Vive la reine!

Чародейка исполнила все, что обещала. После долгих уговоров короля, просьб королевы и тщательной подготовки, Амелл решилась. Она могла бы сказать, что результат превзошел все её ожидания, но Мак Тир была крайне недовольна тем, что Феликс никак не приходил в сознание. — Либо он сразит болезнь, либо болезнь сразит его, — тихо сказала Ингрид Амелл, стоя у кровати Кусланда. Она бережно обнимала живот, заметный даже при том фасоне платья, который она носила. Женщины в её положении должны были казаться беззащитными, но Аноре в одно мгновение захотелось наплевать на это и вцепиться в рыжую гадину. — Ты не говорила об этом. Ты. Не говорила. Об этом, — процедила королева. — Ты сказала, что вылечишь его! — Я сделала все возможное, — чародейка скривила губы. — На все остальное — воля Создателя. Или же крепость вашего мужа. Называйте как хотите. Но и маги не всесильны. «Рыжая сука,» — с отчаянием подумала Мак Тир. — Вы свою часть сделки выполнили, теперь дело за мной. Эрлина передаст вам дарственную на небольшой домик в Вест Хилле и содержание в тридцать золотых в год. Мой отец передаст все Стражам, скажет, что вы погибли… Можете идти, Ингрид. — Благодарю, Ваше Величество, — сказала она, слегка склонив голову, и поспешила покинуть комнату. А Анора осталась… осталась в покоях, где ныне лежал её немощный король, за которым, будь у неё время и возможность, она бы самолично ухаживала. Каждый вечер, когда приходила к бессознательному Феликсу, она неизменно мучилась мыслям о том, чтобы было, если на его месте оказался бы Кайлан. Кайлан, раненый и разбитый после Остагара… печалилась ли бы она о нем хоть сколько-нибудь? Приходила бы каждый день, ожидая, что тот очнется? Или же припомнила бы ему все обиды, все измены, каждое едкое слово? И Анора дала себе самый честный ответ — она бы припомнила ему все. Не высказала бы все в лицо, не попрекала бы его немощностью, нет. Но долго лелеемая обида дала бы о себе знать. Её душа бы ликовала, видя его боль, думая, что это возмездие за все её выплаканные слезы. Она бы не приходила к нему, оставила бы на попечение лекарям… К Феликсу Кусланду она приходила каждый вечер. Разбирала документы, сидя на кресле в его покоях. И иногда читала ему, надеясь, что тот слышит, ведь такое бывало по словам лекарей. Когда читала сами документы, когда исторические летописи, принесенные из библиотеки дворца. И каждый вечер она ждала, что он очнется. Анора вставала на час раньше, чтобы посетить молельню и попросить Создателя, чтобы тот помог ей хоть раз в жизни. О, как она молила своего бога, заранее зная, как тот жесток! Когда-то он забрал у неё мать, затем мужа, а теперь собрался забрать и второго! Мак Тир боялась за Феликса, и сама не могла понять почему. Она не испытывала той страсти, которую воспевали в балладах, хотя и подозревала, что та могла в ней только зарождаться. Но безграничная нежность? Возможно. Уважение к сильной личности? Определенно. Благодарность за спасение из рук Хоу? Безусловно. И если бы он доверял ей чуть больше… но Мак Тир была уверена, что все еще впереди. И откуда-то было четкое убеждение, что она любима этим человеком. Возможно, она вообще была любима и желанна первый раз в жизни, потому что для королевы это непозволительная роскошь. Анора вовсе не боялась распространения слухов о немощности короля. Большинство слуг были распущены за месяц до Сатинальи, знать отсиживалась в своих имениях и обещала нагрянуть только на ежегодное празднество Сатинальи. Поэтому королева упорно ждала того самого момента, когда же Кусланд очнется… и сможет отвлекать её от выполнения государственных дел, изредка бросая