Vive la reine!

Почти семь лет. Мираж, сон, мозаика, составленная из кусочков счастья. Семь лет спокойствия для Ферелдена и для королевской четы. Рутина не была скучной. Она была умиротворяющей, вязкой, как патока. Они походили на мух, застывших в янтаре. Наверное, они были демонически счастливыми мухами… …Много лет назад они поехали в Гварен, приказали заложить экипаж как только на дорогах растаял снег. Анора вообще подумывала о том, чтобы на лето остановиться в усадьбе тейрнов. Её родном доме, в конце концов. Тем более, что благородные дамы были бы не против прогулок по берегу моря. У орлесианской знати это считалось престижным. Сначала она не узнала плотницкую деда. Там был другой прилавок, аккуратная витрина, да и разрослась лавчонка на пару комнат. Но Анора точно помнила, что она была рядом с трактиром «Три селедки», а тот никуда не делся. Она зашла в помещение осторожно, громко стучась. — Я может и слеп, но еще не совсем глухой! — недовольно проворчал старик, шаркая ногами по деревянному полу и направляясь к двери. Увидев Анору он остановился, сильно прищурившись, словно силясь подробнее расспросить незваную гостью. — Значит пришла все-таки… Ну, заходи. И мальчика своего заводи, а то что он смотрит на меня исподлобья, как на гарлока какого? Мак Тир перехватила ладонь Феликса, ведя его за собой. Он пригнулся, входя в лавку, так как косяк оказался слишком низким для него. Они так и остановились посреди комнаты, пока старик-плотник не пригласил Анору присесть на один из стульев. Кусланд остался стоять. — Здравствуй, дедушка, — сказала королева. — Ишь ты, какую манеру взяла — первой разговор заводить со старшими, — недовольно проворчал старик. — Пороть тебя надо было, да вот не уследил… — в ворчании его не было ничего обидного, скорее оно было похоже на недовольство всех стариков молодежью. Анора вовсе не обижалась. — Дедушка, я приехала, чтобы забрать тебя в Денерим… — Дурость эту из головы выброси, — снова проворчал старик. — Я в Гварене родился, вырос, женился, дочь воспитал. В Гварене и помру. — Милорд, — подал голос Феликс, — в столице вам способны оказать куда лучший уход. Вы будете в окружении семьи… — Это с чего ты ко мне так обращаешься? Я, чай, не из благородных, да и реверансам вашим не обучен. А какая у вас семья без стайки детишек? Сырость да холод в вашем Денериме, вот что я тебе скажу. А тут мне на смену мой подмастерье живет, жену вот завел, хорошая девчонка, детишки вот их бегают… — он махнула куда-то в сторону окна скрюченными пальцами. Анора припоминала, что действительно видела стайку резвящихся детей. — Пойдем, — это он адресовал внучке. — А мальчик твой пусть здесь подождет. Старик с трудом поднялся со стула и пошел вглубь лавки, к бесчисленным полкам и шкафам. К красивым шкафам с резьбой и даже со стеклянными дверцами — невиданной роскошью в этих краях. Один из них оказался заставленными крупными фигурками. И большую часть из них она узнала. Мабари и галла так точно были её. Но было еще много фигурок ей не знакомых. — Я давно их забрал. Из тейрнской усадьбы. Сказал, что им ни к чему. А мне — память, — пояснил плотник. Анора пересчитала фигурки. Двадцать семь. Еще пятнадцать с тех пор, как она перестала ходить к деду. Двадцать семь. Двадцать семь — столько было королеве. Это значило, что он делал по фигурке на каждую Сатиналью, даже не смотря на то, что она не приходила. Фигурки просто были. Среди них особенно выделялась одна: волк, сцепившийся с медведем. Волк вроде как перегрыз медведю глотку. Но была еще и львица, сложившая морду на лапы и словно с прищуром смотревшая на Анору из-за стекла. — Я в книжной лавке эту кошку нашел, — снова пояснил дедушка. — Говорил кто-то, что лев — символ Тейринов. Вот в год, когда ты уехала и вырезал. Мак Тир сразу же припомнились слова Феликса о родовом животном Тейринов: «Львы знаешь какие? Самцы большую часть дня спят. Они изредка дерутся с другими за территорию, за прайд, так называется их стая, за львиц. Но в основном, львицы делают за них всю работу. Охотятся беспрестанно, воспитывают детенышей. Охраняют прайд. Но львы, именно львы, а не львицы, считаются королями всех зверей. Получается, что ты когда-то была львицей Тейринов. Только вот не хотел бы я стать их львом…» Стоило вспомнить хотя бы Роуэн Тейрин, в девичестве Геррин, или мятежную королеву Мойру, который так или иначе принадлежали к этому роду. Род Тейринов пребывал в благоденствии, когда правили женщины и их страна приходила в упадок, стоило мужчине приблизиться к власти. Стоило вспомнить хотя бы спокойное царствие Фионны, взошедшей в на престол в восемнадцатом году века Стали. Или вот если бы не Логейн, что бы случилось с королем Мэриком?.. Но резная львица Аноре понравилась. Её ведь так и звали за глаза. Львица Тейринов. Хорошо, что не гадюка еще. А теперь вот волчицей звали, памятуя о волке Хайевера. Кусланд смеялся еще, говорил, что хорошо, раз волки. У волков пары — раз и на всю жизнь… — Забирай, — сказал дедушка. — Они все для тебя делались. Нечего им тут стоять. — А ты?.. — Сказал же, не поеду никуда, — он нахмурил