ГОРИЗОНТ

             — И чем ты тут занимаешься? — сурово поинтересовался Ангел, встав на пороге сарая.       Эльф не сразу оглянулся. Судя по тени, заслонившей лунный свет, Хранитель у монашка оказался могучего телосложения.       Эльф закончил заплетать косичку, завязал бантик. Погладил меланхолично жующую козу по рогатой голове.       И только потом повернулся. Чтобы встретить врага лицом к лицу.       Оба несколько мгновений молча мерили друг друга взглядами.       Эльф, местное вырождающееся божество, был невысок росточком. Прямо скажем — мелок. От ночной вазы два дюйма сверху. Ушки остренькие на кончиках, но в лохматой шевелюре не слишком-то и заметно, что лопоухие. Личико миленькое, курносое, лупоглазое. Было бы симпатичное, если бы не презрительно поджатые губки. Одет был в зеленую одежку, на ногах сапожки с пряжками и на каблучках, красный колпак на макушке.       Ангел оказался высок и красив, как все ангелы. Блондин с широкими плечами. Мускулы играли на руках. В локте толще, чем эльф в талии. Солнечные кудри вольно рассыпались по плечам, по длинному до пят плащу, собранному вокруг ворота под брошку в живописные складки. Под плащом виднелась зеркального блеска кираса с золотистым отливом. Под кирасой — белоснежная туника, будто светящаяся в лунном сиянии, подхваченная самоцветным поясом. На ногах сандалии с золотыми ремешками, оплетающими ноги до колен.       Не просто создание, сотканное из божественного Света, но могучее существо, на время сотворившее себе плоть, облекшееся в грубую материю, свойственную грешной жизни — чтобы биться с низшими созданиями Тьмы во имя защиты своего подопечного.       — Какой-то ты мелкий, — изрек Ангел.       — А ты верзила, — парировал Эльф. — Где твои крылья?       — Я не обязан ко всякой мелюзге являться в парадном виде, — заявил Ангел.       — А где твои штаны? — прищурился Эльф. — У вашей братии штаны только к крыльям прилагаются?       — Не твоя забота, — нахмурился Ангел.       — Моя! — возразил Эльф. — Вот ты сейчас шагнешь ко мне — а погляди, какой я маленький! Мне ж с высоты моего роста тебе под ночнушку заглядывать не очень-то и хочется.       Ангел слегка смутился, поджал губы. Машинально пригладил ладонью драпированный подол туники, едва прикрывающий колени.       — Мне жалоба на тебя поступила! — сказал Ангел.       — Не на меня, — заявил Эльф. — На неких бесов. Как видишь, я не бес.       — По описанию злодеяний ты подходишь идеально. И застигнут на месте преступ…       Эльф перебил:       — …мелкого хулиганства!       — Ты признаёшься? — выгнул бровь Ангел.       — Неа! — осклабился пакостник, показав крошечные, но острые клычки.       Малявка спрыгнул с ларя, с крышки которого только и мог дотянуться до козьей холки. Просеменив к дверям, шмыгнул мимо Ангела. Тот развернулся на пороге в недоумении, сложил руки на груди.       Эльф оглянулся, поманил пальчиком выйти на середину двора.       Когда Ангел послушался и встал перед ним в лунном свете, непоколебимый, словно глыба золота, Эльф принял боевую стойку, кулачки стиснул:       — Давай драться!       — Что? — изумился наглости оппонента Ангел.       — Я буду биться за свои интересы! — решительно заявил Эльф. — Я тут не на птичьих правах живу! Я — потомок древних божеств, народ издавна нам поклоняется! Да, хулиганю! А что еще остается? На чем сердцу отыграться? Тыщу лет жил в лесу, сам себе бог и хозяин! Пока юнец этот не заявился. Крестит тут всё через шаг — и ходи потом спотыкайся на ровном месте? Терпи произвол?! Нет уж!!       И с кулаками кинулся бузить коленку противника.       — Не кипятись, — призвал к благоразумию Ангел. — Я ж тебя сандалией раздавлю.       — А ты попробуй! — крикнул Эльф. В лихом прыжке лягнул противника в живот!       Ответом был глухой стук от кирасы и собственное шипение малявки, по глупости отшибившего ступню.       — Твой Бог прогнал нас с большинства исконных земель! — не унимался коротышка. Попрыгал на одной ноге — и снова ринулся в атаку. — Только эта деревушка осталась, где люди в нас еще верят, распоследняя! А ведь раньше нам даже жертвы приносили человеческие! В лютые зимы на елях кровавые кишки гирляндами развешивали, чтобы нас задобрить!       — Да что ты говоришь? — ухмыльнулся Ангел. Схватил мелюзгу за шиворот, поднял повыше, чтобы не прыгал на сандалиях, пытаясь отдавить ему пальцы на ногах.       — А ты не радуйся! Можешь в протокол не записывать! — Вися, Эльф извернулся и врезал Ангелу по скульптурному носу. Охнув, верзила отпустил мелкого пакостника. — Давно это было, срок иска истек, я точно знаю, иначе не болтал бы.       Отскочив, Эльф смахнул ладошкой пот со лба. Не мудрено, что утомился — при такой-то разнице в размерах!       — Уф… Так ты будешь драться или как? — сердито спросил Эльф.       — С тобой? — хмыкнул Небесный посланец, только развеселившись от «побоев». Нос был в порядке, охнул Ангел скорее от неожиданности.       — Нет, значит? Ну, как хочешь.       Эльф встряхнулся… и, впитав окутавший его лунный свет, вытянулся до нормальных человеческих размеров — преобразился в статного, стройного юношу. Разве только пониже ростом, чем сам божественный вестник. И не такой мускулистый.       Ангел прищурился. На немой вопрос Эльф буркнул:       — Я что ж, дурак, чтобы в своем истинном виде лезть в драку? Ведь ты бы тогда не ржал надо мной, а просто врезал бы в ответ.       Ангел промолчал. В знак согласия.       — Ну что? — мотнул головой Эльф. — Идем, выпьем за знакомство?       — Учти, не стоит пытаться меня разжалобить или подбить на должностное преступление, — предупредил Ангел.       — Да знаю я вас, зануд, — отмахнулся Эльф. — Считай это просто попыткой завязать мирные переговоры. Давай, светлый дух, сгущайся во плоти до человеческого состояния. Эль у меня вкусный, не пожалеешь! У человеческого старосты упёр, тот на свадьбу дочери хранил, да она у него шлюшка оказалась. Так что обойдутся.       Ангел отказываться не стал.       Эль распили на сеновале.       Любуясь лунным светом.       Закусывали нарезанными на дольки кислыми яблоками и свистнутыми у того же старосты жаренными в масле пирожками.       — …Это ведь ты — дух бесплотный! — жаловался Эльф на свою долю, спутав «мирные переговоры» с исповедью. Но Ангел, впрочем, его излияния не обрывал. — А я — очень даже плотный!       — И чистоплотный? — хмыкнул Ангел. — То-то всё по хозяйству помогаешь!       — Да! — тряхнул локонами собутыльник. — Я тут тружусь, убираюсь, за животиной слежу! А этот?! Тьфу! Только мешает. Да не сбивай ты! — Хотя Ангел не проронил ни единого лишнего слова. — Я что сказать-то хотел? Я ведь чего взъярился-то?.. ярюсь-то… Я в бешенстве! У меня ведь сейчас самый возраст пошел, что только о размножении все помыслы!       — О как? — изумился Ангел.       — Да!       Чокнулись, выпили за любовь.       — Мы ведь не как вы! — продолжал развивать тему Эльф. — Это вам ни черта от жизни не надо! Вы — духи, сотканные из божественного света. У вас ни желаний, ни целей личных быть не может.       Ангел снова хмыкнул. Глаза отвел, губы сердито сжав. И сам потянулся за бутылкой, налить еще. Конечно! Он же Вестник Божий. Никто. Пустое место с грузом обязанностей. Все его молитвами вызывают, все чего-то требуют, дергают. Какие у него могут быть собственные желания? У него даже прав на желания быть не может. Ангел обязан быть милосердным! А откуда тепло душевное взять, если ему самому никто даже не посочувствует? Нету у него никого, кто выслушал бы, ободрил, приласкал! Только и есть в жизни — служба, долг, обязанность...       