на неё полный нежности взгляд. Увы, она привыкла к его постоянному присутствию, он стал ей… почти родным. И она с нетерпением ждала его возвращения. Соли на рану добавил её разговор с отцом, который упомянул, что Ферелдену было бы лучше, будь у них одна лишь королева. — Неужели слова Феликса о том, что ты запросто готов пожертвовать сотнями людей, не были пустыми? — тихо спросила Анора у Логейна. Он был её отцом и всегда являлся непререкаемым авторитетом для неё, когда она была юной девушкой, но сейчас она явно видела недостатки отца как правителя, как политика. Он был хорошим солдатом, но не самым лучшим командиром для огромной армии, и уж точно стал бы никудышным королем, утопив Ферелден в крови своих поданных, а земли бы их возлюбленной страны стали кишеть порождениями тьмы. — Я всегда думала, что Остагар был вынужденной жертвой, но… — Анора, Кайлан собирался впустить к нам в страну орлесианских шевалье! — возразил отец во время того разговора. — Я не собиралась впускать шевалье. Кусланд не собирался впускать к нам шевалье. И все же, во время Мора ты чинил препятствия и мне, и ему, — покачала головой королева. — Отец, я не стремлюсь обвинить тебя. Видит Создатель, я, наверное, единственная, кто не винит тебя, хотя мне стоило бы это сделать! Все о чем я тебя прошу — это принять моего нового супруга. Я уважаю твое мнение, но прошу не высказывать его прилюдно… Я уже не раз тебе говорила, что Феликс — достойный мужчина и хороший король. — Ты любишь его Анора, хоть сколько-нибудь? — неожиданно спросил отец. — О, папа, когда на кону было благо Ферелдена, ты не задавался вопросом, люблю ли я Кайлана! — горько усмехнулась королева. — Но вот уже Кусланд тебе не кажется такой важной фигурой в нашей игре, и ты спрашиваешь меня о моих чувствах… — Анора, я понимаю, что из уст твоего отца, которого все заклеймили предателем, это звучит более, чем нелепо. Но я твой отец. Все еще твой отец. И, видит Создатель, я всегда хотел для тебя лучшего. Я никогда не хотел, чтобы моя дочь была несчастна. Мне вполне хватило несчастной королевы Рован. — И все же, отец, замужем за Кайланом я была несчастна ровно настолько, насколько была счастлива рядом с Феликсом Кусландом, — строго отрезала Анора. — Прошу, не будем об этом. Вместо того, чтобы печься о своей взрослой дочери, тебе следовало бы проявить больше внимания и заботы к женщине, что носит твоего наследника, возможно, сына, которого ты вечно искал во мне! Тем более, что она считает, что ты к ней более чем равнодушен… — Анора, ты недостаточно… — Что, отец? Недостаточно умна или пережила не довольно зим? Папа, мой милый папа! Я прошу тебя быть достаточно мудрым, чтобы не указывать мне, как мне жить, тогда и я закрою глаза на то, как живешь ты! — Мак Тир лишь крепко обняла отца, прося у него тем самым прощения и ища у него хоть каплю понимания. Но что-то в женщине радовалось: её отец печется о ней, заботится и хочет для неё счастливой судьбы. И как дочь она была ему за это искренне благодарна. Хвала Создателю, что отец больше не заводил этот разговор и посчитал, что дочь знала лучше, как ей поступать. Через неделю Феликс открыл глаза. И первой он увидел Анору. Еще через день — он попытался встать. Держась за столпы кровати и чуть ли не падая от слабости. Королева бросилась к нему, чтобы помочь, и столкнулась со взглядом затравленного зверя. Ошалевшего, испуганного зверя, который столкнувшись со своей слабостью, сходил с ума. Анора Мак Тир хорошо знала таких мужчин: привыкшие всю жизнь быть сильными физически, они терялись, становясь немощными. И она позволила ему сделать первый шаг самому, потом — пройти