***
Телефон вибрировал практически ежесекундно. На дисплее не гасло фото, мигала подпись: «Вам звонит Харука Тено». Рей улыбнулась. Провела подушечкой пальца по экрану. Убрала волосы за ухо. — Харука. Да, я слушаю, — Рей усмехнулась чему-то своему. — С девчонками нормально сидим. А как иначе? А у тебя праздник как? Хорошо. Ну, это понятно, что тебя все поздравляют. Гонщики-новички ещё слюной не поперхнулись? А, давятся. Ну, кто бы сомневался. Значит, собираешься домой? Тогда я тактично попрощаюсь с ними. Поздно уже. Да, через полчаса уже никого не будет. Только смотри мне там. Стоп, Харука, какая записка? Да, ты любишь распечатывать наши совместные фотографии, а потом писать на них послания, и скотчем к холодильнику прикрепляешь, я знаю. Люблю их читать. Но, Харука, сегодня никаких посланий не было. Я же не сумасшедшая. Ну да, у меня гости, но… — внутри у Рей все похолодело, она неосознанно провела тыльной стороной ладони вдоль живота. — Ладно, Харука. Всё хорошо. Не волнуйся. Я нормально себя чувствую. Ты там лучше сама, как штык за рулем, смотри мне. Харука, будь осторожна на… дороге. Тихий смех Харуки на том конце трубки сменился частыми короткими гудками. Харука трубку никогда не бросала, постоянно передавая эстафету сброса звонка Рей, а это значило только то, что телефон Харуки устал работать, напоминать о своей вымотанности и просто отключился. Сама Харука всё это ужасно не любила. К своему мобильному она относилась как к вещи, которая обязана постоянно работать без передышки и зарядки. Естественно, мобильный телефон такого обращения не терпел, а потому «холодной войне» не было конца. Рей улыбнулась. Отложила телефон в сторону, повела плечом. Обвинила себя в глупости. Подумала о том, что слишком увлеклась разговором с Харукой. Медленно повернулась. — Это была Харука, да? — растягивая слова, спросила Минако. Рей нахмурила брови, вздохнула, на несколько секунд закрыла глаза, присела на край стола, который черт знает зачем стоял в широком коридоре, скрестила руки под грудью. Минако прикоснулась ладонью к своему плечу, будто бы неосознанно пытаясь от чего-то защититься. Она отчетливо ощущала, как мурашки соревновались в кроссе вдоль её позвоночника. Почему-то было ужасно холодно и неловко. Минако ощущала стыд за свой глупый страх и думала о том, что ей должно быть жарко. Но было холодно. Казалось, Рей вот-вот сорвется с места, ударит, пригрозит, вышвырнет. Минако знала, что это нелепо, но всё равно боялась. Боялась гнева подруги, а Рей всегда остро реагировала на вторжение в свою душу. Удивительно, но Минако думала, что будет легче. Что они смогут спокойно или не очень поговорить, что так сложно не будет. А было ужасно. И поворачивать назад было поздно. Минако поежилась. Рей молчала. Нужно было хоть что-то говорить. Представив всё со стороны, Минако ужасно разозлилась на себя. Нет, ну что за трусиха! Боится подруги! Той самой Рей-чан, которую знала столько лет! Рей отвела глаза, почему-то тихо, не звонко цокнула языком. Минако дыхнула на свои холодные пальцы, перешагнула с ноги на ногу, но с места не сдвинулась. — Откуда я знаю? — наконец, сказала Минако. Рей повернула голову, вперилась взглядом в подругу. — Я нашла ту записку. Харука писала тебе про то, что батарея её телефона разрядилась. Я услышала шаги, и записка оказалась под холодильником. На той фотографии ты целовалась с ней, выглядела очень счастливой. Ты её любишь? Ты встречаешься с девушкой? Ты лесбиянка, Рей-чан? — Минако хотелось кричать, но она, вопреки своим желаниям, говорила тихо. Считала, что сейчас хватит с Рей её осведомленности, а, пока сама Рей ничего не решит, больше никто ничего не узнает. Рей молчала, не двигалась с места. Отвела взгляд, уставилась в конец коридора. Шумно вдохнула и выдохнула воздух. Разжала губы со звуком, подобным глухому, плоскому цоканью. Перешагнула с ноги на ногу, начала медленно покачиваться. Скрещенные под грудью, руки теснее прижались к телу. Рей как будто бы обнимала сама себя. Минако опустила голову. Пнула воздух левой ногой, подумала о том, что чуть не поскользнулась на гладком паркете. Набрала в легкие побольше воздуха, продолжила говорить: — Рей-чан. Ну что ты такая, Рей-чан? Минако сделала шаг в направлении Рей. Подруга даже не посмотрела на неё. — Рей-чан. Снова повторила Минако, сжав руку в кулак, подходя, наконец, к подруге. Села на край стола, загромождая собой свободный обзор конца коридора. Рей повернула голову и уставилась на входную дверь. — Слушай, Рей-чан, — Минако сглотнула, неопределенно махнула рукой, приказала себе не молчать. Хватит с них сейчас одного молчания! — Я не знаю, почему ты сейчас такая, какая есть. Не строю теорий о твоих чувствах к девушке. И ни в коем случае не осуждаю. Ни за что. Я не могу тебя осуждать, потому что ничего не знаю. Я не знаю, что такого случилось в твоей жизни, почему ты решила именно так, чем тебя покорила Харука. Я ничего не знаю и оттого не имею права судить. Ты ведь боишься непонимания, Рей-чан. Это я знаю. Все мы люди, все мы живем по-разному, и никто не смеет винить тебя в том, что ты любишь девушку. Может быть, тебе просто мужчины у глотки, и ты ни с одним из них быть не можешь, — продолжала говорить Минако, в один из моментов заметив, как дрогнула рука Рей, как стала «гусиной» кожа. — И что тогда тебе всю жизнь быть одинокой вдовой с аллергией на кошек и рвотными рефлексами на мужчин? Или как ещё можно? Но мы же подруги, Рей-чан. Да, сейчас не то, что было шесть лет назад, и мы изменились, но ведь чужими не стали. Шесть лет туда-сюда, а до этого дружили-то мы десять. Не могут же эти года кануть в лету, как ничего и не было. Я тебя понимаю, и Усаги, и Ами, и Макото обязательно поймут. Или ты с высоты своей шикарной квартиры и отношений с девушкой совсем плевать хотела на своих простых подруг, склонных к пониманию тяжелых жизненных ситуаций? — Она не моя… Харуки… — каким-то сдавленным голосом прошептала Рей, сжав руку в кулак и поджав губы, прежде чем резко развернуться, уткнуться в плечо Минако и заплакать. Рей повернулась так внезапно, что Минако даже успела испугаться. А потом стояла, ладонью руки едва ощутимо касаясь спины Рей, и не знала, что делать. Подруга рыдала у неё на плече, и Минако ощущала себя растерянной. А Рей стояла и плакала. Её плечи дрожали, пальцы рук то и дело мяли кожу на локтях. Рей сжимала губы и всхлипывала. И даже через несколько минут приказ к успокоению ничего не дал. Рей плакала от внутреннего облегчения. И у неё будто камень с души свалился от простого осознания: подруга понимает. Понимает. Знает и не осуждает. Они шесть лет не виделись. Изменились, кто бы и что ни говорил. А Минако вдруг… взяла и поняла. Так просто. — Рей-чан, ты плачешь? — донесся заботливый голос Усаги из-за спины Минако. Рей последний раз всхлипнула, выпрямилась, отошла от Минако. Посмотрела на озабоченную Усаги, вытерла слезы с глаз. Всё рушилось. И, пусть сожрут её черти, так было честно. По отношению к Харуке, к давним подругам. К ней самой? Хм… может быть. Минако осторожно толкнула Рей в спину, хотя подруга даже не пошатнулась. Негромко сказала: — Давай, Рей-чан, расскажи всё. — Что рассказать? — опешила Усаги. — Почему ты плакала, Рей-чан? — Не бойся, — тихо сказала Минако и замолчала. Рей посмотрела на дверь, ведущую в гостиную. Внимательными взглядами на неё смотрели Ами и Макото. Рей усмехнулась. Всё разрушилось к чертям, но так, по крайней мере, было правильно, опять же, честно. По отношению ко всем. А непонимание… Ну, Минако ведь поняла. — Пойдем, Усаги-чан, — Рей вздохнула, делая шаг вперед, — есть ещё одна тема для разговора. Минако улыбнулась в спину подруге. Кажется, у неё появился ещё один повод для счастья. Она снова пошла за Рей. В этот раз — со спокойной душой.Глава 6. История Минако
5 апреля 2015 г. в 14:00
Закрывая рот руками, Минако всеми силами старалась прекратить смеяться, искоса поглядывая на Усаги, потому что растрепавшаяся челка лезла в глаза. Когда же, наконец, ей слегка удалось успокоить свой веселящийся дух, что несдержанным хохотом рвался наружу, Минако просто вперилась взглядом в Усаги, наблюдая, и только через некоторое время начала говорить.
— Усаги-чан, если сейчас ты скажешь, что слишком счастлива за Мако-чан и заплачешь, я разозлюсь, — тон Минако был слегка предупреждающим, но одновременно и совершенно беззлобным. После нескольких минут смеха в интонации не удалось вплести даже легкое раздражение, по какой причине Минако и решила, что Усаги вряд ли восприняла сказанное всерьез.
— Ты заметила? — всё ещё улыбаясь, Усаги попыталась изобразить недоверие, что у неё не вышло, после чего она быстро убрала из уголка глаза подступившую влагу. — Я так долго смеялась, что у меня глаза слезиться начали. И я очень счастлива за Мако-чан, но плакать больше не буду, потому что тебе придеться злиться, Минако-чан.
— Это хорошо. Если бы ты заплакала в… — выдохнув, Макото быстро загнула все пальцы на левой руке, что-то прикинула в голове и продолжила: — Снова сегодня, то мое сердце бы не выдержало. Я бы плакала вместе с тобой.
— И у нас бы тут был всемирный потоп, — вывела заключение Рей. — Мако-чан, ты же прекрасно знаешь Усаги. Если в то время, когда плачет она, слезы польются у кого-то ещё, то это всё. Конец. Расстрел, и мы потонем в слезах.
— Сердце у тебя, Рей-чан, из камня, — заметила Минако, тут же улыбнувшись, чтобы как-то сгладить возможно неприятную ситуацию.
— Не из камня, просто я наблюдательная, и хорошо помню, что к чему ведет, — в ответ Рей лишь сдержанно улыбнулась, а Минако отвела глаза, ощутив, как чувство стыда за неуемное любопытство ударило в голову. В воспоминаниях всплыла фотография с Рей, и Минако ощутила, как начинают гореть кончики её ушей.
— Минако, тебя кто-то обговаривает, — серьезно сказала Ами, покручивая в руках ложку и глядя в пустую пиалу.
— Или вдруг желанная гостья застыдилась своего нахальства, — улыбаясь, подколола Рей, чтобы серьезным лицом ненароком не обидеть подругу.
— Я? — подняв голову, Минако внимательно оглядела подруг, вложив в свой взгляд некоторое недоверие. — Устыдилась собственной наглости? Серьезно? И вы… вы поверили? Неужели шесть лет расставания так на вас отразились? Да моей головой с самого первого класса средней школы правит королевская чета громадных, рыжих, усатых тараканов. Королева Наглость, первая и пока единственная в своей династии, и Король… нет, ещё точно пока не сформулировала его имя, но он тоже первый и единственный. Мм… Мои любимые тараканы…
Когда Минако улыбнулась и прикрыла глаза, остальные захихикали. Усаги, похоже, совершенно счастливая, смеялась, не сдерживая себя. Ами, прикрыв рот ладонью, растягивала губы в улыбке, выглядя при этом сдержанней подруг. Рей и Макото, глядя на Минако, также хихикали, оставаясь при этом совершенно открытыми. По крайней мере, Макото таковой точно была.
