ВТОРОГО ФЕВРАЛЯ В СНЕГУ

День начался совой. Вернее, он не начинался ни с какой совы, просто жизнь в этот день вела себя как большая и ленивая сипуха, просыпающаяся лишь к вечеру. А утро тяжело ползло брюхом по коридорам Академии, шурша перьями – шурша словами, цепляясь коготками за углы. Рассказала Ксанфу главу третью, Ксанф усмехнулся, и поставил в журнал закорючку. Какой-то вернувшийся повидать учителей выпускник прошлого года, уже авер-вассал Двора, одетый с иголочки, и наглый как петух, пытался поймать ее руку мимоходом. Он нарвался на учителя Ленора. Еще Ремма куда-то все время исчезала, даже пропустила обед. Вестимо, где-то в углу библиотеки целуется с новым ухажером. В общем, скучно. Цки ждала. Ждала послеобеденных уроков – как еще никогда в жизни не ждала. И дождалась. Все шли на ипподром. «Организованной толпой народ идет на димов бой!» - и это была сущая правда. Поговаривали, что глава одного из димов заказывал убийства некоторых участников состязаний на колесницах. Поговаривали, впрочем, многое. И было то, о чем все знали, и о чем молчали – димы спонсируются Двором. «Стань спортсменом, побеждай! – вот твоя дорога в Рай!». Хотя, и в Рай-то не все верили. Люди вообще мало во что верили, каждый выживал как мог, размышляя, о чем мог. Думали, что надо детей кормить, что крыша скоро протечет, что давно не слышно вестей с Западных границ, которые держат под контролем император и его войско – ой ли? О потных лошадях и молодых продажных спортсменах никто больше не думал. Гонки на колесницах – для простого человека это всего лишь отмашка – подумать, отдохнуть, уйти из душного городского цеха хоть на пару часов. Но половина Академии шла сегодня туда по другой причине – все при мечах, в форме авер-вассалов, с радостными лицами – лошади ломают ноги, люди ломают спины, Двор разламывает золотые монеты – чтобы всем хватило! «Как круто!» - вздыхала рядом с Цки сидящая Алиса. Золотые волосы, голубые глаза. Цки смотрела на свою однокурсницу, и недоумевала, как это у Алисы все так просто получается? И мальчишки вьются, и смеется она часто, и учителям нравится. Цки довольно часто об этом думала. Но только вот сейчас она поняла почему, когда Алиса, своими прекрасными голубыми глазами посмотрела на нее - "Гляди! Сейчас! Сейчас ворота откроют!" - и даже взвизгнула от радости, Цки все поняла - у Алисы были глаза чистые, светлые, совершенно не затуманенные мыслью или переживаниями. Алиса была существом необычайно милым, безобидным, такая добрая-добрая, хрупкая-хрупкая. Ветер гулял в ее голове. И отец богатый тоже у нее есть. И стало даже немного завидно - хорошо живется Алисе - не думай, а только будь. Наверное, именно в тот момент Цки осознала, насколько это все, что ее окружало столько лет, чем она жила, насколько это осточертело! Привычка, глупая привычка делала свое дело все это время. До той поры. До второго февраля. Поэтому, как только грохот стирающихся о землю копыт заглушил визги Алисы, Цки поднялась со своего места и под шумок скрылась в сумерках города. Мне нужна скрипучая дверь дома кузнеца. Открыла снова та маленькая девочка, - А папа ушел спрашивать дядей… аверов? Вассалов? Папа ушел в столицу спрашивать про маму… - Про маму? – у Цки холодели руки, она чувствовала себя крайне неловко. Она чувствовала себя лишней. Хотела провалиться. Бежать. Даже вернуться на ипподром! - Мама сейчас с императором. Она готовит покушать всем солдатам… - Девочка прервалась. Какие-то свои мрачные мысли дергали ее бровки. И такой серьезной, нечеловечески проникновенной интонацией, она