Собирая осколки

- Костя, сходи домой, отдохни, - мягко произнесла Мария Васильевна, положив ладонь ему на плечо. Костя отрицательно замотал головой. После того, как Кирилла перевели в палату, он вместе с родителями Деменцова сел на диванчик в пустом коридоре. Настенные часы показывали половину четвертого утра, но Костя даже намека на сон не чувствовал. Медсестра сделала ему крепкий чай после обморока в операционной и посоветовала пойти выспаться, но Костя наотрез отказался, даже в мыслях не представляя, что сможет сейчас уйти от Кирилла. Мария Васильевна сидела рядом, изредка всхлипывая. Костя хотел ее как-то утешить, но не мог и слова произнести, комок в горле мешал говорить, да и что он мог ей сказать? Антон Сергеевич, отец Кирилла, держался лучше, он все время присматривал за женой, уверяя ее, что они справятся. Костя восхищался выдержкой этого человека, его внутренней силой, которая не позволяла окончательно раскиснуть и заставляла верить, что все будет хорошо. Отец Кирилла всегда вызывал у Кости симпатию. В отличие от его собственного вечно пьяного и всем недовольного отца, Антон Сергеевич, действительно, всегда оставался опорой для своей семьи. В коридоре было тихо, лишь изредка медсестры переговаривались где-то у самого входа в больничное крыло. Костя вслушивался в эту тишину, отсчитывая минуты до утра, стараясь избавиться от воспоминаний прошедшей ночи. - Я не понимаю, почему это произошло с нашим мальчиком, - сжимая в руках носовой платочек, вновь шмыгнула носом Мария Васильевна, прижавшись к мужу. – Он же в жизни никого не обидел. - Маш, мы нужны ему сильными, возьми себя в руки, - обнимая жену за плечи, уверенно произнес Антон Сергеевич. - Бедный мой, - продолжая тихо плакать, Мария Васильевна встала с дивана и, сгорбившись, направилась в сторону туалетов. - Ты никого не видел, когда его нашел? - потирая виски, спросил отец Кирилла, когда они остались одни. - Нет, - выдавил из себя Костя, сцепив пальцы в замок. Он чувствовал себя виноватым перед этим мужчиной, перед Кириллом, ведь если бы он позвонил раньше, если бы успел вовремя прибежать... Они снова замолчали, напряженность, повисшая в воздухе, мешала спокойно вздохнуть. Вернулась Мария Васильевна и снова села на свое место. Костя лишь бросил на нее короткий взгляд и отвернулся. Он должен был успеть. Должен. Костя ладонями закрыл лицо, локтями уперевшись на колени. Время шло, изнуряя всех долгим кошмарным ожиданием, стрелки часов перевалили за начало шестого. В окно, расположенное в конце длинного коридора, стали проникать солнечные лучи, пришла смена ночным дежурным врачам, стали появляться люди. Потихоньку больница оживала. Около семи, делая осмотр, из палаты Кирилла вышел Павел Петрович, хирург, оперировавший Кирилла. Мужчина лет сорока пяти, среднего роста, аккуратно постриженный. Он выглядел статно и официально, чем сразу же располагал к себе, вызывая доверие. Павел Петрович не стал долго томить ожидающих, коротко сообщив, что Кирилл пришел в себя. - К нему можно? - опередила всех Мария Васильевна. - Да. Только никаких волнений, - предупредил врач. Родители Кирилла, облегченно вздохнув, быстро прошли в палату. Костя взглядом проводил их, оставаясь стоять на месте, ощущая покалывания в груди. Что-то не так. Не то. Костя уставился взглядом на прикрытую дверь в палату, за которой находился Кирилл. - Ты тоже можешь навестить его, - посмотрев на него, произнес мужчина. – Насколько я понял, вы близки? Костя сразу не понял, откуда об этом стало известно врачу, но потом вспомнил свое поведение в операционной, которое невозможно списать на просто «друг». - Только не говорите его родителям, - отведя глаза, попросил он, боясь представить себе сейчас реакцию Антона Сергеевича. – Они ничего не знают. Непонятное, не поддающееся описанию чувство мешало нормально дышать, волнение, смятение, которое все плотнее окутывало его с головы до ног. И дело было не в том, что врач узнал о них с Кириллом, а в чем-то другом, в