Выпили еще. Без тоста. Не чокаясь керамическими стопками.       — А мы? — разглагольствовал Эльф, блестя в полумраке обиженными очами. — У нас ведь всё, как у людей! Ну, почти. Да, живем мы дольше. Но тоже умираем ведь! Особенно если нас чмырить и не почитать. И как нормальные люди — заводим семьи, женимся, детишек рожаем. А теперь что?       — Что? — спросил Ангел, думая о собственной доле. Хорошо этим эльфам — у них хотя бы женщины есть! А у них, у Небесной братии? То-то и оно…       — Племя наше вымирает! — трагично провозгласил Эльф. — Мало твой брат нас вытеснил с континента! Ангелы, монахи! Ве-ру-ю-щие! Тьфу!! Бесами нас объявили! Нас?! Так теперь и сюда добрались, эти ваши проповедники! И вот этот — заноза!.. Он ведь, зараза, мою наследную землю занял, понимаешь? Здесь я должен был свой собственный дом построить! И жену себе пригласить.       — Да ты что? — хмыкнул Ангел. Семья, жена, дети… Да этим эльфам можно только позавидовать. А он еще жалуется! Попробовал бы помотаться по небу век-другой. Ни кола, ни двора, ни перспектив личного счастья!       — Да к бесам дом… — горько махнул рукой Эльф. Весь пыл его как-то вдруг остыл, куда-то улетучился, обездоленный божок сдулся и поник головой. — Всё равно мне некого в жены звать. У нас в племени, понимаешь, из незамужних только моя троюродная тетка и осталась. Она мне в бабки годится. И то — незамужняя, потому что до сих пор возлюбленного ждет, который уплыл с приятелями на чужбину, да там и сгинул. Не то убили его за разбой, то ли там остался, семью завел, черт знает… Мне даже влюбиться не в кого, понимаешь?       Эльф закручинился.       Еще выпили, горе утопить.       — А я… — вздохнул Эльф. — Так любви хочу, что вот прямо всё жжется изнутри, понимаешь?       Он поймал руку собутыльника и прижал ладонью к своему сердцу. Хоть грудь Эльфа и была плоской, собутыльник покраснел. Но руку выдергивать из крепкой хватки постеснялся, чтобы не показать себя совсем уж целомудренным простаком.       — Потому и отвожу душу, над этим издеваясь, — продолжил Эльф, мотнув головой куда-то в сторону, имея в виду монашка. Вздохнул безнадежно: — Да нет, ты ж не понимаешь, куда тебе.       — И верно, откуда ж мне знать? — хмыкнул Ангел. Вернул наконец-то свою руку, которую Эльф успел в расстроенных чувствах погреть в ладошках, потискать в задумчивости.       — У тебя и тела-то нет постоянного, плотского… — с безграничным унынием продолжал Эльф.       — Как это нет? — выгнул бровь Ангел. — А чем по-твоему я сейчас пью?       — Кто ты? Облачко света! Порхаешь беззаботно в Небесах… — не сразу услышал Эльф, сквозь винные пары дошло через мгновение другое: — А? Так это у тебя временное. Только и годиться разве, чтобы пить. И то — могу поспорить, пьешь ты нечасто. А как пирожки усвоятся — так и опять станешь не гуще тумана. Верно ведь?       Ангел вновь покраснел — мелкий паршивец попал в точку. Человеческую грубую пищу ангельская братия не имела привычки вкушать. Хмельные напитки употребляли того реже. Сказать прямо, нынче Небесный Вестник согрешил винопитием в первый раз за всё свое существование. И сдается, в последний. Оставалось надеяться, что вышестоящий архистратиг поверит рапорту, будто сделал он это исключительно ради познавательных целей, чтобы лучше понимать смертных грешников.       — Тебе неведомо, что такое страсть! — продолжал сокрушаться Эльф. — Никогда не уразумеешь, как могут две души тянуться друг к другу. Как могут тела сливаться в едином порыве!..       Расчувствовавшись, лесной оболтус повис на собутыльнике, обнял за шею руками, засопел горячо в ухо, в шею.       — Кое-кто из нашей братии вкусил любовь со смертными девами. Даже ты наверняка слышал, что из этого получилось, — хмуро напомнил Ангел. — Они стали Павшими.       Хотел оторвать от себя парнишку… Нет, рука-то поднялась. Но, ощутив худенькое стройное тело, погладив ладонью спину… Как-то жалко его сделалось. Ничего же в этом дурного нет, в самом деле? Ну, поговорят по душам, утешит заблудшего…       — Так то ж — с человеческими девами! — пробормотал Эльф, зарывшись носом в золотые локоны. — А я — не человек. Наше племя вообще вашим заповедям не подчиняется, сам знаешь. Нет над нами власти твоего Бога. Поэтому не волнуйся, я не согрешу. Следовательно — не согрешишь и ты, если сейчас…       Эльф мазнул сухими, горячими губами по шее, по щеке — по шелковистой коже, немедленно отозвавшейся мурашками. Небесный Вестник редко облачался в тело из человеческой плоти, оказавшееся СЛИШКОМ чувствительным. Тем более нежная кожа не знала ПОДОБНЫХ прикосновений.       — Что тебе взбрело?.. — ошарашено прошептал Ангел, теряясь в незнакомых ощущениях, пьянящих крепче вина.       — Не бойся, — выдохнул Эльф. — Ты же пришел сюда спасти своего монашка? Вот и спасай. Иначе я не знаю, что с ним сделаю… Нет, знаю. Но вот вопрос — как именно…       Эльф поцеловал его. Придержал затылок, зарывшись пальцами в локоны, чуть надавил, чтобы не отстранился. Припал губами к приоткрывшимся в удивлении губам. Сладко. Тепло. Нежно, не торопясь… Вкусно.       Небесный Вестник не мог прийти в себя. От странности происходящего. От нахлынувшего опьянения — он пьян ощущениями?..       Но Эльф сам его отпустил. Первым разомкнул поцелуй. И с ожиданием и томлением всмотрелся своими хмельными очами в широко распахнутые глаза Небесного Посланника.       — Не поэтому ты здесь околачиваешься, — хрипловато сказал Ангел. Однако отталкивать не думал. — Напраслину на монашка возвёл, будто он твою землю занял. Тебя из общины выгнали? Поэтому и не женат до сих пор — ни одна семья за тебя дочь не отдаст. Потому что тебе не дочери нужны.       — А чего ты от меня ждал? — ухмыльнулся Эльф, прикрыв мерцающие очи ресницами. — Я результат вырождения и упадка. Уж какой есть. Не проповедуй! Лучше возлюби, как самого ближнего. Покажи мне свой Огненный Клинок. Или у тебя Наказующий Жезл? Пронзи меня своим Оружием! Посади на Кол, чтобы я закричал в голос!..       — Ты что мелешь? — нахмурился Ангел. — От вина вдруг поплохело? Мутит? Тебе дурно?       Он подхватил Эльфа в крепкие объятия, возомнив, будто тот сейчас упадет в обморок и поэтому несёт несусветный бред — и встряхнул с силой, чтобы пришел в себя…       Эльф негромко рассмеялся. Провел рукой по золотым волосам, пропустил длинные, упругие кудри сквозь пальцы:       — И впрямь — что я несу? Ты же невинен, как агнец… Прости. Я покажу тебе чертоги земного рая. Разрешишь? Позволь, я посвящу тебя?       И так как Небесный Посланец только хлопал глазами в ответ и не думал возражать — Эльф взял процесс соблазнения в свои руки. Проще говоря: беспардонно залез шаловливыми руками под подол туники, отвлекая внимание жарким, бесстыдным поцелуем.       Ангел не противился собственному грехопадению… Ведь это нельзя считать грехопадением? Он очень на это надеялся. Ушастый соблазнитель прав — начальство Небесного Воинства не узнает, что здесь произошло… произойдет… происходит. Прямо сейчас. Эльф — не человеческое существо. Не невинная смертная дева. Поэтому Ангел не станет Падшим из-за одной ночи. Но вкусит Плод Познания, что позволит ему лучше понимать подопечных и их страсти…       — Ты такой отзывчивый, — шептал искуситель, нежно уложив податливое тело на шуршащее, душистое сено.       