ВТОРОГО ФЕВРАЛЯ В СНЕГУ

Маленький новый студент, проведя кончиком языка по шершавой бумаге, заклеивал конверт. Сидя на подоконнике в директорском кабинете, и, таким образом, нарушая все правила этикета и дисциплины, спокойно себя чувствовал. - Хотите вафлей, Ален? – Изя, директор Академии, кавалер ордена Чёрного Ящера с жезлами, чего-то такого, сгибался и разгибался перед спиной Алена, пытаясь ему угодить, походил на колыхающееся желе. Или соплю. - Нет, благодарю Вас, - не смотря отвечал Ален. Немного помедлив, - Ну… как там герцог Ты? – Изя снова согнулся, нервно кроша вафли на тарелочке. - Герцог? – Ален не отрывался от окна. Его внимание было полностью сконцентрировано на наглой фигурке в шляпе с огромными полями – кто смеет так беспрепятственно покидать и возвращаться в город? – Спасибо, не болеет. Изя поставил крошки на стол, - Простите. Лезу не в свое дело. Немного подгибая под себя раненную ногу, он кипятил воду на чай, стоя спиной к недавно пришедшему, слушал того невнимательно - спиной, позвоночником, лопатками? - Нельзя мне ее видеть...Уже не получается формально рассказывать про то, что я хочу устроить в стране. То, что я хочу, теперь путается. К тому же сейчас, когда мы стали достигать значительного влияния аж в девяти городах!.. Я расслабился, что ли...С другой стороны, все плохо. - Все плохо... Все очень плохо... - Старик шаркнул болевшей ногой. - Но, понимаешь, она же идеально подходит на эту роль!.. Когда мы только разрабатывали план, я.. даже не знаю, чем я думал. Но ведь я прав! Она из Академии, она понимает нашу позицию, она сильная... Я думал, что это именно она должна быть в роли... - Это ты зря... - Сам знаю, что зря! Зря! Зря! А что теперь делать?! Товарищи, короче, я тут подумал, подумал, и влюбился! И не могу ставить ее на такую трудную роль! - Сенсей злился. - А ты влюбился? - спокойно, шутливым тоном. - Нет. Но теперь я почему-то чувствую себя ответственным за нее... Я знаю, почему... Ты просто не видел этого взгляда, тогда вечером, когда она выяснила, что скашит... - ... обыкновенная бирюлька? Хотя нет, не так - легендарная бирюлька! - смеялся Старик, не оборачиваясь, подергивая плечами. - Но что делать-то? У меня теперь такое чувство, будто я ее обманул! - Сенсей стал ходить по комнате, как хорек в клетке - нервно, по одной и той же траектории. - Слушай, а что, если я ее и правда, получается, обманул? Я же теперь не могу позволить себе обмануть ее снова! Пусть она и не знает, что это не только для нее, но и для многих... - Священная Война...Мы караем вас именем Бога, огнём и мечом, для вашего блага! - Да хватит уже! Тебе смешно! Смешно! А мне вот не смешно! Ты просто не видел этого взгляда! Где же та правда, которую я должен ей сказать? Где истина, которую я хочу всем сказать?! "Что есть истина?! " - "Все выдумывают ответы. А я просто не знаю... Если б я знал..." - Так говорил Селлиен. Значит, чтобы сделать все правильно, надо знать, в чем истина? Старик вдруг повернулся к другу - чайник отчаянно свистел - обогнув стол - с горелкой и чайником, подошел почти вплотную к Сэнсею. - Слушай, а может, её нет? - Сэнсей вдруг подал голос совершенно новой интонацией, с любовью, что ли. - Кого? - Старик отступил к воющему чайнику. - Ну её... так её... Истины. - Конечно, нет. - А Селлиен... - А Селлиена тоже нет, - жёстко оборвал друга Старик. - Вот и все. - Значит, все правильно?- и замер в ожидании, чуть подавшись вперед, отчего очки съехали ниже по носу. Старик глубоко вдохнул. Выдохнул. Вылил чай. И достал водку. 