Покосившись на подругу, Рей и самой захотелось прикрыть глаза, а лучше спрятать лицо за ладонями и убежать куда-нибудь в лес. Или на частный остров, которого нет на карте. Можно было даже пешком. Рей казалось, что её уши стали похожи на красные вареники, а в нервный узел совесть по-прежнему шпыняла свои уколы, увеличивая дозу и, разумеется, шприцы.
— Минако-чан, — поймав своей ладонью руку подруги, Рей подняла голову, - я, конечно, понимаю, что наглость — твое лучшее качество.
— Которое помогает мне выжить в этом непростом мире, — вклинила свой комментарий Минако, перебив подругу. Немного помолчав, Рей продолжила.
— Но чем твоего тараканьего короля по кличке Наглость так заинтересовала моя кружка с чаем? — Рей внимательно смотрела на подругу. В её собственных глазах не была укора, только сдержанная лукавость. И Рей ничуть не злилась, хотя и можно было так подумать. Ей просто очень нравилось одергивать подруг, подкалывать их, а иногда и вводить в заблуждение. Вот и сейчас поведение, как в школьные годы, расслабляло.
— Попробовать хотела, — просто ответила Минако, непринужденно пожав плечами.
— А спросить?
— Правда так надо? — моргнув несколько раз, Минако уставилась на Рей с какой-то непередаваемой смесью эмоций.
— А правда можно не спрашивать? — сыронизировала Рей, смотря, но не реагируя на умоляющие, широко распахнутые глаза Минако, сидящей напротив. — Пробуй, но знаешь, Минако-чан, ты сама попросила малиновый.
— Ну, я же ветреная, меня знак Зодиака обязывает, — на лице Минако появилась улыбка и, взвизгнув что-то совершенно непонятное, она схватила кружку с остывшим чаем, осторожно делая небольшой глоток и прикрывая глаза от явного удовольствия.
— Вкусно? — поинтересовалась Рей, с невольной улыбкой глядя на счастливую Минако.
— Безумно, — поставив кружку на место, Минако энергично закивала головой. — Ты в Токио покупала? Если да, то я слепая, потому что в наших гипермаркетах я такой никогда не видела. Наверное, потому что считала на калькуляторе стоимость основных продуктов в своей корзине, сравнивая с суммой в кошельке и прикидывала: уложусь ли? А надо было смотреть на полки с различными видами чая, — Минако цокнула языком, как бы сетуя на саму себя. — Скорее всего, тогда бы увидела. Да, Рей-чан?
Рей почему-то молчала. Посмотрев на подругу, Макото ещё немного подождала ответа, а потом вмешалась в беседу, привычным жестом задев своим локтем бок Минако:
— Вот теперь моя очередь, Минако-чан. Готовься, потому что я не отстану от тебя, пока не выпытаю всю правду. Давай, раз уж начала, то обо всем в своей жизни за прошедшие шесть лет. Говори, говори, мы все, а в особенности я, внимательно тебя слушаем.
— Нет… Нет, — изображая на лице нарастающую панику, Минако отшатнулась от Макото. – Нет! Я не хочу! Я… Я не могу. У меня голова болит от шума, и живот болит, потому что я переела, да и горло тоже саднит. Поэтому я не в состоянии.
Глядя на фальшивую панику Минако, — а та даже не скрывала фальши и плохого актерства — подруги смеялись. Минако, тем временем, хваталась то за голову, то за живот, то потирала пальцами горло, всеми силами пытаясь показаться больной и неспособной рассказывать. Ей понадобилось пару минут и слишком уж лукавый взгляд зеленых глаз Макото, чтобы успокоиться.
— Нет, ну, я серьезно, — Минако умоляюще и даже как-то почти страдальчески посмотрела на подруг. – О, я вспомнила! Я ведь собиралась улететь в Монако. Нет, на Майями! У меня и рейс через час как раз, так что мне пора.
Минако говорила громко и быстро, как будто на самом деле имела желание убедить подруг в собственной несостоятельности для разговора. И ей можно было бы поверить, если бы голубые глаза не горели веселыми чертиками.
— Кхм… Минако-чан, — Макото серьезно откашлялась и, подперев кулаком подбородок, с легким укором посмотрела на подругу: — Если ты думаешь, что тебе сейчас вот так вот просто удастся посидеть и помолчать, то ты достигла последней степени ошибок и заблуждения. Что ты обещала? Память у тебя всегда хромала, так что я напоминаю в лучших подробностях. Да-да, Минако-чан, ты так и сказала. Будешь веселить нас своими рассказами в числе последних. Усаги-чан рассказывала?
— Да, — кивнув, вклинилась Усаги.
— Ами-чан и Рей-чан говорили? — продолжила Макото, но на вопрос никто не ответил. Ами сдержанно молчала, а Рей принялась накручивать прядку на палец, также ничего не говоря.
Только Усаги, будто бы ощутив какое-то напряжение, каким-то инстинктивным жестом положила руки на живот, а потом тихо сказала, утвердительно кивнув:
— Да.
— Ну, надеюсь, я говорила не себе, и меня все слышали, — одна из лампочек заморгала, и Макото поежилась от какого-то странного чувства. Казалось, сейчас за окном должна громыхнуть молния. Лампочка продолжала моргать, и создавалось впечатление, что сейчас произойдет цепная реакция, и во всем доме перегорит свет.
Но ничего не происходило, и только Усаги, не отнимала рук от живота, прошептала:
— Да, я слышала.
Ами водила ложкой по пустой пиале. Рей двумя пальцами левой руки ударяла там, где было сердце, будто изображая биение. И даже Минако притихла, спокойно сидя на своем месте и не ерзая.
Макото испугалась этого странного чувства и, ощущая, что с этим надо как-то бороться, заговорила:
— Так что теперь тебе не отвертеться, Минако-чан, — изогнув брови, Макото усмехнулась.
— Правда? — поинтересовалась Минако. — Хорошо.
Лампочка удивительно резко перестала моргать, наоборот, засветила ещё ярче. В небо взлетела вспышка разорвавшегося фейерверка, комнату осветили цветные блики.
Усаги положила руки на стол и улыбнулась:
— Минако-чан…
— Что, Усаги-чан? — Минако задорно посмотрела на подругу, и ощущение подозрительного напряжения куда-то исчезло. — Я могу шутить или нет? Не знаю, что это была за жуть с мигающей лампочкой, или я далеко зашла со своими шутками…
— На самом деле, я и сама не знаю, что это было, — сказала Рей. — Наверное, типичное короткое напряжение после долгой разлуки.
— Ага, короткое замыкание, — в своей привычной манере хохотнула Минако. — А на деле я не собиралась улетать никуда. Просто вы все так нервничали перед рассказом, мне тоже захотелось поломаться.
— Эй, не все, — Макото ткнула Минако пальцем в руку, привлекая внимание. Минако лишь повернула голову и показала подруге язык.
— Не слишком важно.
— Нет, важно! — в шутку взвилась Макото.
— Ну, Минако-чан, раз ты такая бесстрашная и скрывать тебе нечего, то рассказывай, — перебив смеющуюся Макото, сказала Рей. — Давай-давай.
— Ишь ты какая, Рей-чан, — возмутилась Минако, но тут же осеклась, так и не озвучив мысль из своей головы.
— Ты сама обещала, — искренне улыбнулась Рей. — А обещания, Минако-чан, принято выполнять, помнишь?
— Помолчишь тут с вами, — Минако деланно, по-актерски нахмурила брови. — Хорошо, только учтите, что моя история очень насыщенная. Событий в ней море, ведь я же боролась и стремилась, так что всё запомнить невозможно. События будут перескакивать с важного на более или менее важное, так что заранее ничему не удивляйтесь. Чтобы совсем вас не запутать, начну с настоящего. Только не разочаровывайтесь, ладно? Подруги ведь стараются друг друга не расстраивать?
— Ты не стала звездой, да, Минако-чан? — спокойно поинтересовалась Ами.
— Очень точный ответ, Ами-чан, — Минако бодро кивнула головой, соглашаясь. — Я не стала ни певицей, ни актрисой, да и вообще среди блеска и гламура не «засветилась», или сделала это не до конца. Так что сейчас я работаю… не падайте, ладно? Продавщицей в небольшом магазине. Я много раз хотела зайти в твой ресторан, Мако-чан, потому что его высоко хвалили и хорошо оценивали, но я постоянно срывалась на мелкие карманные расходы и в итоге у меня никогда не хватало денег на подобную вольность, ведь нужно было что-то есть.
Сейчас я снимаю небольшую квартиру на две комнаты. Проживаю в ней с соседкой. Её зовут Сецуна Мейо, и она работает в салоне красоты на полставки. Магазин, за прилавком которого я стою и улыбаюсь, хотят продать, а потому я имею намерение подать заявление о приеме на работу в новый гипермаркет. Там обещают платить в три раза больше, и я не имею ничего против такого предложения.
— Ну да, кто бы имел, — хмыкнула Рей, но добавлять комментарий про то, что в большом гипермаркете не только большая зарплата, не стала. Просто считала, что Минако достаточно умная, чтобы осознавать это.
— Вот и я о том же, — Минако лучезарно улыбнулась. — Устроюсь на новую работу, там и денег больше появится. У меня много планов, но я о них молчу.
— Эй, Минако-чан, — Усаги даже хотела вскочить на ноги, но не стала этого делать, — так нечестно!
— У меня всё в порядке с одеждой, — смеясь, ответила Минако, — и мне не тесно.
— Раз уж мы задели эту тему, — с улыбкой протянула Рей. — Тебе не жарко, а, Минако-чан?
— Неа, — Минако мотнула головой, — мне никого не жалко.
— Старый прием, — дернув плечом, усмехнулась Макото.
— Зато веселый и действенный, — выдала Минако, изобразив рукой странный жест.
— Но это несправедливо, Минако-чан! — заявила Усаги.
Посмотрев веселыми глазами на подруг, Минако искренне и громко засмеялась. От глупой вспышки напряжения, когда, как будто, и говорить было не о чем, ничего не осталось. И это делало её более счастливой. Ещё Минако думала, что ей очень хочется поговорить с Рей, но подходящего момента всё никак не находилось. В конце концов, не могла же она силой и без всяких объяснений затащить Рей даже на ту самую кухню, отрезать все пути к отступлению и выплеснуть правду ей в лицо? Может быть, врожденная наглость ей так поступить и позволила бы, но Минако не хотела подобным беспринципным образом поступать с подругой. А Рей, такая резкая, порой невыносимая, со своим непоколебимым и даже в чем-то жестким характером, — и наплевать на шесть лет разлуки! — Рей была её подругой.
— Осторожнее, Минако, — предостерегла Ами, неосознанно дернув рукой, в попытке остановиться.
Услышав голос, Минако, за это время согнувшаяся пополам от смеха, замерла. И очень вовремя: одна из прядок её волос, описав полуокружность в воздухе, упала на лицо, пройдя в сантиметре или даже меньше от пиалы со следами мороженого.
Чуть успокоив бурный смех, рвущийся наружу, Минако выпрямилась:
— Спасибо, Ами-чан.
— Не за что, — просто и спокойно ответила Ами, пожав плечами.
— А мы, тем временем, возвращаемся к старой теме, Минако-чан, — нахмурив брови и пытаясь выглядеть даже немного грозной, не своим, более низким голосом сказала Усаги. — Ты молчишь? Почему? Сама обещала всё рассказать, а теперь попросишь каждое слово из себя щипцами вытягивать?
— Не попрошу о таком ни за что на свете, — выставив перед собой руки, заверила Минако. — Я боюсь щипцов и не люблю их, а тут ещё просить. Нет, никогда! — выделив по слогам последнее слово, Минако замолчала.