договорила. – Папа бы ушел за мамой, если бы меня не было. Но я есть. И тут Цки захотелось просто исчезнуть! Сердце сжималось от того, что девочка говорила. И так спокойно говорила! Все понимала! Дети, дети, устами вашими глаголет… Цки не могла ничего сказать. Да и не надо было ничего говорить. Она просто положила записку на его рабочий стол и завернутый в бумагу янтарь. Хотела уйти, убежать, но, боже!, какой взгляд был у этой девочки! - Император победит всех. И мама вернется. И все будет как было. Но Золотой век ушел. И ушел безвозвратно. Теперь все катится вниз, вниз. Рождение – это путь к смерти. Так вперед же! К Страшному Суду! К Светлому Будущему! Вавилен пустил коня шагом, думая, что не стоит знать этим людям, что у него теперь есть скаковая лошадь и комната у самых краев Двора в столичном квартале. Поэтому он предпочел оставить храпящее животное на попечение хозяина таверны на площади, под залог, конечно. И, завернувшись в тяжелый плащ, мелким шагом, короткими перебежками, стал пробираться в городские трущобы, на конспиративный подвал некоего Ыва. Никто не должен был его заметить. Но его заметили. И разыгралась трагедия в узком грязном переулке, залитом сумерками. Все было видно на отражениях в лужах. - Ах ты шлюха! – На Вавилена сзади вдруг налетела фигура, помельче, но пораскрепощенней. - Василевс? – Вавилена прижимали к стене. Он дергался, но ничто не могло противостоять напору того человека. Он давил морально больше, чем физически. Давил Моралью. Бил в самое слабое место: - Значит, денежками богат?! Значит, на пони ездим? Радугу жрем и бабочками… - Василь… - хрипел богобоязненно Вавилен. - Ты мне не Василькай! Васильки продавал на блошином рынке? Откуда денежки, я тебя, тварь, спрашиваю? - Ва… - Вас слышно за три улицы, господа, - с самым скромным видом, засунув руки в карманы, к ним шагала еще фигура. Остановилась чуть поодаль, поправила очки, и замерла. На пришедшего не обращали внимания. - Бог – он все видит! Понял меня, собака Дворянская?… Собака Дворовая! Дворовая продажная собака! Сколько всего ты им, черт тебя, рассказал? Сказки рассказал? Тысяча и фиг ночей? Нынче information дорого стоит! - Дорого! Дорого! – Вавилен отмахивался всеми конечностями, неистово, свободолюбиво, как в последний раз. В итоге, это и был его последний раз. - Люди головы кладут добровольно за Родину. За народ. А ты… Дезертиров в строю не допустим! – Занавес опустился. … Небо красило в нежно-фиолетовый цвет лужи. Сенсей подошел ближе. Обошел бывшего соратника с одной стороны, с другой, и сказал дрожащему Василию, - Mala herba cito crescit. - Ну его собакам, - огрызнулся Василь, отпнул сползающего по стене Вавилена, и открыл дверь в подвал Сенсею. Все уже собрались. Василь запер три двери, осмотрел три стены, прежде, чем поздоровался со всеми. Мухъ стоял в углу, вертел нож-бабочку, руки плясали в танце мигания старой лампы. Остальные сидели вдоль по стене, молчали. И, когда последний замок был заперт, послышался тихий осторожный голос, - Все здесь, кроме Вавилена… Василь усмехнулся. Сенсей же, пройдя ко всем, оперевшись спиной на стену, спокойно сказал, - Вавилен не прошел посвящение. Шутку одобрили: - А у нас прямо таки секретная община! - Мой наставник! - Масонская ложа? - Это ты про масонов классно придумал! Масонская ложа устраивает революцию! Сенсей думал, тихо стоял и не перебивал это буйство цветов. Смех стихал, появились новые мысли, новые слова. После озвучивания последних новостей, подал голос сам некий Ыв, - Я вернусь к деталям нового чиновничьего