том, что Костя не мог объяснить даже самому себе. - Хорошо, - понимающе кивнул врач. – Ты можешь пройти к нему, он будет рад тебя видеть. Костя не знал, что с ним творится, но он неожиданно понял, что не может заставить себя перешагнуть порог палаты, его словно перемкнуло. Выбило пробки, перегорели предохранители, короткое замыкание. - Я не могу, - беспомощно выдохнул он, вернувшись к диванчику и схватившись за голову. Да что же это такое! - В чем дело? – обеспокоенно посмотрел на него Павел Петрович. - Черт, я не могу, просто не могу, - простонал он, захлебываясь неожиданным открытием. Костя всей душой желал сейчас увидеть Кирилла, взять его за руку, но стоило ему только подумать о том, что он увидит избитого, израненного парня с опустошенными глазами его бросало в пот. Собственная слабость вызывала отвращение, но Костя понимал, что не сможет сейчас смотреть на Кирилла и оставаться спокойным, не сможет сказать ему, что все будет хорошо. Перед глазами всплывали насильники, издевающиеся над Кириллом, и не важно, что он не видел их лиц, он видел боль своего парня, и одного этого хватало, чтобы волна лютой ненависти ко всему живому заполняла его до краев. - Успокойся, это пройдет. И тебе, и ему нужно время, чтобы все наладилось, - утешающее произнес врач. - Понимаете, я не смогу ему помочь, понимаете? – с безумием в глазах взглянул он на мужчину, впадая в глубокое отчаяние. - Он будет ждать от меня... а я их вижу, как они... его... - Иди, отоспись, - пресекая истерику одним грубым замечанием, произнес мужчина. - Ты устал, поэтому просто поспи. А к вечеру придешь сюда, и уже все будет в норме. Костя с надеждой перевел взгляд на врача. Может, доктор прав? Может, это все пройдет? Да, должно быть так. Всего лишь немного разнервничался. Все пройдет. - Как он? – заткнув свой вопящий внутренний паникующий голосок, тихо спросил Костя. - Рана от ножа неглубокая, опасность для жизни не несет, по сути, это просто царапина. Некоторое время будут болеть швы, а так, физически, он почти в норме. Недельку еще посмотрим его, а потом выпишем. Иди домой, тебе еще нужны будут силы, а с Кириллом пока его родители посидят. - Да, - согласился Костя. – Я сейчас посижу и пойду. - Так-то лучше. - Спасибо. После ухода врача Костя снова подошел к двери в палату Кирилла, попробовал пересилить себя и войти внутрь, но потерпел в невидимой борьбе полное поражение. Сдержавшись, чтобы банально не закричать от бессилия, Костя отошел – в таком виде Кириллу он точно не поможет. Достав свой мобильный телефон, который вернул ему Иван Михайлович, Костя набрал номер брата. - Слушаю, - услышал он сонный голос на том конце и, похоже, еще и пьяный. - Ты еще не уехал? – устало выдохнул Костя в трубку. Ему не хотелось звонить ему, но так важно было сейчас почувствовать поддержку, ощутить почву под ногами, перевести дыхание. - Придурок, ты на часы смотрел? И восьми еще нет – я сплю! - Саш, - сглотнув, выдохнул Костя, - забери меня. - Где ты? – мгновенно трезвея и просыпаясь, спросил брат. Послышался шорох простыней и одеяла. – С тобой все в порядке? Кость, какого хуя ты молчишь? Что с голосом? Где ты есть? - В больнице, - прикрыв глаза, сообщил он. – Со мной все хорошо. - Буду через пять минут, - коротко бросил Саша в трубку и отключил телефон. Костя медленно вздохнул и вышел из больницы. Сев на скамейку на территории здания, он стал ждать, жалея, что позвонил брату, поддавшись минутной слабости. Саша с раннего детства заменил ему и отца, и мать, оставаясь единственным человеком, который всегда был рядом. И кому еще звонить, если рушится целый мир? Когда Косте было семь, их мать, молодая манекенщица, решила, что семейные обязательства для нее слишком обременительны, поэтому, бросив мужа и сыновей, укатила в Америку со своим любовником. Отец после этого запил и в пьяном угаре часто избивал своих детей. Все могло кончиться весьма плачевно, если бы не Саша, будучи тринадцатилетним мальчишкой, сумевший дать отпор собственному