— Ты издеваешься? — с трудом заставив себя изобразить лицо без эмоций, поинтересовалась Усаги.
— Ни на грамм, — отрицательно мотнув головой, заявила Минако. — Я молчу о более масштабных планах на будущее, потому что сначала обязана рассказать о том, что случилось за эти шесть лет. Иначе понять всё последующее будет слишком сложно.
— Ты тактично намекаешь на то, что мы слабоумные, да, Минако-чан? — изогнув бровь, поинтересовалась Макото.
— О, Мако-чан, — Минако закатила глаза, цокнув языком, — не надо начинать новый сыр-бор. Ты же прекрасно понимаешь, что ничего подобного я не имела в виду.
— Но ещё я тебя помню, Минако-чан, — пропела Макото, — а ты у нас не просто хохотушка, но и шутливо-острая на язык особа. Так завуалируешь оскорбительный намек, что и выскажешь душу, и оскорбленная жертва ничего не поймет.
— О, Мако-чан, разве это когда-либо распространялось на моих подруг? — таким же протяжным голосом спросила Минако.
— Когда ты на них обижалась, то да, — вступила в разговор Рей. — Я до сих пор помню ту девчонку, кажется… Котоно, да? Зря она тогда рискнула тебя обидеть…
— Ну, Минако-чан у нас человек воздушный, нервный, — вздохнула Усаги. – Ну, рассказала девушке кое-что новое, ну, прозвучало это слегка ругательно и нецензурно…
— Спасибо за защиту, Усаги-чан, — дождавшись паузы, сказала Минако. Усаги больше ничего не захотела говорить, поэтому Минако спокойно продолжила. — На самом деле, я плохо помню тот случай. Помню только, что Котоно убежала в слезах.
— Она не знала, на какого человека наткнулась, — протянула Рей. — Минако у нас такая. Атомная бомба отдыхает, если Минако-чан злиться, да?
— Ну, с атомной бомбой ты горячишься, Рей-чан. У нас ведь есть Усаги-чан, — Минако улыбнулась, дернула головой, указывая на подругу, — и ты. Нет? Жаль, что сейчас вы слишком взрослые и не показываете друг другу языки.
— Зато кое-кто не меняется и остается прежним!
Усаги и Рей переглянулись, а потом, прикрыв рты ладонями, захихикали. Рей подумала о том, что её смех, возможно, звучал не до конца искренне, но этого, похоже, никто кроме неё не заметил. Усаги некоторое время смотрела молча, видимо, ожидая ответа или какой-то фразы, но Рей ничего не говорила, позволяя продолжить ей.
— И мы с тобой тоже кажется не до конца изменились, — Усаги тепло улыбнулась. — Сказали вот синхронно…
— Видите, как всё замечательно? — Минако привстала, одной рукой обняла Рей, второй дотянулась до Усаги и потянула подруг к себе, заставив тех просто нависнуть над столом.
Макото, находясь в некотором расстоянии от разворачивающегося действия, смеялась. Ами, постепенно отодвигаясь всё дальше от вытянутой руки Минако, кажется, что-то говорила, но её слов точно никто не слышал, потому что они просто исчезали в громком смехе.
Первой из хватки Минако удалось высвободиться Рей. Собрав пряди своих волос с тарелок, которые поблескивали от жира, она изогнула правую бровь и посмотрела на Минако:
— Минако-чан, я всё понимаю, но хоть какая-то совесть у тебя должна быть.
— Совесть? — переспросила Минако.
— Да, это такое качество характера, которое позволяет тебе не марать волосы подруги о жирные тарелки, — Рей сложила руки под грудью, не отводя глаз. — Если мы подруги?
— Конечно. Это уже оскорбление, Рей-чан, задавать такие вопросы, — Минако задрала нос вверх.
— После стольких лет — ничего подобного, — возразила Рей, когда Макото вдруг принялась хлопать в ладоши, привлекая этим действием к себе внимание всех присутствующих.
— Браво, браво, Минако-чан! В своих попытках ты просто бесконечно гениальна! — аплодисменты стали более размеренными, но своего действия Макото не прекратила. — Я могу лишь рассыпаться в бурных аплодисментах! Рядом с таким талантом мы все вместе взятые и рядом не стояли!
— Мако-чан? — Минако непонимающе посмотрела на подругу.
— Не прикидывайся, что не понимаешь, — прекратив хлопать, Макото засмеялась. — Я восторгаюсь тобой, Минако-чан! Заговорила нас всех, а о своем прошлом и двумя словами не обмолвилась.
— А, ты об этом, — протянула Минако, улыбаясь. – Да, я так умею, но что-то мне подсказывает, что за каждую секунду аплодисментов… — замолчав, Минако изобразила страх на лице и громко сглотнула.
— Да-да, — победоносно улыбнулась Макото, понизив голос до угрожающих тональностей, — за каждую секунду аплодисментов ты будешь платить. Да, Минако-чан, да. А теперь рассказывай, — Макото резко успокоилась и добродушно улыбнулась. — И не надейся, что в этот раз тебе удастся улизнуть или нас заговорить, ибо я буду строго за этим следить.
— Вот, блин, такой гениальный план сорвался, — посетовала Минако, щелкнув пальцами по кружке с чаем, — а всё из-за тебя, Мако-чан. Ты почему разговором ни о чем не увлеклась? Не слушала, да?
— Я слушала, — уверенно возразила Макото, — но мне повезло очнуться. Что, заколдовать нас всех хотела, а, Минако-чан?
— Теперь меня даже Канада не спасет… — подперев щеку кулаком, Минако зажмурила глаза и всхлипнула несколько раз. Глазами, блестящими от влаги, посмотрела на подруг и, не выдержав напряжения, закрыла лицо ладонями. Её плечи задергались от всхлипов.
— Минако-чан, — проникнувшись грустью подруги, Усаги привстала и дотянулась левой рукой до плеча Минако, ободряюще проводя по нему ладонью, - ну, что такого случилось в твоей жизни, что тебе так страшно рассказать? Ну же, Минако-чан. Мы ведь подруги, мы обязательно друг друга поймем.
Наблюдая за Усаги и плачущей Минако, Рей вновь ощутила беспощадные уколы совести. Ей очень явно казалось, что нервный узел, сердце и вообще все органы в груди представлены сплошными синяками. А ещё, наверное, ужасно опухли, но во втором Рей была уверена чуть меньше, чем в первом. И только Совесть, эта коротышка-медсестра в коротеньком халатике с красным крестом и в белой шапке, бегала с огромными шприцами и без устали шпыняла укол за уколом, хохоча в её лицо, которое, по сравнению с размерами этой нахалки, должно было быть просто огромным.
Рей прекрасно знала, что от передоза совести в крови и органах не умирают. Но ведь про нервный срыв никто ничего не говорил?!
— Ну же, ну же, Минако-чан, — продолжала успокаивать подругу Усаги. — Ну же, чего ты боишься?
— Ничего, — Минако резко подняла голову, оторвала ладони от лица и совершенно сухими глазами посмотрела на подруг. — Ничего, Усаги-чан. И с самого начала не боялась. Но мне так понравилось отлынивать, плакаться и изображать страх!
— Минако-чан, это не смешно, — Рей с укором посмотрела на подругу.
— Но я же всегда была редкой обладательницей черного юмора, — возразила Минако, что удивительно, не скорчив никакой рожицы. — Серьезно, бояться мне нечего. Я чиста и могу говорить обо всем, потому что я не замешана и не причастна ни к чему страшному, кровавому, не знаю, какие ещё аспекты сюда добавить. Но мне тоже очень хотелось хоть немного прочувствовать этот самый предысторический мандраж! Или я должна быть белой вороной, если ни в чем черном и страшном не замешана?
— Ты плутовка, Минако-чан. Без уловок никуда, — с добродушной улыбкой сказала Усаги.
— Нет, я актриса, — подмигнув подругами, с широкой улыбкой ответила Минако.
— Это просто наша Минако-чан, — Макото тепло и открыто улыбнулась, сплела пальцы рук на затылке в любимом жесте и усмехнулась, лукаво, но без любых намеков на укор посмотрев на Минако.
— Да, это просто я, — Минако не придумала ничего, кроме как снова улыбнуться. — Знаете, этот предысторический мандраж — интересное чувство. Не скажу, что мне очень понравилось, но что-то в этом есть.
— Ты его не пережила, — заметила Ами.
— Но зато очень реалистично сымитировала, — поспешила возразить ей Минако. — Надо запомнить для опыта.
— А теперь давай, — вмешалась Макото, — говори, Минако-чан. Ты же получила всё, что хотела, верно? А теперь говори целостную правду.
— Ладно, больше не лукавлю. Говорю всё честно и как есть. Клянусь, — Минако сложила руки так, будто собиралась молиться, и кивнула несколько раз. — И специально для всех вас, как для давних подруг, особая акция: такую прыгучую свою историю я постараюсь представить в наиболее целостном виде, со всеми вводами и выводами, а попросту как можно более связно.
Рей опустила голову и потерла пальцами виски. У неё создавалось острое чувство галлюцинаций, но голова не болела. Пряди волос скрыли её глаза, давай Рей возможность почти незаметно посмотреть на Минако. Ей казалось, что та выделила слово «подруг» как-то особенно, а ещё было острое чувство, что Минако как-то странно на неё смотрит. Рей очень захотелось сплюнуть и ругнуться самым крепким словом из всех ей известных.
«Ну, молодец, Рей Хино, свихнулась! — раздраженно подумала Рей, также сказав себе о том, что не помешало бы уже поднять голову и принять нормальный вид. — Черти знает что тебе уже мерещится! До такой степени завралась, что у тебя уже все всё знают, и только ты в дурах остаешься!»
— Всё в порядке, Рей-чан? — Рей подумала о том, что это снова спрашивает Усаги, и была удивлена, когда осознала, что вопрос задала Минако, пристально глядя на неё.
Попеняв на себя за то, что спутала голоса подруг, Рей подняла голову и уверенно кивнула, она хотя бы попыталась сделать этот жест именно таким:
— Да, конечно, Минако-чан. Просто, наверное, меня начало слегка клонить в сон, но это пройдет с минуты на минуту.
— Тогда начинай рассказ, Минако-чан, — бодро сказала Макото, сделав короткую паузу и мгновенно продолжив. — Я обещала, что допытаюсь обо всем. И если Рей-чан хорошо себя чувствует, то пусть Минако говорит, пока ещё какая-нибудь отмазка не придет в её голову.
— Я поклялась! — возмутилась Минако.
— Тогда говори, — просто ответила Макото.
— Ладно, если никто не возражает, то, наконец, говорю, — Минако помолчала, но недолго, потому что подруги не изъявили никакого желания что-либо сказать, целиком и полностью передавая эстафету ей. — Я не думала, не рассуждала и не прикидывала. Я вообще не мучилась вопросом: а что дальше? Я просто собралась с силами и поступила на театральный факультет. Не то чтобы другие специальности меня совершенно не интересовали, но свой выбор я остановила на этой. Театральный факультет ведь открывал дорогу не только в мир какого-то одного течения. Он мог раскрыть весь шоу-бизнес. Ага, в то время я была наивной.
Минако хихикнула, прикрыв рот ладонью. К её удивлению, никто больше не рассмеялся. Подруги даже не улыбнулись, со спокойными лицами глядя на неё. Вздохнув и прокашлявшись, Минако продолжила:
— После начала первого курса я узнала первую важную вещь, которая определяет мой стиль до сих пор. Одна студентка, которая была, мягко говоря, помешала на стилях всех времен, причастна к этому. Она гуляла по коридорам, смеялась и бросалась одной и той же фразой: «Мы все богема!» Это было незнакомое мне слово. Богема — это все творческие люди.
