Последняя песнь Незмериль

В те незапамятные дни не было места грусти. Сердце всякого эльфа преисполнено было радости. Празднества в честь свадьбы Элронда и Калебриан длились с утра до самой поздней ночи. И разносились над долиной чудесные звуки арф, флейт и песен на старых-престарых языках. Однако не всем по душе были буйные застолья, бесконечные разговоры и шум, что не смолкал ни на мгновение. Не по нраву было лесному королю затянувшееся веселье: оно так не походило на тишину родного Великого Зеленолесья, где лишь птичьи трели да изредка вой варгов оказывались самыми громкими из звуков; где можно было предаться созерцанию природы и изучению фолиантов до наступления сумерек, что спускались на леса неторопливо и нежно. Оттого и вина казалось предводителю лесных эльфов кислыми, и еда пресной, а развлечения скучными. Дождавшись, когда на небе наконец засияет Эарендиль, и вспыхнут в Ривенделле первые факела, прогоняющие сгущающуюся темноту, лесной король покинул тихо праздник и побрёл в лес, скрывающий реку Бруинен, чьё раскатистое бормотание эхом летело по всей долине. Здесь, в тени многовековых деревьев, неохотно пропускающих лунный и звёздный свет, в свежести ночи, королю было роднее и уютнее. Неслышно ступал он по зелёным травам и думал о делах, оставленных им дома. Как всякий король, лесной обременён был ими с лихвой. Вдруг раздалась где-то невдалеке песня. Лилась она чуть слышно, медленно и тягуче, подхватываемая тёплыми южными ветрами. Слова её были неразборчивы пока. И завладел напев лесным королём, повёл его дальше, к обрыву, где расступались деревья, и укутана была серебряным сиянием высокая трава. А на обрыве том стояла прекрасная эльфийка и, устремив взгляд на звёзды, пела: Лунный свет проникнет под кроны Деревьев, что тысячи лет ввысь растут. И те, кто метался во мраке нетленном, Спокойствие с миром в душе обретут. И звёзды расскажут преданья эпохи, Что канула в мглу низвергнутых лет. О тьме, покорившей зелёные земли, И свете, державшем за это ответ. О битвах, гремящих на диком Востоке, Где смерть шла за добрым и злым по пятам. О верных союзах, где Элронд с Орофером Бок о бок сражались с людьми тут и там… И дрогнуло сердце короля. Пленился он её красотой и чудесным голосом, вышел из-под полога деревьев и обратился к ней: – Ты поёшь о временах, когда повержен был Саурон? Обернулась эльфийка, узнала в нём предводителя лесных эльфов и поклонилась. – Владыка Трандуил, – отозвалась она, не опуская взора. – Вы верно говорите, песня о временах, когда пал ваш отец. – Битва при Дагорладе оказалась непростой, – пояснил король. – Мой отец поплатился в ней жизнью за своё безрассудство. – Вам нет нужды рассказывать о тех битвах, Владыка, - почтительно сказала златовласая и светлоокая эльфийка, – я участвовала в войне Последнего Союза. – Неужели? – вскинул заинтересованно бровь Трандуил. – Я не совру вам, – поклялась она негромко, – я видела, как смерть настигла Элендила, как Исилдур отрезал осколком Нарсила палец Саурона, на котором покоилось Кольцо Всевластия. – Значит, ты уже повидала достаточно, – снисходительно проговорил король. – Как тебя зовут? – Незмериль, Владыка, – чуть склонила голову эльфийка. Холодающий ветер донёс до говорящих отдалённые звуки празднества. – Почему же ты не празднуешь вместе со всеми? – вкрадчиво спросил Незмериль повелитель, устремив на неё пронзительный взгляд. – Таков мой обычай, – пояснила эльфийка с лёгкой улыбкой. – Мне более по душе смотреть, как день сменяется ночью, да звёзды усыпают небо. И пение реки слаще звуков любой из арф. Ответ Незмериль обрадовал короля. Не думал он и не гадал, что найдётся в беспокойном Ривенделле эльф, способный его понять. И стало ему от слов её не так тоскливо и грустно. – Пусть вопрос мой будет дерзостью, но отчего же сам Владыка не на пиру? – почтительно спросила эльфийка. – Ты права, в словах твоих дерзость, – ответил сурово Трандуил, однако затем, по-доброму улыбнувшись, добавил: – Но я расскажу тебе причину. Ни один пир не прельщает меня сильнее, чем тишина и покой, что должен быть нерушимы порядком. Ни один музыкант не сравнится в своей искусности с природой. И никогда плоскогорья с жидкими лесками не станут мне роднее Великой Пущи. – Должно быть, Имладрис знатно опротивел Владыке, – печально сверкнули глаза Незмериль, – и никогда он не увидит в нём своей прелести. – Некоторую красоту в нём я всё же нашёл, – ответил туманно лесной король, и взгляд его стал тёплым, словно весенний день. Всю ночь провели за неутихающими разговорами Незмериль и Трандуил, стоя у обрыва подле реки Бруинен. Говорили они о минувших временах, о временах наставших, много о других и мало о себе. И не мог налюбоваться лесной король прелестной Незмериль, в чьих глазах сверкали звёзды, а голос подобен был журчанию волшебных ручьев. Влюбился король. Проиграл спор с сердцем. И когда пришло время расстаться с гостеприимным Ривенделлом, тяжко было Трандуилу. Оставлял он в нём часть себя. Оказавшись дома, стал предводитель лесных эльфов сварливей и злей обычного, постоянно был всем недоволен, дела не спорились. А ночами вспоминал о златовласой Незмериль, которую в день отъезда не видел вовсе, хоть и искал в толпе провожающих взглядом. Часы растянулись в дни, дни – в луны и годы. И даже бессмертие начало давить королю на плечи, заставляя жизнь в нём тускнеть. И всё чаще уходил Трандуил на запад, к границам Имладриса, преисполненный пониманием, отчего все его напасти. И однажды не выдержал пытки. Сильно удивлена была Незмериль, когда призвали её к Владыке Элронду. Замерло её сердце от непроглядной неизвестности. Внутреннее смятение сковало эльфийку, что взошла в чертоги Хранителя кольца Вилья, будто лёд с вершин Одинокой Горы. И только возросло оно, когда увидела она, почему была призвана. И смотрел на неё не Элронд, что ранее, сдерживая улыбку, принимал у себя нежданного гостя. Смотрел на Незмериль повелитель лесных эльфов, который отринул гордость и высокомерие. И возрадовался он, узнав, что взаимны его чувства, и полюбила Незмериль короля с самого первого дня, однако боялась открыть правду. И благословлён был данный союз, объявлена помолвка. И вновь предстояло в скором времени разнестись праздничным песням, но только теперь звучали они в Великой Пуще, под густой сенью древних деревьев. Весел и добр был лесной король. Никогда сердце его не знало большей радости. И блаженны были те счастливые дни, что длились так недолго.