до очага и вернуться в постель, чтобы рухнуть замертво. Королева в спешке позвала Ингрид, и та заверила, что если король сегодня поднялся на ноги, значит, болезнь миновала, и к Сатиналье король будет плясать. Анора поверила ей на слово, но все же отправила заказ одному знакомому краснодеревщику эскиз трости, что ныне была в почете у торговых принцев Антивы, и попросила изготовить одну для короля, здраво рассудив, что ему будет тяжело ходить, после болезни. Из своих покоев король впервые вышел провожать Амелл и Логейна, опираясь на подаренную трость. Была ночь, поскольку уезжать Стражам предстояло в полной секретности, уже выпал первый пушистый снег, а дороги у замка были покрыты коркой льда, на которой легко можно было поскользнуться. Поэтому Анора благодарила Создателя за то, что Феликс оказался достаточно умен, чтобы принять трость и пользоваться ею без оглядки на то, что о нем могли сказать. Амелл уезжала в поместье, где, скорее всего, будет скрываться многие годы, а отец отправлялся в Орлей. И она жалела о том, что возможность увидеться им выпадет нескоро, если вообще выпадет. Жалела она и о том, что большую часть пребывания в замке они с отцом спорили о вещах несущественных. Но королева… королева была уверена, что сможет попросить Серых Стражей отправить отца назад в Ферелден, хотя бы в Амарантайн, где безопаснее и где ближе до столицы. — Благодарю вас, ваши величества, — с улыбкой сказала Ингрид, прощаясь с королевской четой. В подаренных королевой мехах она выглядела донельзя счастливой. — Это мне стоит благодарить тебя, Ингрид, — сказала королева, опустив взгляд. — Благодарю тебя. Благодарю тебя, и прощай. — Благодарю тебя, — сказал Феликс, еще не до конца веривший, что приступы-таки отступили. — Не стоит, мой король, — на губах у чародейки появилась усмешка. — В конце концов, это не первый и не последний ваш секрет, который я храню. И мне лишь остается искренне сочувствовать вашей супруге… Аноре хватило мгновения, чтобы заметить, как на скулах у Кусланда заходили жвалки, но он тут же справился с собой. — До свидания, — сказал он уже более холодным тоном. Чародейка улыбнулась напоследок и заспешила занять карету. Мак Тир в душе понадеялась, что больше никогда не увидит эту женщину. Если она вызвала беспокойство в душе её мужа… лучше ей быть подальше от замка. Как только Ингрид забралась в карету, кучер тут же сорвался с места, словно сумасшедший, и карета быстро скрылась за ближайшим поворотом. И как только Амелл исчезла из поля её зрения, да простит королеву Создатель, Анора почувствовала облегчение. Лошадь отца была оседлана, и тот готовился отправляться. Разлука с отцом, в отличии от расставания с чародейкой, казалась королеве невыносимой. Она снова привыкла к тому, что её папа всегда рядом, и она всегда может прибежать к нему и выплакаться, словно ребенок… И он снова уезжал. Она почувствовала совсем как тогда, будучи еще малым дитя, отец покидал её, покидал Гварен. — Папа, — тихо вздохнула женщина, обнимая отца. — Посылай мне письма, хотя бы иногда. Надеюсь, это Стражам не запрещено? — Вовсе нет, Анора. Обещаю послать письмо, как только доберусь до крепости Адамант, — отец улыбнулся ей. Тоже совсем как улыбался малому ребенку: тепло и с непередаваемой нежностью. Королева солгала бы, если бы сказала, что не чувствовала себя преданной в тот момент. — До свидания, Кусланд, — кивнул он королю. Феликс ответил таким же уважительным кивком. Логейн взобрался на коня, а дочь сказала ему последнее: — Прощай, отец. Мак Тир так же скрылся в темноте достаточно быстро. Улицы Денерима были знакомы ему от и до, поэтому Анора не сомневалась, что