Потом та студентка рассказала мне о стиле «бохо». Этот стиль смешивает в себе винтаж, сафари, милитари, хиппи, мотивы этники. И ты смешиваешь эти стили ровно в той пропорции, в какой хочешь. Стиль «бохо» — это стиль твоей собственной свободы! И я в него влюбилась. Не говоря уже о том, что сама идея богемных людей мне ужасно понравилась. Конечно, через какое-то время богемное течение отошло на более задние позиции, потому что продолжать быть таким уж богемным человеком не было времени и возможностей. Но мой любимый, легкий стиль свободы остался со мной. И в ближайшие пять лет я не собираюсь его менять. У нас идеальная верность друг другу, и ревнивые рогоносцы также отсутствуют.
Усаги прыснула со смеху. Минако улыбнулась, потому что от этого несдержанного жеста подруги ощутила облегчение. Ей было бы почти хорошо, если бы не Рей. С тех самых слов «давние подруги», Рей не сводила с ней глаз. Она смотрела настолько внимательно, пристально и спокойно, что Минако терялась в догадках. А это сводило её с ума. То ли Рей в чем-то подозревала, то ли ещё что. Минако едва сдерживала себя, так ей хотелось сжаться в маленький комок.
— Наверное, вы все, а в особенности ты, Ами-чан, сильно удивитесь, если узнаете, что свое обучение на театральном факультете я так и не закончила, — после некоторой паузы продолжила Минако. — Серьезно, я до сих пор хожу без диплома об окончании высшего учебного заведения и получении профессии в какой-либо отрасли или отраслях. Отучившись и пробыв вместе два года, мы с факультетом надоели друг другу, поссорились и разошлись.
— Так уж и надоели? — недоверчиво хмыкнула Макото.
— Ну, он мне может и нет, а вот я ему изрядно, — Минако беззаботно пожала плечами. — Вызвали меня как-то в кабинет дирекции, помахали рукой и сказали: «Прощайте».
— А что ты сделала-то? — поинтересовалась Рей.
— Естественно, экзамены завалила, — Минако хмыкнула. — Что ещё могло случиться? Крышу с головы у меня сорвало, ночи напролет я подставляла свою голову под музыкальный расстрел, спала несколько часов и ходила на лекции в кедах и теплых носках, потому что ноги после высоких каблуков нестерпимо болели. Под объяснения учителя, больше напоминающие лично мне «бу-бу-бу», досыпала, устроив руки на столе, а голову на руках. Мол, оставим теорию для дураков, главное, чтобы человек был хорошим, талантливым, веселым и выносливым. Вот её я и не рассказала. После того так и не обратили пристального внимания на мой брызжущий сочными искрами талант, выпроводили и всё. Главное, не накричали, не обидели, не оскорбили, только ладонями невидимыми к выходу подтолкнули. А больше ничего. Удивительно, что мое небогатое и простое семейное положение также их не заинтересовало. Так я и осталась без образования, вообще ни с чем. И если бы не стиль «бохо», который я узнала и полюбила, два года прошли бы абсолютно впустую.
Голос Минако должен был звучать расстроенным или хотя бы разочарованным, но такого не было. Сейчас она не веселилась и не лукавила, но и не грустила. Тон слов Минако был спокойным, но не бесстрастным, скорее, с оттенком шутки и даже некоторой легкости. Было видно, что воспоминания не приносят веселой и всегда отходчивой Минако неприятных ощущений.
— Молодчина, Минако-чан! — хохотнула Макото, чуть неверяще глядя на подругу. — Отходчива, как и обычно. Ты, получается, никогда в жизни ни о чем не жалела?
— Нет, — звонко отчеканила Минако, — именно чтобы жалеть — ни разу такого не было. Разве это обязательно? Я просто жила, училась, бросала, находила и впитывала в себя всё, как губка, выжимая и выбрасывая только самое неприятное. Удивительно, но после всех событий своей жизни я по-прежнему не пуста. Может быть, это в силу моей странноватой натуры и личного восприятия, но хорошего было больше, чем драматичного, нервного и такого, чтобы резать вены.
— А что ты дальше делала без образования? — поинтересовалась Ами, глядя на Минако, чуть нахмурив брови.
Минако резко дернула головой и повернулась к подруге. Она только сейчас осознала, что всё это время смотрела Рей в глаза. Это был странный безмолвный контакт, который вклинился в короткую паузу и умудрился резко растянуться, даже как-то слишком. Сейчас, осознав это, Минако поспешила отвернуться. Она побоялась, что Рей может увидеть что-то странное в её глазах. Только сейчас Минако поняла, что тайна распирает её изнутри, и она попросту боится Рей, боится смотреть в её глаза. Минако тряхнула головой, отгоняя страх и панику.
«Поговорю я с Рей-чан, обязательно поговорю! — убеждала себя Минако. — И бояться мне нечего. Да, я влезла, нечаянно узнала, молчу вот. Но мы поймем друг друга, непременно! Мы с Рей-чан подруги или не подруги? Мы, конечно же, друг друга поймем».
— Ну, Ами-чан, — Минако растерянно пожала плечами, — я ведь не ты, верно? Мои мечты были в другом, и, не думай я, что наличие диплома поможет быстрее и ярче засиять, не тратила бы годы на учебу. Даже два. Лучше бы сразу взялась всеми конечностями и зубами за воплощение мечты о поездке на Каннский фестиваль. Такая вот я. Неидеальная, но своя, единственная, — Минако развела руками, бросив короткий взгляд на Рей. Та, впервые за определенное время, не смотрела на неё, изучая тыльную сторону своей правой ладони. Свет ламп бликами отражался на аккуратных коротких ногтях, как отметила Минако, не покрытых даже бесцветным лаком.
— Да, это ты, Минако-чан, — Макото добродушно улыбнулась, и Минако не смогла не ответить ей тем же. В голове подруги не звучало укора, и даже легкого, а это делало Минако ещё чуть-чуть увереннее, чуть-чуть сильнее и, быть может, чуть-чуть безалабернее, но для Минако это не было пороком. Никогда.
— Но что было дальше?! — нетерпеливо вмешалась в приятное молчание Усаги. — И я, и моя малышка, мы жаждем узнать продолжение! Ой, ой, она толкается, толкается, — будто бы все это происходило с ней впервые, Усаги тепло засмеялась, положив ладонь на живот, — потому что согласна со мной.
— Ты поосторожнее, Усаги-чан, — тоном учителя начала Минако. — Я знаю одну девушку, она тоже недавно малыша родила. Вот у неё её девочка толкалась. Так она испереживалась, знаешь, за печень, на которой грозился образоваться синяк. Буйная малышка с самой утробы была. Что ни утро, ровно в семь часов, как заедет ногой по печени. Что означало: «Вставай, мама, я кушать хочу!»
— Моя малышка хорошая, — сквозь смех беззлобно пробурчала Усаги. — И вообще, Минако-чан, не отлынивай. Нам всем тут интересно, а Мако-чан особенно, так что рассказывай, что там было дальше.
— Вот именно, Минако-чан, — усмехнулась Макото.
— Хей, я не могу работать под давлением, — заныла Минако, правда, быстро успокоившись.
И прежде, чем она снова приступила к рассказу, со своим мнением вмешалась Макото:
— А ты работаешь?
— Почти, — невозмутимо ответила Минако. — Дальше же было то, что я стояла и думала: куда податься? Для воплощения мечты мне нужна была работа. Расклейщиком объявлений я проработала недолго, с доставкой пиццы у меня также не сложилось. Куда ещё можно было идти, как сказала Ами-чан, без образования? Я устроилась маленький магазин в одном из районов Токио, а отчаявшемуся владельцу, который никак не мог найти продавца, даже резюме мое не потребовалось. Принял сразу, как я заикнулась о работе в магазине.
Потом от отца пришел перевод. За время моей учебы на первом курсе они с мамой развелись. Мама уехала в Лондон, папа — в Соединенные штаты. Я по своей воле осталась в Токио, всё равно отношения с родителями у меня уже какое-то время не ладились. Знаете, надоели все эти фразы, типа: «Безродных талантов везде полно». Мама, не думаю, что что-то поняла, мы с ней почти и не общались с того времени, а отец в скоро позвонил, попросил извинения и помогать стал иногда такими вот переводами.
Я отклонилась. Как раз в то время эти деньги мне помогли. Пару дней перекантовалась в дешевой гостинице, чтобы много не потратить. Нашла квартиру, комнату. Меня пустили в большую, светлую, которая была рядом с кухней, а по расположению в квартире должна была быть в роли гостиной или зала. Моя соседка расположилась в более дальней комнате, которая по планировке квартиры должна была быть спальней.
Так я и познакомилась с Сецуной. Мне было почти двадцать два года, ей — двадцать пять. В папке с моими наградами не было диплома и я только-только начала работать продавцом в маленьком магазине. Она имела неполное бухгалтерское образование и зарабатывала на жизнь фотографией. Снимала свадьбы, любовные истории пар, просто различные фотосессии. Надо сказать, что неплохой и увлекательный заработок. Но я не стала конкурировать, потому что у меня была другая мечта, иные цели. Я думала только о Каннском фестивале.
С Сецуной мы быстро подружились. И сейчас я с уверенностью могу сказать, что оставаться такой же отходчивой мне помогла она. Каждый раз, когда мне становилось плохо, я сравнивала. И о ней тоже думала. Это удивительно, но помогало. Я не исключаю, что в силу моей такой натуры. К своим годам Сецуна поругалась с отцом, похоронила маму, ушла от мужа, потеряла ребенка и осталась чертовски сильной, с каким-то неугасающим и ярким желанием бороться, побеждать, стремиться, жить, любить, дышать. Поразительно.
— Подобное притягивает подобное, — негромко, но спокойно и внятно констатировала Ами.
— А разве не противоположности притягиваются, а, Ами-чан? — поинтересовалась Усаги, со смесью удивления и заинтересованности посмотрев на подругу. – Я, конечно, не знаток физики, но плюс к минусу… и что-то… не так?
— Конечно, так, Усаги-чан, — улыбнулась Ами своей привычной улыбкой, которая, впрочем, показалась не такой уж и привычной после немного странного её поведения, — но это из физики. Электрон с отрицательным зарядом притягивается к электрону с положительным… и тому подобные законы. А это — тонкая человеческая психология. Здесь всё наоборот, и подобное притягивается к подобному. Понимаешь, Усаги-чан? Могу также сказать, что это не домыслы, а доказанный факт. Например, брак принцессы Дианы и принца Чарльза. Они были слишком разные. Консервативность и веяние нового времени. Ведь очень непохожие, верно? Поэтому их брак был обречен с самого начала. И психологи это подтвердили. Потому я так и сказала про Минако-чан. Можно легко сказать, что они с Сецуной должны быть очень похожи по мировосприятию и по характерам.
— Хм, может быть, — Минако на какой-то краткий миг задумалась. — Говорят, устами младенца глаголет истина. Впрочем, похоже, не только младенца. И я не буду отрицать твои слова, Ами-чан. Лучше продолжу рассказ, — после этой реплики Минако Макото довольно хмыкнула. Минако открыто улыбнулась ей в ответ. — На чем я там остановилась? О, точно, на Каннском фестивале и мечте.
Но не только в этом всё заключалось. Загибаясь в магазине и немного расслабляясь только на выходных, по приезду в Канны я не хотела быть просто бедной продавщицей, подобно Золушке слишком много грезившей о сказке. Тогда я зарегистрировалась на всех сайтах знакомств и во всех доступных социальных сетях. Это и стало началом нового чего-то. Я несколько раз сходила в солярий, и моей главной фотографией везде стал снимок на мальдивском побережье. Капли воды, смех, мой прекрасный легкий сарафан, купленный по дешевке на распродаже в магазине, соседним с тем, где работала я.