18.02.13 - Простите, дети мои, кхем, приболела… я… кхе-кхе-кхах! Ой-йо-йой… Нет, я все же не могу… Отпускаю вас с пары, можете по-тих-кхо-му пройти в свои комнаты, не шумите… Конечно же, все покивали головами, сочувственно глянули на Гиу – преподавательницу правописания – затем радостно хихикнули и стали собирать вещи. - Нет, - Ален даже не встал из-за парты, вольготно расположив локоть на спинке стула, он стал глаголать в сторону кашляющей Гии. - Уважаемая, вам платят деньги, и платят за то, чтобы вы работали здесь, а не отлынивали. Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй… От такой наглости Гиа выронила журнал, закашлялась и не ответила. Это было выше ее понимания – как у него повернулся язык вообще сказать такое преподавателю?! Удивлена, ошеломлена, шокирована. - Сукин сын… - цыкнула Ремма на него, тихо, в рукав. – Цки, надо вмешаться… Но ее подруга цинично зевнула, - Не мое это дело. - А чье?! Чье? Вот этих мажоров, привыкших пресмыкаться перед Двором? - Я знаю, Ремма… Ты бы и сама выскочила вступиться за Гиу перед этим белобрысым, если бы тебе не было так страшно… - Я тебя не узнаю, - но Ремма все-таки съежилась и притихла от таких слов. – Зачем ты это говоришь?! О! Цки прекрасно знала, зачем она это говорит – чтобы тянуть время и не дать дорогой подруге сцепиться с первым оскольцем в Академии. Она ждала. Ждала. И, однако, Сэнсей оказался прав. Цки облегченно выдохнула. Тремя партами ближе к кафедре прозвучали всего две фразы, заставившие Алена дрогнуть: - Ты ошибся, малый! Это я выиграла пари. Словно гром среди ясного неба, словно трамплин среди ровного склона, словно скорлупа в яичнице – одна из шестидесяти однокурсниц Цки повлияла на безмятежного Алена одним лишь взглядом, - Пойдем – выйдем – перетрем, - слишком обычная, чтобы тратить память на запоминание ее имени, и слишком странная, чтобы не быть незамеченной, она вывела смолкшего Алена из аудитории. Они прошли около сотни шагов, резко свернули влево – под лестницу – и любопытные отстали. Первую минуту они молчали – Ален, с опустившимися плечами, и она – с геройски поднятым носом. Все было понятно. Он обманул себя, а она обманула всех, кроме себя. По общечеловеческим меркам она выиграла. - Я покрасила волосы. - Я вижу. - Сказала, что фамилия досталась от прадедушки-оскольца. - Я так и понял. - Никакого шума, только быстрое продвижение к цели. - Да черт возьми! – Ален дрожал от ярости, пока Ти Касседар удовлетворенно смеялась над ним, покровительственно скрестив руки. - Мне не понравилось твое письмо. - Заставишь извиняться? - Нет, зачем? – она истерично улыбалась. – Выпендрежником был, им и останешься, извинения тебя не вылечат. - В отличие от некоторых я такой всегда, а ты – фальшивка! Придумала себе роль призрачного героя, так глотай пыль со своего образа! Банальная актриса! Нет смысла передавать каждое слово этого диалога. Важно, что он в принципе состоялся. Двадцатью минутами позже Ален старательно ловил солнечных зайчиков в коридоре А.Д.-а. Цки не знала, что найдет его там, она вовсе не хотела его там находить, но все же остановилась, когда он ее окликнул: - Прекрасная незнакомка, не помню твоего имени, удели мне пару минут! Смотри! Эти отблески уходящего заката похожи на разбивающиеся надежды и мечты, они так мягко ложатся на стены! Я закрою ладонью один луч этого прекрасного света, и среди цветов на стене появится зияющая чернотой клякса тени! – в такт своим словам он дернул ладонью, растопырил пятерню и блаженно прикрыл глаза. – Всего лишь на несколько минут, когда уже вечереет и заканчивается последняя лекция – небо становится просто калейдоскопом! А там, у горизонта – оно просто зеленое! Смотри! Я даже не обернулся на окно, все есть в отражении на этой стене! Ты же видела много раз, но не придавала этому значения, наверняка… За короткий срок небо переживает огромные переходы – от лазурного к золотисто-бурому у солнца, свет смешивается с синевой – и небо похоже на зеленый луг, он темнеет – и это уже скорее море, которое все больше окрашивается