город он покинет задолго до рассвета, следуя по торговым дорогам. Королева тяжело вздохнула и обернулась к королю. — Вот все и закончено, Феликс. Все позади, и я счастлива и несчастна одновременно, — грустно сказала она. Король предложил свою руку, и Анора с радостью приняла её, стараясь сильно не опираться на него, чтобы не перетруждать его. Хотя, такой мужчина как Кусланд, несмотря на не слишком мощное (по сравнению с многими лордами Ферелдена, которые, как дикари, ценили груду мышц и грубую силу) телосложение, королева была уверена, что тейрн без проблем поднимет двух таких как она за раз. Но все же… все же… — А что если не закончено? — хриплым голосом спросил король. — Что, если приступы вернутся? — Тейрн, не будьте столь пессимистичны, — примирительно ответила Анора. — Я уверена, что болезнь отступила. — Болезнь да, но не скверна, — покачал головой Феликс. — Скверна? Что вы имеете в виду? Как она может на вас действовать? Я знаю не так уж много, мне хотелось бы получить объяснения... — Анора, вы же понимаете, что всей правды я не расскажу вам никогда. Часть да, но в секреты посвящать не в праве, — с сожалением ответил Кусланд. — Хорошо. Но это лишь пока, — не стала настаивать она. — Возвращаемся в замок? Слуги, державшие факелы, порядком замерзли. — Отпустим пажей и пойдем в сад, — предложил Феликс. — Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила королева. — Более чем. Удовольствовавшись этим ответом, она заспешила обратно в замок и к другому выходу из него, уже в сад. Там было нет так заснежено, поскольку слуги, вернувшиеся к Сатиналье, дабы подготовить замок к празднеству, тщательно расчищали дороги. Слуги, скрылись, так как двор и так был освещен теми же факелами и луной, которая была необычайно яркой... Падал снег, и ночь была нежна и благосклонна к королевской чете. Анора в белых мехах была чудо как хороша. Щеки, слегка раскрасневшиеся на морозе, блестящие глаза… — Феликс, — начала она, — нам снова повезло оказаться наедине. И я рада, что ты наконец встал на ноги и чувствуешь себя лучше… — Признаться, не ожидал, что ты всю мою, кхм, болезнь будешь рядом, — честно сказал Кусланд. — И увидеть тебя после пробуждения было более чем неожиданно. — Не перебивай меня, Феликс, — со вздохом продолжила королева. — Когда ты был в беспамятстве, после ритуала этой чародейки, я… Я испугалась, Феликс. Впервые испугалась за чужую жизнь. И вовсе не потому, что ты был важен для государства, но ты был важен для меня. Это сложно описать словами… — Анора, мне тоже тяжело выразить словами, как я рад это слышать, — Кусланд улыбнулся, и лицо его мгновенно преобразилось, став по-мальчишески счастливым. Он приблизился к королеве, опираясь на трость, и склонил голову. На губах у Мак Тир появилась счастливая улыбка — отражение улыбки короля. — Моя королева, мне кажется, вы влюбились! — Кто же мог оказаться этим счастливчиком? — не удержалась от ехидцы Анора. — Столько вариантов… — Вариант только один! — ультимативно, но с такой же иронией в голосе ответил король. — Скоро Сатиналья, и страна наконец увидит счастливую королевскую чету на троне. — Жаль только, что королева полюбила настоящее чудовище, — улыбка Кусланд мгновенно стала грустной. — О, нет, не смейте говорить так, — строго возразила Анора. — Я могла полюбить лишь лучшего из мужчин, иначе и случится не могло… И тут же она потянулась к нему за поцелуем. И этот поцелуй был отнюдь не так целомудренен, как первый, тем более, что его инициатором стала сама королева. Анора Мак Тир наконец-то впустила Феликса в свою жизнь, и тот не собирался упускать подаренный шанс. В Денериме падал снег.