Ангел не мог ничего сказать. Говорить было нечего. Грудь, освобожденная от сверкающей кирасы, вздымалась от рваного дыхания. Он не понимал, что с ним происходит. И с безграничным изумлением следил за действиями соблазнителя. И еще внимательнее — за реакцией собственного тела. Отчего он вздрагивает от каждого мимолетного прикосновения? Ведь это всего лишь прикосновения. Отчего в груди тесно от каждого поцелуя? Ведь это всего лишь губы на его коже. Всего лишь горячий язык выводит узоры на кубиках его торса. На его животе. Всего лишь легкие засосы — почему они горят огнем на его сосках и вокруг пупка? Почему поглаживающие ладони, скользящие по его ребрам, по бокам, по бедрам — почему Эльф его трогает, и тело послушно выгибается в ответ? По коже бегут искры, словно в тумане предгрозовых туч летаешь? Почему не щекотно — но сладко? И томно. И хочется бОльшего — до звона в ушах хочется!..       — Вам вправду неведом стыд? — вдохновлялся всё больше, всё больше смелел Эльф. — Впрямь, с таким прекрасным телом нечего стыдиться. Ты идеален.       — Это тело — лишь тень моего существа, созданное по моему желанию… — пробормотал Ангел, позволяя снять с себя набедренную повязку.       Всё-таки, против ожиданий Эльфа, под туникой оказалось кое-какое белье — летать среди ветров с развевающимся подолом даже в невоплощенном виде было малоприятно. Сандалии же остались на ногах — слишком долго в ремешках путаться.       — Представить себе не могу, насколько ты восхитителен в своём истинном обличии! — приговаривал ушастый искуситель, расправляя под Ангелом его же плащ, чтобы острые соломинки не кололись и не отвлекали от главного действия. — Но мне и тебя такого много. Слишком много для счастья. Никогда бы не подумал… Сам себе не верю… Ты точно согласен? — спросил еще раз, с опасением, что соблазняемый может вдруг передумать. Или что это всё ему грезится?       Улыбнувшись, Ангел приподнялся на локтях — и поцеловал в губы. Нежно. Трепетно. Сам. Впервые.       Эльф потянулся вслед за поцелуем, когда любовник улегся обратно на шуршащее ложе. Соблазнитель или соблазненный? Эльф сам потерялся в этом поцелуе…       Однако не настолько потерялся, чтобы бездействовать. Нависнув над Ангелом, не разрывая связи ласкающих губ и исследующих языков, Эльф пристроил ладони любовника себе на талию — и Ангел послушно сжал его костлявые бока, помогая усесться на себя верхом, растопырив колени.       Эльф коротко застонал и выпрямился, откинув голову назад, насадившись на ангельское орудие.       — Постой! Тебе больно?! — испугался Ангел. Удерживая за пояс, приподнял любовника над собой, пытаясь освободить от болезненного проникновения.       Но Эльф, мягко улыбнувшись, невзирая на блеснувшие на ресницах слезы, положил ладонь ему на грудь:       — Смертная любовь всегда смешана с болью. Ты не знал? От этого она только слаще.       — Но… — растерялся Ангел. — Ты именно этого хотел?       Эльф кивнул.       — Тогда… — сглотнул Небесный Посланец. — Я могу чем-то облегчить? Ты только скажи… Я не хочу так! Не хочу, чтобы тебе было больно! Это неправильная любовь!       Чтобы в смятении Ангел не трепыхался под ним, Эльф приложил ему палец к губам:       — Ш-шш… Сейчас ты всё поймешь сам. Будь терпелив.       И Ангел, чутко прислушиваясь к его ощущениям, выполнил всё, о чем просил его соблазнитель. И то, о чем тот даже не заикнулся. Ибо очень скоро Эльф слова вымолвить не мог — только сладко постанывал и шумно дышал.       Сильные пальцы нежно сжимали его плоть. И кулак двигался именно так, как Эльфу было нужно.       