Благо, Сецуна — настоящий мастер фотошопа, так что проблем с этим не возникло. И вот я уже за рулем своей новой Феррари или растянулась на солнечном пляже с жемчужно-белым песком, повязав на бедра цветастое парео. Было много чего, и по дружбе Сецуна делала всё это для меня с радостью. Только не уставала спрашивать, когда мне надоест бегать в солярий за новой порцией загара. Объясняла она всё это ещё одним вопросом. Сейчас попытаюсь похоже процитировать, — Минако откашлялась. — Ты что, весь год по курортам разъезжаешь?! Не думаешь, что круглогодичный загар — это как-то совершенно неестественно?! — Минако изогнула обе брови, и на её лице застыла смесь удивления с возмущением. Засмеявшись, она снова прокашлялась, пропев несколько нот уже своим голосом. — На что я ей всегда отвечала, что наглости и визуальных денег мне не занимать. На деле всё так и было, а потом мы с Сецуной смеялись, рассматривая фотографии кандидатов. Конечно же, на мой выбор она влиять не пыталась, поэтому кандидатов было не очень много. Проблема была в том, что моим запросам соответствовало крайне небольшое количество людей, да и большую половину из них я отсеивала после нескольких свиданий. Может быть, у них у всех и были мерседесы, а я была для них красоткой-моделью с кучей денег, было неинтересно, а без азарта и позитива я не видела смысла. Эта показная глазурь была моей отдушиной, и я хотела, чтобы она была сладкой. Все мысли, тем временем, парили вокруг мечты о Каннском фестивале. О том небольшом куске времени, когда моя жизнь могла решиться совершенно иначе.
— А ты побывала на этом Каннском фестивале? — заинтересованно спросила Усаги.
Минако быстро и энергично кивнула:
— Конечно, ведь не просто так я столько об этом мечтала, — Минако думала, что у неё получится широко и открыто улыбнуться, но губы растянулись только в легком этого подобии. — Мне было двадцать три, когда я оказалась в Каннах. Фестиваль должен был начаться через два дня, и вся голливудская элита уже была там.
Ясное дело, снять отдельную квартиру или даже отдельную комнату мне было слабо: Канны — пристанище для богатых, а не для людей с очень ограниченными финансовыми возможностями, вроде меня.
Нас было трое в одной комнате: по-другому никак не получалось. Я, какая-то Юджил без фамилии — в любом случае свою фамилию она нам не назвала — и Хотару Томоэ. Юджил спала на одноместной кровати у стены, Хотару — на узеньком диванчике, который по воле производителей не раскладывался, а мне достался широкий матрас на полу и тонкое покрывало, чтобы им укрываться. Но знаете, я сейчас буду абсолютно откровенна, в предвкушении каких-то внезапных и приятных изменений всего этого совершенно не замечаешь.
По ночам я растягивалась на матрасе, пять минут думала о чем-то и быстро засыпала, потому что была уставшей. По утрам мы стремились вскочить пораньше, чтобы успеть в душ в числе первых, благо, хотя бы с горячей водой не было проблем. Натягивая джинсы, кеды, разноцветные майки, закручивая волосы, мы не думали ни о чем, было просто не до этого. Мы бегали, говорили, искали, пробивались и больше было не до чего. Мысли целиком и полностью сводились к шикарным ресторанам, к сборищам звезд Голливуда, продюсеров и режиссеров. У нас была только одна цель: «засветиться», попасться на глаза, быть замеченными кем-то. Больше нам делать было нечего, это была единственная цель нашего пребывания в Каннах. Других не имелось. Каждый год из Канн после фестиваля уезжало бесчисленное множество разочарованных девушек, которые не сумели, провалились, не «засветились». Но мы не должны были пополнить их ряды, мы стремились, верили, не собирались сетовать, но бороться – да. Мы должны были. Иначе зачем было ехать?
По вечерам мы облачались в красивые платья и с улыбкой стояли в холле какого-нибудь отеля. Естественно, там были только знаменитости, а мы толпились и старались вести себя круто, хотя шансы на то, что, пресыщенные девушками, подобно нам, знаменитости, заметят именно тебя, были ничтожно малы.
— А у тебя получилось? Да, нет? — как-то осторожно и, пожалуй, слишком мягко для своей привычной натуры поинтересовалась Макото, в последний момент заметив, что нечаянно перебила Усаги, которая уже даже открыла рот.
— Мой вопрос украли, — буркнула Усаги себе под нос, опустив голову, но уже через секунду снова внимательно глядя на подруг.
Минако замолчала. Слишком поглощенная собственным рассказом и воспоминаниями, сейчас она замерла, не понимая что к чему. Когда вопрос Макото, наконец, дошел до нее, Минако погрустнела и вздохнула, ещё несколько секунд помолчала и только потом продолжила говорить:
— Знаешь, Усаги-чан, ты поступила очень мудро, когда не стала бороться за место в модельном бизнесе. Шоу-бизнес, он одинаковый во всех своих ипостасях. И готовность раздвинуть ноги перед каждым крутым парнем — это ещё не всё. Я на своей шкуре узнала вторую святую истину шоу-бизнеса, и поэтому ты, Усаги-чан, молодец, что не полезла.
— А? — только и смогла удивленно переспросить Усаги, кажется, так ничего и не поняв.
Рей во все глаза столь же удивленно уставилась на Минако, которая, похоже, этих удивленных и даже где-то шокированных взглядов не замечала. Это было безумно странно: видеть её такой. Не болтливой хохотушкой, не играющей в блондинку, а вот такой. Серьезной, спокойной, возможно, даже где-то психологом, и где-то так непохожей на саму себя, непривычно мудрой и познавшей жизнь, со своими невеселыми — хотя черепу без костей и положено улыбаться — скелетами, со своими мыслями, тайнами, со своим зрелым взглядом на мир. Такая Минако была более загадочной, менее открытой и совсем не похожей на ту самую Минако, что всё время зажигала их дружную компанию веселым и задорным смехом в школьные времена. Почему-то Рей подумала, что от такой Минако можно ожидать того, чего глупая хохотушка никогда бы не сделала.
— У меня ведь был шанс, и, воспользуйся я им, сейчас могла бы быть известной актрисой, а, может быть, даже популярной певицей, — ещё какое-то время помолчав, возможно, ожидая, пока стихнет первая волна удивления, наконец, негромко и спокойно продолжила Минако, — если бы я только захотела…
— А почему? — так и не спросив до конца, — окончание вопросы будто застряло у неё в горле — начала Усаги.
Минако посмотрела на неё, внимательно и будто заново изучая лицо подруги глазами, показалось, — или нет — что неопределенно хмыкнула, улыбнулась. Уже даже хотела что-то сказать, но закрыла рот и какое-то время помолчала.
Рей ощутила, как странно сжалось её сердце, почти импульсивно. Минако, внимательно посмотрев на каждую из подруг, намеренно или же неосознанно задержала взгляд на Рей, и той отчего-то показалось, что Минако на неё кричит, будто с вызовом и укором говорит, что ей тоже не очень просто, но она собирается с духом, говорит, а вот… «Ты!» Рей первая отвела взгляд, опустила голову и потерла пальцами виски. Ей показалось, что в голове прозвучал крик Минако, слишком натурально.
Минако глубоко вздохнула, быстрым взглядом посмотрела в глаза каждой из подруг, наконец, заговорила:
— Нет, вы не думайте. Не было агрессивных конкуренток с ножами, автоматами и угрозами, а даже если бы они и были, вы прекрасно меня знаете. Желай я чего всей душой и сердцем, прошла бы невредимой и через вооруженную армию. Я сама не захотела, меня никто не заставлял отказываться, — выставив ладонь на уровне собственного лица, Минако покачала головой и немного неестественно, как бы натянуто, улыбнулась, понимающе посмотрев на подруг и перехватывая вопросы с их губ: — Почему? Это может быть сложно понять, я не отрицаю. Но у любого решения есть свои причины и объяснения, поэтому сейчас я должна продолжить свой рассказ, чтобы вы могли понять, почему именно такое решения я приняла.
Связывая сейчас со своими предыдущими словами, мне и самой всё это кажется немного странным. Ведь я вместе с остальными так грезила, так хотела прорваться, «засветиться», и вдруг… Но это было мое решение, ничье больше. И я уже сказала, что имела на то причины, ибо помню, как мечтала и хотела. Слишком просто было бы отказаться, а я это сделала. Но, наверное, также и слишком углубилась в философию, да? — Минако немного посмеялась, и при этом создалось острое ощущение, что ей не смешно, а жест веселья нарочным. — И пора бы перейти к живой истории, что я и делаю.
У меня был шанс. Однажды меня заметили, хм, точнее, заметил. Это был какой-то молодой человек, явно ещё не пресытившийся девушками, подобными мне. За его спиной стояли два высоких охранника с серьезными лицами, и весь мир сосредоточился между мной и им, потому что за моей спиной была высокая барная стойка. А он совершенно воодушевленно заговорил о том, что я та самая, что я идеальна для главной роли в новом фильме, который спонсирует один очень известный модельер. Спросил меня: согласна ли? Я еле сдержалась, чтобы не выкрикнуть положительный ответ. Потом он кому-то позвонил и дал мне час, чтобы переодеться.
Через час я села в лимузин и поехала — и да ударьте меня сейчас неромантичные особы за эту фразу из любовных романов — навстречу своей судьбе. Ещё б я знала, какой она будет! — Минако неопределенно махнула рукой. — Меня привезли на шикарную виллу. Тот мужчина — Тайгер — больше не был таким восторженным и, я была уверена, сильно волновался. Потом была встреча с ним. С тем самым человеком, который мог решить мою судьбу. И он решил, мне на благо.
Тот мужчина много говорил. Сначала описывал роль, потом спрашивал меня о некоторых деталях моей биографии. Тайгер — похоже, только восходящая звезда — сидел молча и ни разу даже не попытался что-либо сказать. Потом был тот самый вопрос: «Хочу ли я сыграть эту роль?» Я сдержанно кивнула, скрывая рвущийся наружу восторг. А потом последовали они… слова, перевернувшие мой мир. Тот мужчина сказал, что сейчас меня отвезут в отель, а позже сопроводят в номер класса люкс. И в этом номере, на тумбочке рядом с кроватью, я найду несколько экземпляров одного и того же контракта, состоящего из множества страниц. И что пока я не поставлю свою подпись, мне принадлежит моя свобода и право выбора решений. «Целый мир», — сказал тогда он. А как только поставлю подпись, перестану быть хозяйкой самой себе, потому что появятся люди, которые всё будут решать за меня.
Рей моргнула, неопределенно дернула головой. Усаги как-то шокировано и резко выдохнула. Ами и Макото отреагировали спокойно, а Минако, поглощенная, увлеченная и, казалось бы, совершенно ничего не замечающая, продолжала:
— Такова вторая святая истина шоу-бизнеса и всех его отраслей: «засвечиваясь» там и получая желаемое, ты продаешь свободу собственной воли, добровольно отказываешься от неё. Да, Усаги-чан, — Минако чуть повернула голову, посмотрев на эмоциональную, слишком уж пораженную услышанным, подругу, — тогда я тоже не знала, что с этим делать, как на это реагировать. До отеля я так и не добралась. Развернулась, спряталась, вернулась в нашу комнату, растянулась на своем матрасе, укрылась покрывалом и мучительно долгое время просто лежала, подложив руки под голову, не отрывая глаз от потолка, ощущая, как рушится всё-всё внутри меня. Всё-всё.
И через это мучительно долгое время пришла Хотару. Я не смогла не отреагировать на её появление и сразу сделала вывод, что Хотару пьяна, потому что она шаталась именно таким образом. Было очень удивительно, когда это оказалось не так. Сбросив пиджак, Хотару перехватила мой взгляд и усмехнулась, сказав, что не пьяна. Я села и молча стала наблюдать за тем, как она стянула платье и свои колготки, как натянула длинную майку, в которой обычно спала, а потом села на диван, достала носки, какую-то небольшую банку и принялась втирать крем в свои ноги. «Что? — поинтересовалась тогда она у меня, во второй раз за несколько минут перехватив мой взгляд. Её глаза лукаво и беззлобно блестели. — У меня, между прочим, ноги болят. Я несколько часов подряд на высоких каблуках проходила! Поэтому и шатаюсь, а не потому, что я пьяная».