кустистые брови. — А мальчик у тебя хороший. Да и король он, говорят, тоже хороший, — он протянул старую морщинистую руку, словно желая погладить Анору по голове, как делал это в детстве. Но неожиданно опустил руку, и королева, поддаваясь странному поры, перехватила опускающуюся ладонь и крепко сжала её в своей. — А как детишки будут приезжайте. Море для детей полезно. Мак Тир забрала фигурки и приезжала потом каждый год к деду. За новыми. Каждый раз просила приехать в Денерим, каждый раз он отказывался. Да и правнуками она его так и не осчастливила. …Семь лет безоблачного счастья и ни одной беременности. Анора втайне обращалась к различным знахаркам, которые все как одна обещали помочь, но ни одна так и не преуспела. В какой-то она перестала пытаться. Не видела больше смысла. Теперь она и Феликс смотрели на младших детей знати с какой-то затаенной грустью. Но никто из них не обвинял друга, они по-прежнему проводили ночи вместе. Семь лет. Четыре из которых они и не думали о наследниках. Семь лет. И в последний год в небе образовалась дыра, которую называли Брешь. Семь лет. И в последний год случилось чудо. Да, было много треволнений связанных с Конклавом, который прошел неудачно, с Инквизицией, которая обосновалась в Убежище. Поэтому обмороку она не удивилась, тот наверняка произошел из-за переутомления. Запах рыбы, столь любимой, стал противен настолько, что к горлу подкатывала тошнота. А когда некоторые платья стали тесноваты в талии, а регулы не пришли и на третий раз, Анора отписала сообществу магов — попросила о лекаре, который и подтвердил невероятную догадку. От платьев с утягивающим корсетом пришлось забыть и заказать несколько новых — более свободных в талии, передвигаться она стала осторожнее, да и попросила переселить её в другие покои — последние годы они спали Феликсом в одной спальне. Мужа это наверняка задело, хоть он и не показал виду. Замок вообще погрузился в напряженное ожидание, как всегда это происходило во время войны. Хрупкое и иллюзорное спокойствие не могло быть нарушено незримым разладом королевской четы. Она зашла в кабинет, который король облюбовал уже много лет назад и в котором они вместе разбирали большую часть прошений. В кабинете как всегда был разожжен камин, дрова в котором сейчас весело потрескивали. Король сидел на софе, обтянутой тафтой, и невидящим взглядом уставился на огонь. Анора с теплотой вспоминала вечера, которые они проводили здесь. Она садилась на тафту, а Кусланд ложился, положив ей голову на колени. И она запускала пряди в каштановые вихры, которые отливали рыжиной. Мак Тир надеялась, что у её сына будут такие же волосы. И когда она проводила пальцами по его лицу, рисуя странные и понятные лишь ей одной узоры на щеке, сердце её сначала замирало, а потом начинало гулко-гулко биться, и королева словно задыхалась от безумного счастья. Счастье. Такое зыбкое счастье, которое теперь утекало словно песок сквозь пальцы. Ей тихий голос прорезал тишину кабинета: — Феликс. Король встал с софы и обернулся, посмотрев на Мак Тир. Лицо его было изрезано ранними морщинами. Она хорошо знала, как он хмурится, и как он улыбается, и потому вовсе не удивлялась этим морщинкам, они казались ей очаровательными. Когда он улыбался морщинки собирались лучиками у глаз. Только вот ранняя седина его пугала королеву. Благородный белый цвет лишь слегка тронул его шевелюру, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы Феликс выглядел старше, чем ему было на самом деле. — Анора, — традиционный кивок как приветствие. Ей так захотелось подбежать к нему, поцеловать сухие обветренные губы, а потом уткнуться носом в шею. Простые проявление нежности стали такими обычными. И она снова коснулась бы его щеки, и кожу бы покалывала двухдневная щетина. Только вот не осталось сил на нежность. Они так устали с этим конклавом, восстанием магов, красными храмовниками… — Феликс, — королева почти шептала, — я должна тебе кое-что сказать… — Анора, я боюсь, что сейчас моя новость несколько важнее, — он сделал шаг на встречу ей, перехватил её ладонь и крепко сжал в своей. — Анора, дело в том, что есть много из того, что ты не знаешь о Серых Стражах. Я считал себе не в праве раскрывать тебе секретов ордена, за это и поплатился. Из-за меня Создатель не послал нам детей, из-за чего я буду корить себя всю жизнь… — Погоди, что? — королева непонимающе отпрянула от мужа, выдернув ладонь и ошарашено посмотрела на Феликса. Её вовсе не смутила фраза о том, что Феликс признавал за собой несущественную и надуманную вину о непоявлении наследника. Вовсе нет. Её испугало то, что он не рассказал ей все о Серых Стражах. Она надеялась, что их брак был построен на доверии, что в их отношениях не было места лжи и тайнам… — Не перебивай меня, пожалуйста, — попросил он. В голосе слышалось столько боли и отчаяния, что Мак Тир хотелось заплакать, а потом крепко обнять его, отогнав всю печаль. — Дело в том, что срок жизни Серых Стражей весьма и весьма ограничен, — он вздохнул и обреченно посмотрел на неё. — Анора, солнце моё, жизнь моя, любовь моя… Анора, я слышу Зов.