Олега своим видом? Такая же бессмысленная, как моя жизнь сейчас, в данный момент не стоящая ничего. Так хотелось почувствовать на губах не собственную кровь, а кисло-сладкий сок мандарина. Ощутить аромат хвои, сладостное томление праздника, теплоту нового витка жизни. Но вместо всего этого пустота. И боль. Наверное, на спине и груди не осталось уже живого места, но в этот раз генерал просчитался - он никогда не сможет сделать мне больнее, чем уже сделал, отняв у меня мою любовь, мое единственно возможное счастье. Как ни странно, он только помог мне избавиться от течной горячки, болезненный жар в теле заменила просто чистая боль. Искрящаяся, как шампанское в бокале, миллиардами пузырьков под кожей. Только боль и ничего больше. – Открой глаза, или веки срежу! – не голос, рык голодного зверя. Мне должно было быть уже все равно, но почему-то я раскрыл глаза. Еще на что-то надеясь? Или чтобы взглянуть на того, кто сейчас стоял напротив? Мощные плечи и грудь блестят от пота, в свете люстры отливая медью. У него все из металла. И сердце, если оно есть, тоже. Неужели я когда-то думал, что люблю этого... эту тварь? Как слеп я был. Как жалок. Тянулся к нему, а зачем? Всё мои страхи и глупость. Максим. Самый лучший альфа, мой альфа! Я искал его все это время, сам того не понимая. Терпел отца, когда мне нужен был сын. Ох, Макс... Олег отложил цепочку и взял в руки какую-то острую штуку, похожую на шило. Снова металл, он так предсказуем! Мне хотелось засмеяться, но вышел только хрип. – Не хочешь ничего сказать? – огромные расширенные зрачки почти скрывали камуфляжную радужку, но я, глядя в глаза Олега, видел не его. А вспоминал наш поцелуй с Максом в лифте. Такой сладкий, такой нужный. Но сейчас Макса нет в моей жизни. Так же нет и меня в его. Я умер для всех. Единственный, для кого я продолжал своё жалкое существование, так это генерал. Но для него жить не хотелось. И говорить с ним тоже. И я начал говорить с Максом. Макс. Максим. Твои губы обветренные, шероховатые, но такие нежные. Ты стер плохое, намереваясь нарисо­вать новое, но не успел. Прости меня, прости... Чувствую, как тебе сейчас трудно. Наверное, я бы не смог жить, зная, что тебя больше нет. Что бы я сделал? Не знаю. Спрыгнул бы с моста, смывая воспоминания холодной водой реки. Повесился, лишая себя не­нужного без твоего аромата кислорода. Вскрыл вены, выпуская наружу кровь, освобождая разбитое сердце от работы. Похоже, твой отец готов меня убить, мне кажется, я не выйду из этой комна­ты живым. Он не остановится, пока не услышит то, что хочет, а я никогда не произнесу, что ты мне не нужен. Я не смогу жить без тебя. Это не жизнь, а существование, пус­тая трата ресурсов тела, без смысла, без цели. А что происходит со мной, как не бессмысленное доживание? Меня используют как резиновую куклу. Сейчас для битья, потом для секса. Ненавижу его. Я ненавижу твоего отца. Вот об этом я готов не говорить, а кричать, но не трачу силы, их и так почти не осталось. Вы столь яркое отрицание этой дурацкой поговорки: "От осинки не ро­дятся апельсинки". О нет, ты родился, мой солнечный возлюбленный, на по­ганом иудином дереве. Макс... Облизнул губы ещё раз. Крови уже нет, теперь я чувствовал горькую солёную жидкость, неужели плачу? Во мне остались ещё силы на это бес­смысленное занятие? Как все глупо, Макс. Ты, наверное, пьешь сейчас, наверня­ка уже забит под завязку алкоголем в попытке забыть, затуманить свой разум, заглу­шить боль, которая не слабее моей. Ох, как хочу, чтобы ты не пил. Не надо. Я не стою того, чтобы ты губил свою жизнь. Твою прекрасную жизнь. Прошу, Макс, только живи! Даже без меня. Найди какого-нибудь омегу, хуй с ним, пусть это будет провонявший розами Валя, спи с ним, проводи с ним каникулы и отпуска. Делай все что угодно, Макс, но только не губи себя... С кем я говорю? Ты все равно меня не услышишь... Острый конец толстой иглы проник внутрь. Слышно, как тихо хрустит, разрываясь, кожа. Казалось, острие двигалось прямо в сер­дце. Как же больно! Боль свела с ума, ослепила, оглушила, выключила все органы чувств, кроме осязания, заменила собой весь мир. Нет ничего – только боль в каждой клетке тела. Нет сил больше терпеть, это должно прекратиться. Генерал заметил, как пошевелились мои губы, и прервался в ожидании слов. Прости меня, Макс.