механизма позже. Разберем, что нам известно… Сенсей не слушал. Все то, что говорил господин Ыв, было правильно. Все это уже обсуждалось неоднократно и потихоньку внедрялось в массы разным образом. Но Сенсей считал эти вопросы исчерпанными. О них и так уже много лет говорилось – тем или иным образом. Мы все мыслим цитатами. Дискурс был определен еще в пятом веке Блаженным [23]. Сенсей ждал. Ждал, пока разговор сам доползет до нужной кондиции. И вот, послышались знакомые слова. Настало время расправить крылья, - А плевать, кто станет во главе временного правительства! Все будет работать! И все будут при деле! «Воротить что хотить» не получится уже! -Ч-ш… Важен человек как символ… Академия может устроить резню… Император поляжет на западе, это понятно было уже давно… Но А.Д. – мощный приспешник авер-вассалов. Поэтому, я считаю, - на этом слове Мухъ выронил бабочку, наклонился за ней, и своим хрипловатым басом продолжал. – Считаю, что нужен человек из Академии. Но не испорченный их системой. Начали шептаться. «Как крысы по углам». - Сенсей? «Я?». - У меня плохая слава в Академии, - поспешил он заметить. – Я не боюсь… но… - Но тут он придумал. – Согласен! Согласен! Смотрите! Я убираю этого их герцога Тебя, а старые профессора меня знают и уважают! Народ будет недоволен, да… Потому, что люди вообще боятся что-то менять. Механизм мы внедряем тихо, тут вопросов не будет. Но людям нужен кто-то типа императора – как символ, Мухъ прав! «Все рыцари секты воспрянули духом». Молчали. И замерли, чтобы он продолжал, - А потом меня убьют, - Сенсей подвинул к себе ногой дряхлую табуретку. – Да. Нет, все правильно. Чертов революционер. Глава банды. Даже секты. Недовольство перерастет в восстание. Нас не будут бояться как боятся Двор. И поэтому… наш человек из Академии, о котором говорится, должен убить меня раньше, чем это сделает какой-нибудь фанат Двора… И он так спокойно привычным движением положил ногу на ногу. Будто говорил о плюшках на улице Солнца. … Узкие переулки, темное небо. Зимой быстро смеркается, и медленно зажигаются звезды. Послушайте, ведь если звезды зажигают… [24] Цки продрогла до самых костей, ушла в южную бедную часть городка, зачем? Не хотелось никого видеть. Да и вряд ли ее кто-то хотел видеть. Может, Академия вот только минут пять назад начала возвращаться в здание… Наверное, надо быть там. Она быстро зашагала на север по узким темным переулкам. Цки мгновенно отметила про себя, что он симпатичный - вон тот молодой человек, у лавки бедняка-антиквара... Стройный такой. И тут же про него забыла, отвернулась - откуда-то веет булочками с корицей? Но тут вдруг он повернулся, - О! Цки! - и, наспех распрощавшись с антикваром, быстро пошел ей навстречу. - Сэнсей?! – ее словно прожгло насквозь. И стало в тысячу раз холодней. Словно ледяная минога проникла в позвоночник, и ела, и ела, и ела ствол нервной системы. – Ты – нехороший человек! Ненавижу тебя! Он чуть не споткнулся, - А я скучал… Знаю, ты была у моего доброго друга. - Какого черта ты сказал, что мне нужен скашит?! Какого черта ты не сказал, что это сущая безделица?! – наступала она, не зная, имеет ли права так с ним разговаривать. Однако, это подействовало, и он даже начал сперва оправдываться, - Но я же… как лучше… Так! Стой! Это я посоветовал. А решила действовать ты сама, разве нет? Ты так решила. Она осеклась. Изнутри давила еще огромная масса вопросов, слов, и так ярко вспоминались глаза той девочки, дочки мастера ковки. - Ясно, - Цки отвернулась. Но ее тут же повернули обратно за плечи. Снег пошел.