Они поменялись местами — теперь на смятом плаще, распрощавшемся со своими идеальными драпировками, раскинулся сам Эльф. Ангел же, широко расставив колени, закинув ногу любовника себе на плечо. Он плавно вторгался в распаленное тело, глубоко и именно так, как было нужно. И плавно выходил, почти до конца, заставляя стонать в голос и умолять немедленно вернуться. И он возвращался, рассылая по всему существу изгибающегося под ним Эльфа ослепляющие искры, разряды молний, волны света, яркие всполохи удовольствия… Возвращался, чтобы, не останавливаясь, снова заскользить обратно, чтобы снова втолкнуться вглубь, чтобы снова назад, чтобы снова вглубь…       — Быстрее… — шептал Эльф, обнимая его стройными ногами, подставляясь ближе, раскрываясь больше, чтобы почувствовать еще глубже, чтобы искры обдали не только нутро, но добрались до сердца, рассыпались водопадом по раскрывшей крылья душе… Если, конечно, у языческого божества вообще есть душа?.. — Быстрее! Пожалуйста, быстрее!.. Пожа-а… А! Быс-с… ах… ха… еще… Ещё!! Ещё!!!       Посланник Небес чувствовал его наслаждение. Накладываясь на собственное неизведанное доселе удовольствие — наслаждение единения не просто пьянило. В это мгновение казалось, что благодать Райских Врат воссияла на них обоих. Кощунство, но больше сравнить не с чем. Более яркого счастья Ангел до этой ночи не испытывал. И всё — из-за плоти, подобной телу смертных. Неужели прав был Создатель, сотворив людишек «по образу и подобию своему»? Чтобы они вообще могли понять, что такое «райское блаженство»? Хотя бы таким способом? Неужели Творец одарил этих неразумных существ источником столь восхитительного наслаждения? Неужели из-за этого наслаждения люди и теряют разум? Совращают невинных, изменяют избранным супругам — ищут этой замены небесной благодати любым путем? Нет, не может быть… Люди по неразумению своему извратили божий дар? Иначе быть не может. Такое блаженство дано не для грехопадения. Оно — для очищения души от скверны бытия. Пламя страсти не может быть грешным. Люди сделали его таким. Оно — для того, чтобы в обожженных, очищенных огнем страсти сердцах разгорелась любовь. Истинная любовь, которая послужит опорой для жизни, источником силы для рождения потомства, усладой в трудностях и заботах бытия, утешением ничтожно короткого срока смертной жизни…       — О чем задумался? — с улыбкой спросил Эльф, перебирая золотые кудри.       Ангел в изнеможении лежал на нем, придавив всем немаленьким весом. Золотые волосы, рассыпавшись в беспорядке, укрыли их обоих, наполнили чердак сиянием Райских Чертогов.       Эльф улыбался, не помышляя избавиться от тяжести накрывшего его тела. Он не хотел думать о том, что будет дальше. Этот момент был сладок. Не было сил думать, что вот сейчас его любовник встанет и уйдет… Как же хотелось, чтобы эта минута длилась вечность!       — Благодарю, — глухо произнес Ангел. — Ты показал мне неизведанное.       — Что теперь? — спросил Эльф. Губы его по-прежнему улыбались, но в глазах теперь светилась печаль. Сердце щемило от неизбежности. — Будешь меня изгонять?       — Тебе есть, куда идти? — уточнил Небесный Посланец.       Эльф покачал головой. Но осознав, что любовник, задумчиво уткнувшийся губами в его плечо, в лицо ему не смотрит, сказал вслух:       — Нет. Если я останусь здесь, монашек снова станет жаловаться на меня вашему Господу. Поэтому будет лучше, если ты меня просто уничтожишь. Развей в пыль по ветру. Я согласен. Теперь я приму это с радостью. От тебя. Всё лучше, чем снова маяться… — Он осёкся, проглотил жалобное «в одиночку». Поправился: — Не хочу видеть, как наше племя вымрет окончательно. Не хочу быть последним и прятаться от вашего Бога веками, до скончания своих дней.       — Ты не пробовал соблазнить человека? — перебил его Ангел.       