***

Мальчишка открыл губы и, еле слышно выдохнув: "Ма-акс, люблю", потерял сознание. – Снова обморок?! Вот ублюдок малолетний! – Олег в ярости смотрел на безвольно повисшего на цепях Тимура, мелкий и слабый сопляк оказался на удивление упорным. Это приводило в бешенство, хотелось воткнуть блестящий стилет до упора в грудину и провернуть пару раз. "Может, пацан этого и добивался? Хотел раз и навсегда выйти из-под моего контроля? Ну уж нет, такого я ему не позволю, – альфа резко выдернул узкое лезвие, погруженное на сантиметр между ребер, и отшвырнул в сторону бесполезную железку. - "Не так быстро. Он умрет, когда я решу, не раньше. И будет умирать долго". Но все-таки не выдержал и еще пару раз от злости ударил Тима кулаком в живот, заставляя тело дергаться, но не вызывая уже никакой реакции – малец сбежал в беспамятство. Резко расстегнув металлические оковы на руках, генерал подхватил рухнувшего омегу и швырнул спиной на ковер. Пальцы скользили по крови на ребрах, и удерживать его было тяжело, да и незачем, нежности гаденыш не заслужил. Глядя на обнаженное и окровавленное тело у своих ног, Свешников почувствовал дикое неконтролируемое возбуждение, требующее скорейшего выхода. Запах свежей крови, смешавшись с ароматом моря, создавал фантастический коктейль, будоражащий самые потайные желания в груди альфы. "Я точно был пиратом в прошлой жизни", – с кривой усмешкой на губах решил Олег, слегка успокоившись и расстегнув заляпанные кровавыми брызгами брюки. Он не боялся испачкаться, наоборот, ему хотелось ощутить на себе, всем телом, горячую юношескую кровь, что продолжала сочиться из порванной цепью кожи на животе и течь тонкой струйкой из колотой раны на груди. И неважно, что сейчас Тим был просто телом, он оставался красивым и сексуальным, источающим заманчивый, манящий аромат. А разводы крови на стройной фигуре лишь сильнее воспламеняли острое животное желание. Опустив пальцы в красную жидкость, генерал размазал теплую кровь по стоящему члену, раздвинул омеге ноги и, приподняв тому бедра, толкнулся в соблазнительное розово-коричневое колечко, погружаясь в мягкое и упругое нутро. Течка сделала свое дело, и внутри было восхитительно влажно, несмотря на то, что последний час Тим явно не был возбужден. Олег застонал от удовольствия, продолжая то вставлять до конца, то почти полностью вынимать член из упругого плена мышц. Черноволосая голова от движений моталась, как маятник, по ковролину, укрывающему пол, глаза мальчика были закрыты, а рот, наоборот, приоткрылся, словно еще звучали в нем последние сказанные слова. Кровь, выступавшая на спине, быстро впитывалась в темно-бордовый ворс. Сейчас, когда генерал перестал сдерживать свою природу, секс доставлял ему особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, и даже безучастность партнера не помешала испытать мощный феерический оргазм. Была даже мысль закончить сцепкой, но перспектива провести около получаса в обнимку с бесчувственным телом отрезвила. Вынув буквально в последний момент член, Олег забрызгал спермой впалый живот и выступающие под кожей ребра, покрытые ссадинами и кровавыми подтеками, добавив белесую жидкость к красной. Мужчина кончиками пальцев смешал сперму и кровь в розоватую массу, вытерев её о приоткрытые губы Тима: – В следующий раз ты будешь в сознании, сучка, тебе не удастся больше обмануть меня! В голове была пустота и легкость, но Свешников уже пришел в себя и мыслил четко. Подняв испорченные брюки с пола и обтерев о них ладони, он достал из кармана телефон. – Ваня, поднимись в черную, захвати мне чистые шмотки, – в багажнике машины всегда лежала пара запасных комплектов одежды, военная жизнь далеко не всегда предсказуема даже на высоких постах, – и скажи Липсу, пусть позовет врача для мальчишки. Я буду в душе. Посмотрев еще раз на валяющегося в беспамятстве Тима, генерал скривился – неприятно было признавать свое поражение от омеги. Но ничего, проиграна только первая битва, но не война. В том, что мальчишка очень скоро капитулирует и будет послушно выполнять любые приказы, Олег не сомневался.