Закончив со своими ногами, Хотару схватила меня за руку, заставила подняться, потащила на кухню, включила ночник и сварила — да и черт с ним! — крепкий кофе.
А потом мы сидели, пили кофе и много говорили. Хотару рассказывала, что ей повезло попасть на прием, где были звезды и модели. С одной моделью — восходящей звездой — она долго говорила в саду. Модель была мулаткой, с не совсем худощавой фигурой, с короткими перламутровыми ногтями, и постоянно курила какие-то сигареты, от которых у Хотару первое время закладывало дыхание. Она и сама считала удивительным, что с той моделью у неё нашлось столько общих тем для разговора, который та постоянно поддерживала.
Когда же говорить было уже почти не о чем, а варить новую порцию кофе было лень, я задала Хотару вопрос, мучающий меня. Я спросила: почему мир — и шоу-бизнес в хорошей степени — базируется на деньгах, власти и жестокости? Почему ради исполнения мечты нужно жертвовать своей свободой? И ещё много «почему» обо всём этом.
Хотару тогда усмехнулась. Перво-наперво сказала: «Зря, что я не курю и не матерюсь, а то бы выдала что-нибудь, — а потом продолжила. — Шоу-бизнес, как и материальный мир в частности, — ужасная штука, но всё в неё хотят. Посуди сама. Мы обновляемся каждые полгода, выдумывает смену сезонов и рисуем новые коллекции, снимаем новые фильмы, меняем кумиров. Мы живем в настолько отвратительном, что если постоянно не менять его, всё привычное нам рухнет и ничего не останется. А твоя мечта… Она просто не твоя, ненастоящая. Ради настоящей мечты пожертвуешь своей свободой и не опомнишься. Посмотри! Сколько ходит моделей и актрис с такими жертвами, они пожинают плоды своих мечтаний. Если ты задумалась о свободе, то это не твоя счастливая мечта. Ты умная, Минако-чан, потому что подумала о дальнейшем, о том, нужно ли тебе всё это, или последняя дура, которая упустила свой шанс, а теперь не может смириться!»
Тогда я задала последний вопрос, на который не услышала ответа: «Почему деньги, власть и жестокость?» А Хотару рассмеялась. Она смеялась осторожно и негромко, только через несколько минут заговорила: «Не первое десятилетие, как нам навязали эти ценности. Миром правят деньги, власть и жестокость. Но это не так, по крайней мере, не до конца. Нам это навязали, заставили поверить, принять и начать так жить. Кто? Умные люди, которые и по сей день прячутся за кулисами, дергают за ниточки и утверждают, что так предрешила сама судьба. Очень умные люди. Прости за смех, Минако-чан. Когда я задала ей этот вопрос, она также засмеялась. Это она заставила меня так глубоко над всем этим задуматься. Та модель… У неё необычное имя… Пеллара».
Слова Хотару и по сей день звучат у меня в голову, как пластинка, — спокойно пояснила Минако, — и когда мне нужно их вспомнить, они легко и четко возрождаются в памяти.
Из Канн я уехала фактически ни с чем. Моя мечта была стерта ластиком, но внутри я не была пустой, не разлетелась на атомы. Я не знала, что мне делать, чем жить, куда стремиться дальше, но я не была раздавлена, подавлена или сломлена. Это очень сложное и странное чувство, я до сих пор не знаю, как объяснить его наиболее четко. А в основном история с Каннским фестивалем невеселая, — Минако хмыкнула, так и не закончив мысль, замолчала, ожидая вопросов и реплик от подруг. Но те тоже молчали, будто не знали, что спросить или сказать. Подождав несколько минут, Минако улыбнулась и несколько раз всплеснула руками: — А ещё Хотару в тот вечер рассказала мне такую смешную шутку! Это ей также та модель Пеллара сказала, чтобы чересчур серьезную обстановку разрядить. Почему так высок уровень смертности среди моделей? Это не анорексия, нет. Они просто проваливаются сквозь уличные решетки!
Минако захохотала. Рей выдохнула, потому что знакомая ей чуть ли не с пеленок подруга вновь стала привычной. Такую девушку трудно было опасаться, такая Минако ничего не могла скрывать.
— Хм, выходит, я везучая, — только и сказала Усаги, когда смех Минако прекратился.
— Зато во всем этом четко проглядываешься ты, наша Минако-чан, — усмехнулась Макото. — Такая отходчивая и с сильным-сильным сердцем.
— Да, я такая, — чуть горделиво ответила Минако, прикрыв глаза в ожидании. Но ничего не произошло, и осознание этого факта заставило её посмотреть на подруг с удивлением. — А что, больше никто ничего не хочет сказать по поводу только что мной рассказанного? Комментарий какой-нибудь веселый?
— А у нас тоже горло болит, и языки, кстати. Это только ты, Минако-чан, у нас Неутомимый Язык, а мы все простые бренные люди. Устали немного, пока истории друг друга комментировали, да и фантазия кончилась, а повторяться — это как-то нехорошо, — Макото зевнула, но явно притворяясь, после закрыла один глаз, придерживая века пальцем, и показала Минако язык.
— Это мой жест! — немедленно взвилась Усаги.
— Вот видишь, — Макото кивнула в сторону Усаги, — и наша Усаги-чан подустала. Иначе где бы с её многословием она ограничилась таким коротким набором слов? Вот-вот. И ещё, Усаги-чан, не будем тратить остатки сил и признаем, что мы обе стащили этот жест у Шинго.
— Ну, ладно, — выдохнув, буркнула Усаги, опуская руки.
— Так что я всё-таки повторюсь, что мы все подустали, поэтому без комментариев, не перебивая, тебя слушаем, — продолжила Макото, указав ладонью в сторону Минако. — Продолжай историю.
— Мне продолжать, да? Ладно. Тогда вот что. — Минако глубоко вздохнула, помолчала совсем немного, быстро оправдалась: — Неутомимому Языку тоже надо отдыхать. Что ж, Канны закончились, но моя история до современного времени ещё не дошла. Она длинная, хотя я и так все мелкие подробности опускаю, иначе и за год не рассказать.
Когда я вернулась, тем не менее, не знала, что делать дальше. Внутри я не была разбитой, но мне нужно было несколько дней, чтобы определиться, решить, выбрать новые цели. Какой бы отходчивой я не была, я мечтала о Каннском фестивале. Слишком долго думала только об этом, но захотела оставить свою свободу при себе — и двери в шоу-бизнес для меня закрылись. Будучи дочерью обыкновенных людей, — а нас таких тысячи из года в год — нельзя попасть в шоу-бизнес и ничем не пожертвовать. Конечно, если твой папа — большая шишка, то и сохранение тебя не вопрос, в противном случае – нет. Быть может, это и впрямь моя ненастоящая мечта, хотя… Не поправляйте, даже если я ошибаюсь, но в моем видении мечты не делятся на истинные и ложные. Мечты все пришли из сердца, и все они важны. Просто есть мечты, которые ты можешь претворить в жизнь из-за особенностей своего характера, и есть те, от которых легче отказаться, чтобы сохранить себя. Но всё это зависит ещё и от человека, а ложной мечты не бывает.
Ну вот, я опять подалась в философию смысла жизни и мечты. На чем я там остановилась по событиям? — Минако задумалась, хихикнула. – Всё, вспомнила.
Из магазина, в котором работала до Канн, я уволилась ещё до поездки. Мой босс, — как оказалось — человек весьма скупой, как скряга, и отчаявшийся, не хотел давать мне отпуск. И остался вообще без продавца. Я человек гордый, импульсивный, вы знаете. Забрала деньги за полмесяца работы, положила на стол заявление об увольнении и ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. В то время моя голова была полна мыслью, что хлопать дверью — это уровень кухарки. А мне хотелось, чтобы эта скряга взвыла, осознав, какое чудо ушло из его жизни навсегда. Ну как-то же надо чувство собственного достоинства подпитывать. Это я.
Ещё до поездки Сецуна пообещала мне, что переговорит со своей хорошей подругой, которая сейчас как раз ищет хорошего продавца. Сецуна — человек слова, за это я её всегда любила. И поэтому, когда я приехала, она четко и лаконично объяснила, что до выхода на новую работу у меня осталось два дня. Впечатление надо было произвести хорошее, поэтому страдать и раскисать времени вообще не было.
Два дня. Полтора из них я пролежала на кровати, пялясь в потолок. За оставшиеся полдня быстро набросала план дальнейших жизненных целей. Если уж не сложилось с шоу-бизнесом, то нужно было влюбиться, желательно с последующим замужеством и сменой статуса на скромную жену какого-нибудь красивого бизнесмена. Красивого в обязательном порядке, потому что может я и блондинка, может и длинноногая, и даже где-то слегка корыстная, — куда без этого сейчас — выйти замуж за пузо с деньгами не смогла бы никогда. И не смогу, хотя я и замуж сейчас не собираюсь. Позже у этого плана появился подпункт, который гласил о смене статуса на не очень скромную жену какого-нибудь красивого не совсем бизнесмена.
В моей жизни до настоящего их было три. Двое под первый пункт и третий под один подпункт. И самое интересное, что все трое были пепельноволосыми блондинами. Как под копирку трое не-идеалов. От фразы: «Мужчины с Марса…» — я ждала рыжих, а это, наверное, были мужчины с Луны. По цвету волос хорошо подходили. Ну да ладно, к черту волосы! Поговорим о событиях. Не комментируйте, я не молчу, продолжаю, — Минако улыбнулась. — Сама, Мако-чан, потому что я имею сочувствие.
— С каких пор? — сыронизировала Макото.
— Хм, всегда, — Минако откинула волосы, чуть задрав нос. Хихикнула, посмотрела на увлеченных подруг и продолжила: — Итак, самым первым из этой троицы был Ятен. Я уж не знаю, слышали вы это имя или не слышали, должны или не должны были, но он идеально подходил под определение первого пункта без учета подпункта. Красивый, не обделенный деньгами певец. Выступал он чаще в клубах, чем по телевизору, не пытался арендовать самый большой концертный зал Токио и устроить там свой сольный концерт восходящей звезды, но на образ жизни бомжа не жаловался. Да бомжи и не обитали в шикарно обставленных пятикомнатных квартирах с видом на Ниццу. Конечно, последнее — выдумка, но Ятен временами говорил о том, что хотел бы прикупить себе квартиру в Ницце, хотя лучше, конечно, виллу.
Как мы познакомились? Как раз в том клубе, где он и выступал. Что я там делала в час ночи, учитывая, что днем этих же суток я должна была быть на работе? Расслаблялась. Конечно, входной билет стоил кое-каких денег, а их у меня было не слишком много. Очень точно отмечено, Мако-чан, — Минако с улыбкой подмигнула подруге, хотя та и молчала, явно даже не собираясь ничего говорить, — что в магазине я должна была быть в полдесятого, чтобы всё успеть, встать должна была в восемь. Всё очень точно, но в час ночи я просто расслаблялась в огромной толпе людей. Там было столько различных запахов, что перебивало дыхание. Оказывается, за время мечты о Каннах, я подзабыла недостатки клубной жизни, хотя прелести были налицо.