Эльф удивился вопросу. Но покорно ответил:       — Такого греха за мной не числится, не волнуйся. Люди не могут меня видеть. А приставать невидимкой… Брр! Мне самому вряд ли понравилось бы вдруг ощутить, как ко мне в штаны лезут невидимые руки. Любой сразу убежит без оглядки. Если только связать? Нет. Это насилие. Такие утехи не по мне. Только дети способны увидеть меня, и то лишь в виде коротышки. Я не настолько извращен, чтобы искать подобной связи, это тем более отвратительно. Тьфу, зачем ты только спросил? Мерзость какая. Неужели это нужно было для тебя объяснять?       Возмутившись, Эльф спихнул с себя любовника. И постарался отвести взгляд, чтобы не видеть, как тот медленно поднялся. Великолепный. Сияющий мягким золотистым свечением. Ангел словно бы нехотя стал облачаться в свою помятую тунику, набедренную повязку и кирасу заставил исчезнуть небрежным щелчком пальцев.       Посланец Небес покинул чердак без лишних слов. Просто спрыгнул вниз, с сеновала во владения сонно заблеявшей козы и лениво чертыхнувшихся кур, проигнорировав приставную шаткую лестницу. Видимо, теперь он был в состоянии избавиться от груза материальной плоти и вернул себе способность парить. Во всяком случае, Эльф не услышал звука падения и шагов.       Уйдя, Ангел не оглянулся на него в последний раз.       — Прощай, — одними губами прошептал Эльф.       Сел, зябко закутавшись в плащ, подтянул колени к груди, обнял себя за плечи. Хотя бы плащ не спешит растворяться в воздухе. Последнее напоминание о случившемся. Эльф втянул носом запах не сотканной ткани: свежесть грозового неба… Нет, он не шмыгал носом. И не собирался плакать, как соблазненная и покинутая девственница. Непонятно вообще, отчего на ресницах закипели слезы. И почему так тяжело стало в груди…       — Эй, ты чего? — испуганно потормошил его Ангел. Сунул в руки кружку теплого молока: — Пей и не икай! Пирожки не пропечённые попались? Я не заметил… Хотя я ж ничего в пирожках не понимаю.       Вернувшийся Посланец Небес уселся рядышком, вытянув ноги. Притулился плечом к плечу. Чтобы не смущать удивленно икнувшего любовника пристальным вниманием — принялся оглядываться по сторонам, будто и не видел до этой минуты, где именно они предавались страсти и что такое вообще — чердак сарая, заполненный высохшим сеном.       — Ты… не ушел? — не верил своим глазам Эльф. Поспешно утёр краешком плаща нос и промокнул уголки век, чтобы любовник не заметил и не подумал лишнего.       — Я до полудня свободен, — пожал плечами Ангел. — В полдень нужно быть в строю, капитан раздаст искры благодати… Чего так смотришь? Ангелов одними пирожками не насытить! Нам благодать божья нужна, без нее мы звереем от голода и превращаемся в Падших. В чудовищ превращаемся, кровожадных и страхолюдных. Не дай Бог тебе такое страшилище встретить!       — Вы благодать от вашего Бога отщипываете, что ли? — улыбнулся Эльф. Ангел бесцеремонно отобрал у него половину плаща, размотав подрагивающее не от холода тело, и придвинулся ближе, обнял, делясь теплом. Согревая больше душу. Хотя и тело тоже — внутренний пожар понемногу вновь распалялся от желанной близости.       — Ну, как бы тебе попроще… — затруднился Ангел с объяснением проблемы, ему самому кажущейся очевидной и разъяснений не требующей. — Создатель — он как солнце. Солнцу же не запретишь светить и давать тепло? Так и Творец — для нас, Небесного Воинства, он источник жизни, излучающий благодать, потому что не делиться Добром он не может. Вот только, как и на солнце, на Создателя запросто смотреть невозможно. От солнца ослепнешь. А при виде Творца, его несказанного совершенства, даже архистратиги теряют разум — и, как мотыльки на лампу, летят к нему, чтобы слиться в единой гармонии. Но он не для этого нас всех создал, чтобы самому же уничтожить, понимаешь? Поэтому Свет Создателя от нас, простых ангелов, закрывают самые сильные из Воинства — Серафимы и Престолы. Именно они «отщипывают» по крупице благодати и передают дальше по старшинству. От старших к младшим, всё меньшими и меньшими кусочками — так благодать доходит и до нас, Хранителей. Это не от жадности, пойми. И не от вредности или ради власти. Так устроено, чтобы нам самим было лучше.       — То есть, если ты не вернешься к полудню на Небеса, ты превратишься в демона? — уточнил Эльф, блестя в полумраке внимательными глазами. Ангел засмотрелся: словно две чистые звезды. Только его звезды. Которые никто больше не видит. Лишь он…       — Не сразу, — сглотнув, пояснил Ангел. — Но чем дольше не буду подниматься к Вратам, тем труднее мне будет вернуться.       — Значит, у нас еще есть время? — улыбнулся Эльф.       — Да, есть… — кивнул Ангел.       И не отказался от зовущих очей — подался вперед, к манящим губам. К ласкающим объятиям. К жаркому телу…       — Нет! — с трудом оторвался Ангел. Тряхнул золотой гривой. — Позволь мне прежде сказать!       — Всё не важно, — прошептал ушастый соблазнитель, призывно разводя колени. — Возьми меня! Еще раз, пока мы вместе!..       — Да погоди минутку! — перехватил тянущие его вниз руки Ангел. — Дай сказать-то! Я сейчас приснился нашему монашку и объявил ему…       — Приснился? — Эльф вскинул брови в недоумении. В воображении нарисовалась забавная картинка, и он не удержался, прыснул смешком.       — Ну да! — насупился Божий Вестник. — Наяву нам разрешено являться лишь просветленным старцам и святым с мучениками. Всем остальным — только через сны, никак иначе. Это ведь тоже большое испытание для разума, знаешь ли. Вот ты говоришь — невидимкой к смертному в штаны залезть стесняешься? Так здесь не лучше получится!       — И что же ты ему объявил? — прервался ненадолго Эльф, взявшийся выцеловывать мощные мышцы груди и попутно спускающий тунику с плеч к поясу.       — Чтобы он не считал невидимых духов бесами. — Ангелу под натиском говорить внятно становилось всё труднее. — Про тебя то есть. Сказал, что это духи природы посланы ему на помощь. Велел ему быть терпимее. Принять существование неведомого и не пугаться зря. Ведь ты ничего вредного ему не сделаешь, правда?       — Никогда, — пробормотал между поцелуями Эльф. — Чем хочешь поклянусь!       — И теперь ты оставишь свои шутки, да? — продолжал, верный своему долгу, Посланник Небес. Меж тем самостоятельно избавился от туники и пояса. — Поможешь ему, если потребуется? Не станешь мешать или учинять разгром и беспорядок?       — Обещаю, — выдохнул Эльф. — Всё, что хочешь! Только войди в меня скорее! Дай принять тебя!..       Эльф готов был поклясться в чем угодно, пообещать всё на свете — ведь полдень был уже так близок! Время неудержимо ускользало, как песок сквозь пальцы. И напрасно его золотой возлюбленный не спешил — они оглянуться не успеют, как наступит время расстаться! Придется неизбежно проститься… Навсегда ли — об этом Эльф заставлял себя не думать. Иначе и последнее наслаждение будет отравлено горечью.       — Всё, что хочу? — помедлил Ангел, вызвав у изнывающего под ним любовника стон томления.       — Да-да! Всё! — жарким шепотом откликнулся Эльф.       — Тогда позволь мне принять тебя? — робко попросил Ангел.       Эльфу почудилось, будто он ослышался.       — Я хочу изведать то, что изведал ты, — пояснил Ангел с некоторой долей проснувшегося вдруг стеснения. — Хочу ощутить сам. Неужели это еще ярче того, что чувствовал я? Ведь не может быть еще ярче? Невозможно? Для смертной плоти не выносимы ощущения такой силы!       Эльф в предвкушении облизнул губы. И Ангел умолк, очарованный.