отцу. В те времена для Кости он был кем-то вроде супергероя из фильмов, который приносил домой еду и заботился о нем, как никто и никогда. Постепенно их отец начал приходить в себя после ухода жены, снова устроился на работу. И все казалось стало налаживаться, только вот изменился сам Саша. Он перестал ездить к их бабушке на лето, стал часто пить, гулять, возвращаться поздно домой, стал замкнутым, неразговорчивым, вспыльчивым, они меньше стали разговаривать, постепенно отдаляясь друг от друга. А этим летом Саша вдруг решил поехать к бабке, но выехал раньше своего брата и собирался вернуться в Питер в тот же день, когда Костя приедет в Октябрьское, чтобы даже здесь не контактировать. Черный форд брата засигналил у ворот больницы. - Что случилось? - как только Костя оказался в салоне, встревоженно спросил Саша, осматривая его в поисках ранений. - Друг здесь, - коротко ответил Костя, отвернувшись в сторону окна. - Что-то серьезное? – не включая зажигания, спросил он. - Да. - Не хочешь об этом говорить? - Да. - Ладно. Поехали, - Саша, не настаивая на продолжение разговора, повернул ключ зажигания и нажал на газ. Автомобиль плавно двинулся с места. - Ты же собирался уезжать вчера, передумал? - спустя несколько минут молчания, спросил Костя. - Прощался с девушкой, - хмыкнул Саша. – Не успел. - Ага, от тебя перегаром и сексом несет за десятки метров. - О, мальчик взрослым стал, - засмеялся Саша. – Нам о пестиках и тычинках поговорить не стоит? - За мной после твоего отъезда ее разъяренный папаша бегать не будет? - Костик, давно пора было уже знать, что малолетки меня не интересуют. Люблю женщин постарше. Люблю красивые формы, стройные ножки и опытность, а еще пухленькие маленькие губки на моем члене. Костян, эй, ты чего? - Ничего, - сдерживая подступающую к горлу тошноту, прохрипел Костя. В голове так ярко и отчетливо предстал Кирилл в руках ублюдков, что дышать становилось трудно. Саша благоразумно замолчал и больше даже не смотрел в его сторону, превращаясь в глыбу льда, без всяких эмоций, равнодушного ко всему. И зачем он только ему позвонил? Лучше было бы не видеть его. О какой поддержке он думал, набирая знакомый номер? О каком сочувствии? Прежний Александр, его прежний старший брат, который мог унять все тревоги, исчез года три назад точно. А с этим человеком у них точно нет ничего общего. Как он мог об этом забыть? До бабушкиного дома они добирались в абсолютной тишине. Саша не пытался выяснить, что именно произошло, не выпытывал у него подробностей, просто рулил. Дома их встречало старшее поколение. Стоило Косте переступить порог, как он очутился в объятиях бабки. - Наконец-то, я так переживала, так волновалась, - запричитала бабка, крепко прижимая его к груди. – Михайлыч приходил, рассказал все. Бедный Кирюша, бедный мальчик. Как же так, а? Кирюшенька, он же еще молоденький совсем, - заревела она. - Ба, не надо, - сухо остановил он, отстранившись. Костя не мог, физически не мог слышать всего этого. - Дайте ему отдохнуть, - подтолкнув к спальне, вырвал его из заботливых рук бабушки Саша. – Потом будете осыпать вопросами. Все живы, все хорошо. - Да, да, конечно. Я пока завтрак приготовлю. Саша довел его до спальни и усадил на кровать, как безвольную куклу: - Мне остаться? - Нет, - устало ответил Костя, - можешь уезжать. Я справлюсь. - Уверен? Костя кивнул. Он справится, должен. Нет, обязан справиться. Обязан быть сильным. - Тогда увидимся в Питере, - бросил Саша и, окинув его напоследок оценивающим взглядом, вышел из спальни. Костя смотрел на приоткрытую дверь, за которой скрылся его брат. Через минуту послышался звук отъезжающей от дома машины. И все. Стоило бы уже привыкнуть, что у него больше нет старшего брата, только по истерзанному сердцу уход Саши воспринимался особенно болезненно. Обведя взглядом свою маленькую комнатушку, заботливо прибранную его бабушкой, Костя подошел к своей дорожной сумке, которую еще не успел распаковать. Достав оттуда свежую одежду, он отправился