Я пробилась ближе к сцене, чтобы не начать чихать от обилия духов и одеколонов. Через несколько минут Ятен начал петь какую-то свою песню о любви. Все разбрелись по парам. Он вытянул меня на сцену за короткое мгновение до того, как какой-то мужчина решил начать со мной танцевать. Сделав шаг к Ятену, я фактически выскользнула из почти объятий. Одинокие девушки, мягко говоря, были расстроены. И поэтому, когда я спустилась со сцены, первый ряд представляли собой исключительно девушки. Но Ятен в ту ночь больше песен о любви не пел, соответственно, на сцену никого не приглашал.
— А теперь признавайся, Минако-чан, — непринужденно улыбаясь, начала Рей. Слушая рассказ Минако, она с удивлением отметила, что наглая совесть слегка успокоилась. И поверить бы, что медсестре без страха и упрека надоело накачивать её сердце и нервный узел сильнодействующим веществом, противно хохоча при этом, но Рей только хмыкнула, подумав о том, что нахалка стопроцентно побежала за новыми гигантскими дозами и шприцами такого же размера, — как скоро ты осознала свою глубочайшую влюбленность?
«Если я сейчас начну откровенно ныть, даже про себя, то это конец всему моему хваленому самообладанию. Раз уж молчу, то и терпеть буду по полной программе. Хватит уже, Рей!» — мотнув головой, укорила сама себя Рей. Спокойно поправив растрепавшиеся пряди, она внимательно посмотрела на Минако, которая открыто улыбалась самой шикарной и невероятной из своих улыбок.
— А это было ещё не всё, — протянула Минако, несколько раз загадочно моргнув. — Вспоминая былые времена сладкой беспечности, я пошла за автографом. И что вы подумали? Расписавшись в моем блокноте, он небольшими цифрами — просто чтобы другие фанатки не увидели — написал свой номер телефона. Я, конечно, сразу увидела это и загадочно улыбнулась, прежде чем уйти. Я же не могла ровным счетом никак не отреагировать.
Я не имела ничего против того, чтобы влюбиться. Таков уж был мой коварный план, а Ятен в него отлично вписался.
Богатые люди, они не любят медлить, поэтому уже вечером следующих суток мы с Ятеном сидели в ресторане, а я, внимательно глядя на него, прикидывала в голове: понравятся ли мне те блюда, которые я заказала? Проблема была в том, что я никогда не пробовала ни одно из этих блюд, выбирала по названию. Но не являлся очевидным тот факт, что у блюда вкус хоть немного похож на название. Хорошо, что мне повезло. «Метод тыка» не подвел, попала в птицу, точнее, в рыбу, но она была вкусной. И хотя соусы я не особо любила, тот ресторан себя оправдал. Салат тоже был вкусным, особенно кусочки сыра, — до сих пор не знаю название этого солоноватого чуда — а вот оливки… Было ужасно тяжело их есть, потому что последние годы своей жизни я просто не могла терпеть эти горошины-переростки цвета хаки с отвратительным вкусом. До сих пор на них смотреть не могу, а уже больше года прошло! — Минако поморщилась, схватила кружку, где ещё оставался гранатовый чай, который Рей не допила, и сделала большой глоток, поставив кружку на стол рядом с собой. — Стоит только вспомнить — и во рту этот противный вкус оливок появляется. Извини, Рей-чан, и спасибо.
Рей хмыкнула, внимательно посмотрела на лицо улыбающейся Минако, но читать подруге мораль не стала. Первой причиной стало то, что во второй раз повторять те же слова было неинтересно. А ещё, глядя на улыбку Минако, Рей ощутила возвращение медсестры без страха и упрека. Минако улыбалась так открыто и уверенно, что, вспоминая её совсем недавнее поведение, Рей вздрагивала от какого-то подозрительного и щемящего ощущения. Всё в ней практически выло — так мартовскими ночами любил выть Бапс — о том, что Минако что-то скрывает. Орало и неприятно царапалось. И почему-то Рей казалось, что это неясное и пока ничем не подтвержденное «что-то» напрямую связано с ней самой.
За навязчивое желание схватить Минако за грудки и в самом буквальном смысле вытрясти из нее бесплотное «что-то», Рей злилась, но исключительно на себя. В конце концов, не могла же она обидеть подругу из-за собственной дурацкой паранойи!
— А потом мы с Ятеном начали встречаться. Через две с половиной недели я переехала в его квартиру и заказала уютный диван, с намеком на прочное обустройство в его жизни. Ятен вроде не имел особенных возражений.
— Значит, были неособенные возражения, да? Отношения на расчете, верно, Минако-чан? — без тени шутки поинтересовалась Ами, хотя — но это наблюдалось в её привычках давно — её вопросы больше напоминали констатацию.
— Ничего подобного, Ами-чан, — Минако залилась краской, шокировано посмотрела на подругу и через несколько секунд прижала ладони к щекам. — Я уже говорила, что страшное пузо с деньгами мне никогда не было нужно, я не настолько стерва, чтобы стонать в постели с неумелым любовником, который не доставляет мне никакого удовольствия.
К концу тирады, которую Минако, кажется, даже не осознала, её голос звучал не гневно, но очень обиженно. Её щеки алели, глаза неотрывно смотрели на Ами. Минако как будто хотела что-то сказать, — её губы не были плотно сжаты — но молчала, только шумно выдыхала через каждые несколько секунд.
Рей посмотрела на Ами, чуть нахмурив брови, а когда повернула голову, встретилась с глазами Макото, которые были наполнены осуждением. Макото не пыталась его скрыть, ничего не говоря, но с холодным спокойствием принимая сторону Минако, готовая защитить подругу. Усаги расстроенным взглядом смотрела на Ами.
— Извини, Минако-чан, — смутившись, Ами опустила голову, — я не знаю, почему вдруг ляпнула в твою сторону такую чепуху. Извини, пожалуйста, — подняв руку, Ами постаралась как можно незаметнее провести подушечкой пальца вдоль глаза и замолчала.
— Только больше не говори так, ладно, Ами-чан? — негромко попросила Минако. — Мне было обидно. Может быть, я и сейчас в богатстве не купаюсь, но и продажной шлюхой, которая по ночам в подворотнях ждет мужиков, я тоже не являюсь. И я никогда не ложилась в постель с пузом, которое мне противно. С Ятеном, как и с остальными, я встречалась потому, что он мне нравился. Я хотела влюбиться в красивого, достойного мужчину, с которым мечтала быть счастливой. Неужели все женщины должны влюбляться только в то, что идет им в руки? Неужели нельзя быть сильной и выбирать? Неужели выбор — сразу расчет? А, Ами-чан?
— Извини, — снова повторила Ами.
— А что у вас было с Ятеном? — несколько раз моргнув, увлеченно спросила Усаги.
— Любовь, — хмыкнув, уверенно ответила Минако. Её глаза больше не блестели обидой: она всегда была устойчивой к стрессам.
— А от любви рождаются детки, — ухмыльнувшись, пропела Макото.
Минако, ничуть не смутившись, повернула голову и как-то лукаво посмотрела на подругу, ухмыльнулась в ответ, подперла ладонью подбородок, задумчиво постучала пальцами по своей щеке, помолчала. Потом резко взмахнула руками, сложила их на груди и громко, отчетливо фыркнула, выставляя напоказ свое возмущение.
— Хорошо, пусть будет страсть, если вам так более приятно! — скороговоркой выпалив слова, Минако улыбнулась, добродушно посмотрела на каждую подругу, негромко засмеялась, что означало её лишь деланное, наигранное возмущение. — Вот всё как шесть лет назад, клянусь этой кружкой с гранатовым чаем!
— Своей клянись, — хмыкнула Рей.
— Твоей хочу! — безапелляционно возразила Минако и немедленно продолжила: — Вот ни слова нельзя сказать! Вечно в этой компании любовь не страсть, страсть не любовь. К мелочам придираются.
— Мы же по-дружески, Минако-чан, — улыбнувшись самой доброй и замечательной своей улыбкой, сказала Усаги.
— Что бы я делала без твоей участливой и заботливой натуры, Усаги-чан? — задумчиво спросила Минако, медленно подняв руку и проведя пальцем вдоль глаза, будто бы вытирая соленую влагу.
— Задавили бы мы тебя несчастную, беззащитную, — вздохнув, Макото печально покачала головой, протянула руку и похлопала Минако по плечу. — Бедная Минако-чан.
— Да, я такая, — Минако перекинула волосы через плечо, спрятала в них лицо, несколько раз дернула плечами и всхлипнула. — Конца всем издевательствам над моей чуткой натурой не видно! — возмущенно крикнув в собственные волосы, Минако откинула их на спину и несерьезно улыбнулась. — Надоело! С Ятеном у нас была любовь, для особо, — она голосом выделила это слово, будто поставила на нем очень жирное ударение, — придирчивых я назову это страстью. И всё. Только чистые, хм, неплатонические отношения.
— А почему он оказался таким неидеальным? — поинтересовалась Макото.
— А почему вы расстались? — одновременно с Макото задала свой вопрос Усаги. Минако еле успели разобрать содержание реплик подруг.
— С чего бы начать? Ладно, — Минако кивнула сама себе. — Что мне не нравилось в Ятене? Он был такой… девушкой.
— Н-неужели? — не решаясь озвучить свои мысли, Усаги только неразборчиво бормотала одно-единственное слово, нервно дергался её левый глаз.
— Нет, Усаги-чан, не в прямом смысле слова, — Минако заулыбалась, подняв руки в примирительном жесте. — Мне просто не захотелось быть второй женщиной в доме. А вам стоило видеть, сколько всяких косметических средств в ванной его квартиры. Вот уж у кого надо учиться коллекционированию косметики, так это у Ятена!
А причина, по которой мы расстались… Я просто разбила его машину, когда он пытался самостоятельно научить меня её водить. Потом была ночь, скрытая за кадром, а утром я ушла на работу, прихватив из квартиры Ятена все свои вещи. Больше я туда не вернулась. Он меня не искал. Хорошо, что я не уволилась из магазина. Моя комната рядом с Сецуной по-прежнему была теплой. Мне повезло. И я называю это именно так, как бы и кто бы к этому не относился.
А потом был Кунсайт. Чуть недотягивающий по красоте до Ятена, но бизнесмен, владелец успешной сети охранных предприятий. С ним было хорошо, интересно. Он много чего знал, составлял достойную партию в беседе практически на любую тему. Только в людях плохо разбирался. Главный бухгалтер у него была такой дурой. На компьютере вела «белую» и «черную» бухгалтерии. И ещё гордилась этим: только гляньте, как у неё красиво и точно всё оформлено! Разве не смешно? Пришла проверка, всё обнаружили, и не спасла Кунсайта начитанность. Много тем он знал, собеседник из него удачный был, а вот в деле своем не разбирался. Доверил всё брюнетке без мозгов — и полетело его дело. Зато умным людям, вроде меня, не верил ни на грамм. Не хотела я быть тупым украшением, не хотела, а его посадили, а «черную» бухгалтерию по колонкам. Там такое было… Со мной потом в стиле «коротко о главном» говорила профессиональный бухгалтер. Старая знакомая, вы тоже должны её помнить. Девчонка из параллельного класса, та самая Котоно. С годами она поумнела, и мы всё-таки помирились.
— А что с Кунсайтом? — задумчиво поинтересовалась Рей.
— А что мне его десять лет скромной вдовой ждать? — невозмутимо вопросом на вопрос ответила Минако. — Мы были знакомы три недели, а потом судебный процесс начался. Клянет, не клянет, я его даже не навещала ни разу. Три недели — всего ничего, а я с ним под венец не собиралась. К тому же, мы бы вместе долго не протянули, даже не сядь он в тюрьму. Я не люблю, когда ко мне относятся, как к никчемной дуре. Конечно, режим «блондинка» — полезная вещь, но я же в нем нахожусь не постоянно. Так что всё было заведомо ясно. И ничуть не обречено, но это я поняла к концу следующего и пока последнего романа.