алым, кармином, через краплак становится фиолетовым и иссиня черным! «Получилось произвести нужное впечатление?» Цки зевнула: - Друг, не помню твоего имени… К вечеру ты становишься несносно сентиментальным. У меня нет на это времени. - Нет, ты послушай меня! – Ален предпринял отчаянную попытку привлечь внимание, схватив уходящую за руку. Она резко выдернула кисть руки из его тонких пальцев, - Не задавайся, белобрысый! Ты не сделал открытие! Небо воспевали сотни лет и до тебя, и получше, чем ты, и нет в этом ничего такого, что заставило бы меня остановиться! Я спешу! – Цки не боялась противоречить любимчику Двора, перед которым пресмыкался даже директор, по большей части потому, что и директор Изя не был для нее авторитетом. - Я не сделал открытие… - Ален театрально взмахнул рукой. – Я не первый… Знаешь, ты красивая девушка, и я бы хотел, чтобы ты задержалась подольше здесь, но после этих слов, острых, как отравленный кинжал, думаю, тебе и правда лучше уйти… - А! Спасибо! Теперь ты меня прогоняешь? Дела, дела… Слушай в тебе погибает великий актер! - Да! Да! Великий актер погибает! Хоть кто-то заметил! За моей спиной горят на стенах отблески заката, и!.. И под его очередной словесный вой она ушла, даже не дослушав до конца. Оскорбленный до глубин души Ален снова принялся размышлять над глобальным вопросом – это только сегодня неудачный вечер или дело в его женском окружении вообще? Два лестничных пролета, коридор, и дубовая дверь с табличкой «Ленор Лерриновски – доктор «таких-то и сяких-то наук» - табличка занимала всю дверь, и после слов «такие-то» и «сякие-то» стояла сноска с объяснениями, что это за науки. Цки никогда не читала полностью эти сноски, во-первых, потому, что в словосочетании «читать дверь» кажется что-то пошлое, а во-вторых, потому, что Ленор есть Ленор – не зависимо от того, что он преподает – «такие-то» науки или «сякие-то». - Пустая пара? - Да, вроде того… Гиа плохо себя чувствует. Еще этот осколец попытался выступить, но его оборвала соотечественница. Она крашеная, так что никто не знал, что она тоже… Наверное, никто и сейчас не догадывается, насколько сильно белобрысые пролезли ко Двору, - Цки прошла дальше в комнату, устроилась в кресло Ленора у рабочего стола, пока он что-то искал в тумбе у окна, шумно шурша бумагами. Она хихикнула. – Возможно, они сами толком не знают… - только это было не смешно. Сэнсей оказывался все больше прав. - Конечно, не знают. Никто не знает. Поговаривают, что суммарно их чуть ли не больше, чем наших граждан… В смысле, если брать все города. Но то, что их больше, чем этих шарлатанов на улицах, которые спрашивают: «В чем смысл жизни?», это точно. По большому счету, они занимаются тем же, что и эти товарищи. Да, тем же. Зачем задавать такие тупые вопросы? Живи и радуйся, что жив, нет, им надо выделываться перед честными людьми… - Ленор нашел нужный документ, затих и уставился на бумагу. - Знаешь, ты пытаешься говорить быстрее, чем обычно. А получается только медленнее, - она насторожилась. На обоях были нарисованы розовые цветочки на зеленом поле. - Я искал разрешение Совета быть твоим опекуном… Хочу продлить его. Потому что экзамен на авер-вассала ты сдавать не будешь. Сдашь обычный выпускной, и мы уедем. Ты говоришь все правильно – оскольцев здесь слишком много. Двор отправит тебя на рудники, как только ты попробуешь поколебать систему изнутри. Там все друг за другом следят. Ты там просто не выживешь с такими идеями… С правильными, вообще-то, идеями… Уедем в Предел, например, в Южный – там у меня родня… Тетушке Норе ты понравишься, уверяю. Ленор запинался, тщательно подбирая слова, он боялся, что Цки убежит прямо сейчас. С криком: «Ты не вправе решать за меня!», каркнет вороной, обернется волком, а может, и просто улетит в окно прямо с креслом.