в ванную комнату. Включив прохладную воду, Костя положил руки на стенку и опустил голову, позволяя воде медленно стекать по спине. Что делать? Как быть? Костя долго стоял под душем, собирая мысли в единую кучу. ... - Что мы будем делать, когда мои родители узнают о нас? – спрашивает Кирилл, положив голову ему на колени. Они сидят у речки, нежась в лучах утреннего солнца. Косте нравится играть с волосами Кирилла, нравится то, как реагирует парень на ласки, как учащается его дыхание, стоит скользнуть ладонью под его футболку, дотронуться до чувствительных сосков. - Они поймут, - отвечает Костя, заставляя Кирилла забыть обо всех мыслях одним прикосновением губ. Кирилл с жадностью отвечает, руками обхватывает его за шею, притягивает ниже, но неожиданно отстраняется и смеется. - С тобой невозможно разговаривать. - Прости, - улыбаясь, отвечает Костя и убирает руки. Если Кирилл хочет поговорить, то они поговорят. Он понимает, насколько важна реакция родителей для Кирилла. - Твои предки все поймут, ты же их сын. У тебя мировой отец и клевая мать. - А почему тогда ты не рассказал до сих пор своей семье? – пытливо смотрит он. - Потому что моему отцу реально по боку, а с братом у нас сейчас несколько прохладные отношения, - задумавшись, ответил Костя. – Слушай, хватит парить себе мозги. Когда ты решишь открыться, я буду рядом, а теперь - купаться? - Нет подожди, дай я скажу. Дело не в том, что ты думаешь о якобы моих сомнениях в собственной ориентации. Кость, я всегда знал, что я гей, просто ты помог мне убедиться в этом окончательно. Но мне все равно сложно решиться поговорить с ними об этом, поэтому спасибо, что ты меня не торопишь. - Я буду ждать, сколько нужно. Ну, так теперь мы идем купаться? – улыбнувшись ему, спрашивает Костя, игриво шлепнув его по ягодицам, когда тот поднялся. - Ты за это ответишь, - смеясь, Кирилл кидается за ним к воде, догоняет, и они вместе падают в воду, переплетаясь руками и ногами... Воспоминания вызывают улыбку, но она быстро блекнет, когда врываются события прошлой ночи. ...Постарайся для своего парня... Крик Кирилла всплывает в голове настолько живо, будто это все происходит вновь, наяву, а не в отголосках памяти. Костя со злостью ударил по стене, разбивая костяшки в кровь, но боль не уходила, как вода в сточную канаву. - Я справлюсь, - произнес он в пустоту комнаты и быстро выключил воду, обтерся полотенцем и оделся. - Костя, может, ты поешь? - осторожно спросила его бабка, когда он вошел в гостиную, сразу же вскочив с кресла и отложив свою вязку. - Лучше иди, поспи, - посоветовал дед, положив газету на столик, - а то совсем бледный какой-то. - Нет, спасибо. Мне в больницу нужно, - спрятав руки в карманы, ответил Костя, игнорируя встревоженные взгляды родных. - Нет, нет, нет. Сначала ты поешь, а потом можешь идти, - категорично заявила старушка, подталкивая его в сторону кухни. Сил на то, чтобы спорить, не было, поэтому Костя неохотно последовал за бабкой. Усадив его на стул, она начала суетиться вокруг него, накрывая на стол. Костя задумчиво глядел на часы. Кирилл, наверное, уже очнулся. Наверное, ждет его. - Я пойду, - коротко сообщил Костя, встав из-за стола. – Мне сейчас кусок в горло не полезет, - попытался он смягчить свой резкий ответ. Не дожидаясь дальнейших споров, он просто чуть ли не бегом выскочил из дома. До больницы он добрался за считанные минуты. Пройдя по знакомому маршруту, Костя остановился около дежурного, который разрешил ему пройти к другу. Порадовавшись, что родители Кирилла несколько минут назад отъехали домой, Костя дошел до палаты, схватился за ручку двери и замер, не решаясь войти. Глубоко вздохнув, Костя сделал самый трудный шаг в его жизни и вошел в палату. Помещение оказалось маленьким, около стен стояли две кровати, одна пустовала, а на другой на боку лежал Кирилл, укрывшийся одеялом. Он не спал, но своего посетителя не заметил. Сердце болезненно сжалось, но Костя смог произнести одно единственное слово: - Привет.