На самом деле, спустя время я осознала, что отношения обреченными не бывают. Это очень сложно объяснить, но оно таковым является. Однажды я выведу точную психологическую формулировку этой истины, но пока у меня её нет. Тем не менее, я с полной уверенностью могу утверждать её существование. Психология отношений — очень сложная вещь. Законы физики и химии работают только по теории вероятности, да и то с большими перебоями. Только так. Двадцать первый век — сложное время для отношений. И я никоим образом не спихиваю свои выводы на то, что лично мне не везло. Да я так и не считаю.
— И ты ни о чем не жалеешь? — резко спросила Рей.
— Нет, — Минако просто пожала плечами, пристально посмотрев на подругу, которая почему-то вдруг задала вопрос, ответ на который был очевиден. — Ты же прекрасно знаешь эту сторону меня, Рей-чан, — Минако тихо хмыкнула. — Я не умею жалеть и радоваться одновременно. Ты же помнишь, нет? Я с годами не поменялась, всё такая же. Не умею хранить тайны, не люблю молчать. Ещё резкая, веселая, открытая, вспыльчивая. И хохотушка, да. Всё такая же, — Минако развела руки, будто открывая себя, тепло и по-доброму улыбнулась, мысленно оправдав себя неподходящим временем для раскрытия секретов.
«Ну, ещё чуть-чуть, Минако, — сама себя попросила она. — Я просто уверена, что скоро идеальная возможность поговорить с Рей представится».
— Да, помню. Только не надо сейчас обниматься, — предполагая, Рей взглядом указала на разведенные руки Минако, потом на стол, — тарелки ещё жирные. Да-да, те, которые между нами.
— Ах, тарелки… — Минако хитро ухмыльнулась, вставая на ноги и огибая стол. — А ну, всем обнимать Рей-чан!
Попытка Рей ретироваться провалилась: убрав свой подбородок от темной макушки, Минако обняла Рей со спины, упав на колени. Усаги, Макото и Ами поднялись со своих мест, окружая Рей со всех сторон. На какой-то момент она почти задохнулась, но не от недостатка кислорода. Глаза защипало. Объятия постепенно разомкнулись. Стоящая за её спиной, Минако засмеялась, обогнула стол и первой вернулась на свое место.
— Ты по-прежнему любишь дружеские объятия.
— Люблю, — утвердительно кивнула Рей, заставив себя улыбнуться. Минако улыбнулась в ответ.
— Обожаю тебя такую, Рей-чан, — по рукам Минако внезапно прошел холодок, она поежилась и твердо решила перейти к повествованию своей истории, дабы отвлечься: — Хотя я так и не закончила говорить о себе. Остался ещё один неидеальный роман с заведомо прозрачным концом, он был связан с созданием подпункта 1.1 к единственному пункту плана.
Адонис стал последним. Он был единственным неидеальным с короткими пепельными волосами, а также имел красивые глаза, светлую кожу. Но он не был обладателем бледной красоты, хот телосложение мощным и мускулистым не являлось. Обыкновенный нормальный парень. Красивый, не очень богатый, не бизнесмен. Адонис работа на каком-то заводе по промышленному производству. Я помнила его со времен обучения на театральном факультете. У него с искусством не сложилось, в этом мы друг друга поняли. Начали встречаться. Я не переезжала к Адонису, хотя у него и была очень неплохая квартира, которую на него переписали родители. С Адонисом было неплохо, он не спешил меня принижать, пытался научить играть в шахматы, хотя я постоянно путалась в вариациях возможных ходов различных фигур. Он не особо жадничал, да и в общем неплохо подходил. Жаль, только на первый взгляд. Я молчу о волосатости его хрупкого тела, потому что всё равно бы бросила Адониса. Несомненно.
Усаги нахмурила брови и уже открыла рот, когда Минако, вытянув ладонь вперед, понимающе кивнула головой и сама продолжила говорить:
— Я знаю твой вопрос, Усаги-чан. Почему? И спешу немедленно на него ответить.
Я вдруг поняла, что не хочу. Представила себя замужем за работником завода, живущей по-другому, с совершенно другой историей. Мне нравится то, как я живу сейчас. Обязана только себе, моя свобода в моих руках. Мне это нравится, и три месяца назад нравилось. Это может быть удивительным, но я счастлива, живя так, как сейчас. Да, я снимаю квартиру, да, пока работаю в маленьком магазине, да, мне часто не хватает денег, и ещё тысячу раз да. Но мне нравится так, как есть сейчас. Я могу ужинать или не ужинать, как хочу. Могу сидеть на подоконнике и слушать дождь, а могу включить музыку и поставить колонки на максимум. Я могу быть очаровательной, спокойной, веселой, разной. И моя свобода в моих руках, — Минако с улыбкой посмотрела на подруг, сцепила ладони на затылке и улеглась спиной на ковер, продолжив говорить после некоторой паузы: — А что со мной сейчас, да? Сейчас я живу в просторной комнате и снимаю квартиру, а моя соседка — замечательный человек по имени Сецуна Мейо, фотограф, гений фотошопа. Иногда я обновляю свои страницы на сайте знакомств, тогда я добавлю туда свои фотографии, на которых отдыхаю где-нибудь в Италии или на островах, катаюсь на новой машине, предпочтительно на Феррари или Ауди, просто джипы, БМВ и внедорожники я не люблю. Я работаю в маленьком магазине, собираюсь увольняться и искать работу по той же специальности в гипермаркете, а ещё у меня маленькая зарплата и мне ужасно часто не хватает денег. Я не хожу по ресторанам, ужинаю салатами и прочими простыми блюдами, которые легко готовить, реже позволяю себе сандвичи. Блюдами более сложного приготовления со мной почти постоянно делится Сецуна. Может быть, это и наглость, поскольку я редко когда отказываюсь, но Сецуна угощает сама, я даже умоляющими глазами не смотрю на её кастрюлю. Ещё раз в две недели мы скидываемся напополам суммой для праздника. Я чаще всего беру двухлитровую бутылку среднего алкогольного пива, а Сец заказывает пиццу с солеными огурцами. Мы находим какой-нибудь праздник и расслабляемся. Ещё я редко хожу на свидания, предпочитая сейчас оставаться для мужчин загадочной, недоступной красавицей. И у меня отличная фигура, потому что быстрый обмен веществ, а Сецуна в свободное время безумно вкусно готовит, только совесть и удерживает от поедания всего и сразу.
Макото хмыкнула, но Минако, похоже, не заметила этого.
— Да, я живу просто, и по мнению людей, верящих в неписанный закон умных богатых кукловодов мира, должна быть несчастна. Но, разорвут меня черти, если я вру, я до чертиков в зрачках счастлива!
Усаги часто заморгала, смотря на подругу глазами, полными слез. Её губы дрожали от счастливой улыбки. Минако села, волосы, описав полукруг, улеглись на её спину. Встав на колени, она оперлась ладонью на стол, вытянулась и свободной рукой дотянулась до лица Усаги, пальцем сгоняя слезы с глаз подруги.
— Усаги-чан, ты обещала…
— А я не могу не плакать, когда очень счастлива, — глаза Усаги снова наполнились слезами, она всхлипнула, а Минако села на свое место. — Я… я забираю свои слова назад!
— Ты ещё не всё знаешь. Уверена, слез не будет, когда я закончу рассказ, — убежденно сказала Минако, на что Усаги никак не отреагировала.
— А ты точно уверена? — с ноткой неверия в голосе поинтересовалась Макото.
— А я должна была сказать хоть что-то утешающее! — утвердительным тоном заявила Минако, улыбнувшись после своей реплики. — И вообще… Я счастлива, да, но и сейчас не бездельничаю. У меня очень много планов, и большинство из них я воплощаю сейчас.
Например, я решила поступить на архитектурный факультет. Очень хочу попробовать, а потом беру уроки рисования и черчения у Сецуны: она замечательно знает и то, и то. Так что, Рей-чан, если тебе это и сегодня интересно, я смогу пересказывать тебе содержание лекций, когда поступлю.
Рей ничего не ответила, только как-то неопределенно качнула головой. Минако продолжила говорить:
— А ещё я пишу книгу! И не надо смотреть на меня такими взглядами, ведь я же талантливая.
— Бессовестная хвастунья, — легкомысленным тоном прокомментировала Макото.
— Всё равно талантливая, — Минако хмыкнула, вложив в этот жест нотку горделивости, но совсем чуть-чуть, чтобы ненароком не обидеть подруг. — И ты, Мако-чан, сможешь в этом убедиться, потому что я никогда не утверждаю то, в чем не уверена.
— Ну да, — Усаги недоверчиво хмыкнула, немедленно привлекая к себе удивленные и полные неверия взгляды подруг. — А что? Минако-чан утверждала, что я не буду плакать, а я не знаю, потому что беременна, у меня гормоны.
— Да ладно тебе, Усаги-чан, — добродушно отмахнулась Минако. — Я думаю, должно получиться действительно хорошо. Мм, примерно… через неделю так точно я закончу книгу, по крайней мере, так планирую. Её официальное название: «Да не пошел бы ты, или ТОП-5 способов бороться с депрессией». Она повествует о пяти сильных и независимых по характеру девушках. Все они оказались брошены, у каждой из них разные обстоятельства, но у каждой достаточно и выдержки, чтобы со всем справиться и в итоге смело сказать незадачливому составляющему отношений: «Да не пошел бы ты!»
Чуть позже, независимо от удачи с первой книгой, я очень хочу написать ещё одну. Пока её название: «Работа в браке, или Как остаться в живых». В этой книге я хочу отразить мужские и женские взгляды на отношения, на брак, но если с женской психологией книги у меня всё готово и сейчас, про мужскую психологию таких вещей стоит поинтересоваться у них самих. Для достоверности. Не хочу, чтобы о моем произведении бытовали отзывы: «Очередная книжонка, написанная всеми брошенной». Хочу, чтобы были другие, хорошие. Такие, которые подчеркнут нотку профессионализма в моем любительском увлечении.
— Какая же ты молодец, Минако-чан! — встав на ноги, Усаги за несколько секунд оказалась рядом с подругой, стала на колени и принялась обнимать Минако, часто всхлипывая. Усаги плакала.
— Усаги-чан, — шепотом начала Минако, неловко поежившись в объятиях Усаги: ей было неловко, что подруга плачет по её вине, — не надо плакать. Ты… ты говорила, что не будешь.
— Всё равно буду! — сбивчиво сказала Усаги, счастливо всхлипнув. — Это слезы счастья, Минако-чан, не переживай. Потому что я действительно невероятно счастлива. За тебя, за девочек, за нас! Я просто счастлива!
Минако тепло улыбнулась. До носа донесся легкий аромат ромашки, который исходил от волос подруги. Макото и Ами улыбнулись, и только Рей напряглась, ощутив холодную тяжесть в животе.
— Усаги-чан… — тихо сказала Минако.
Через стекло дверей что-то засветилось, послышались звуки нарастающей мелодии.
— Хм, это мой мобильный заливается, — спокойно прокомментировала Рей, вставая на ноги. — Я выйду?
Почему-то секунд десять все молчали. Только потом Ами, сглотнув от внезапной сухости в горле, кивнула:
— Да, конечно, Рей-чан.
Минако проводила спокойно уходящую Рей взглядом, осторожно попыталась выбраться из объятий Усаги и встать. Всё внутри согласно дрожало: сейчас. Сердце тяжело билось, будто гонять кровь ему было до болезненных ощущений ужасно. Минако встала, не обратив особого внимания на удивленный взгляд Усаги, которая продолжала стоять на коленях, ничего не понимая.
— Минако? — будто ощущая странную и неясную тяжесть происходящего, едва слышным шепотом спросила Усаги.
Минако опустила голову, растянула губы в улыбке. Её глаза при взгляде на Усаги тепло блеснули. Выпрямившись, Минако сделала осторожный шаг в сторону, сказав:
— Я сейчас вернусь.
И пошла за Рей.