ВТОРОГО ФЕВРАЛЯ В СНЕГУ

Вечер праздничного дня - он был такой же, как и остальные последние вечера - промозглый, туманный, только камины гнали кровь по жилам А.Д-а. Да еще сплетни - Сплетни в заведении развивались как раковые опухоли - быстротечно и беспощадно. Особенно в этот день - День Независимых Откровений... Что такое "независимые откровения" никто толком не понимал, существовала только одна традиция - дарить друг другу подарки - одинаковые, чтобы не было обидно, и говорить слова - честные, чтобы поджилки тряслись от ярости или нежности. Таким образом, чаще всего комплект состоял из символического подношения – чтобы начать разговор - и признания в нежных чувствах, чуть реже - признания в лютой ненависти или искреннем уважении. Скучный день. Цки выпало по жребию обменяться подарком с каким-то визгливым первокурсником. Она отдала это право своей соседке Ксане, которая уступила ей Ленора и Цки была счастлива: - Ленор, Вы такой молодец! Я уважаю и люблю Вас, спасибо, что защищаете меня! - Цки! Цки! Как здорово, что именно ты попалась мне в этот день! Как здорово! Ты так искренне говоришь, Боже! Как же я буду говорить со своим объектом... Угадай, кто мне выпал? Угадай? А я тебе скажу - Ксанф мне выпал! Этот сухарь, этот зануда, даром что профессор! О, видимо, придется сказать ему, что он зануда... - Вы сможете! - Как только она вышла из учительской, у нее подогнулись колени - слава Богу! - Ленор не догадался, сколько времени она сочинила это ничтожное, по сути, предложение. Но все же, это лучше, чем подыгрывать первокурсникам – «День Откровения - это такой День! Что хочется любить сразу всех! Что, кажется, от счастья неба мало!» Хаха. Небо сегодня вообще не видно. И она, ровным шагом чеканя свою дорогу по мозаикам пола, вернулась в комнату No713. Тихо вошел, мягко стянула обувь и села к письменному столу. На одной из коек валялась Ремма, грудью на подушке - она откровенничала с сидящей за ее спиной на подоконнике светленькой тоненькой Ксане. - Цки! Ты тоже послушай! - Ремма двинулась ближе к столу на животе по матрасу, зажав свои черные кудри под подушкой. - Эй, Цки! Это очень важно! Слушай, мне выпал, знаешь кто? Знаешь?! Это был Сигизмунд! Он же меня просто бесит! И при этом все вокруг считают, что мы до сих пор встречаемся! Это же кошмар! Поэтому никто даже не хотел со мной меняться! - она перекатилась на спину, подхватила подушку руками. Она бы написала дневник, если бы у нее было больше времени на это, но нет. Ведь проще и эмоциональней информацию передает голос - и прямо в мозг родным людям. Ксана этого не понимала: "Такая степень доверия к нам? Такие разрывающие эмоции, что хоть с кем-то поделиться?" - но она предпочитала молчать и думать, думать и молчать. "Земная жизнь такая короткая - по сути ее и хватает на одно хорошее размышление" [29]. - Так вот, я тянула целый день, а он ходил и ходил и под ногами вертелся, как что почувствовал! Так раздражает! Ну, я не хочу с ним разговаривать! Тем более - я не хочу ему дарить подарки! Он же такой вымышленный насквозь, такой фальшивый! Он сам запутался, наверное, в том кто он... Но меня это уже не интересует, это в прошлом году - "о, какой загадочный мужчинка!". Нет, тысяча чертей! Фу... Жаль, я сегодня вела себя как истеричка, так хотелось запихнуть ему подарок прямо в лживую глотку! Что мы там дарили в этом году? Халву? Не суть... Иду я после обеда, думаю, надо бы всучить ему подарок, раз такое дело, все ж.. И тут, прямо зверь на ловца! - он скачет по коридору! Ну я ему: "Сига! Иди за мной!", какая глупая фраза! Но что делать, подарок то я оставила в кабинете. И, знаете что? Он пошел! Интересно, что он думал? Что-то вроде: "О нееет! Куда она меня ведет! Что она от меня хочет?! Мы же разругались в прошлом году! А! Насилуют! Спасите!" - наверняка что-то в этом роде, зуб даю! - тут Ремма выдохнула, прочувствовала всю свою нелюбовь к кучерявому Сиге, и продолжила. - Руки в карманы, глаза в пол, такой милый! Чтоб его! Ну, я с размаху открываю наш шкафчик, оттуда вылетает коробочки три с этой халвой, схватила одну из них - "На, короче! А то потом забуду..." - Взял - "Да, спасибо" - и поскорее мы разбежались в разные стороны, так неуютно! Так противно, ну не хотелось говорить ничего, видеться не хотелось! Какие "откровения"?! Ну, какие?! Вот мое "откровение" - Сгинь! - Ремма выдохлась. Она резко села, стала расчесывать волосы, жаль, от этого не проводились в порядок мысли, и решила обратиться к своим слушателям. - ... Цки... Ты что-нибудь скажешь, нет? Цки, сидящая за рабочим столом, в последние пять минут была занята тщательным разглядыванием серого вечера, что за окном: - Извини, боюсь, что мне это не интересно, не важно. - Цкииии! - и в нее с койки полетела подушка, подушка, собравшая в свой полет все возмущение, всю истерику Реммы. Но циничная особа поймала подушку, удивившись сама себе - как удается быть такой собранной, когда уже несколько дней внутри все дрожит от мыслей о революции, от знаний о Сэнсее. Когда, как снежный ком - сомнения порождают сомнения, которые склеиваются с собственными опасениями и порождают странную весеннюю внутреннюю неуравновешенность. Ксана молчала. В дверь постучали. - Открою! - Цки сорвалась с места, прямо в отличный выход из неловкой ситуации. И на пороге стоял человек, видеть которого она не хотела совершенно. Она выскочила за дверь и оказалась носом к носу с Аленом: - Издалека ты выглядишь высоким...А так... Ты не выше меня. Ален оскалился: - Я хотел бы поговорить. Но не об этом. - у него губы поджимались от волнения. Или злости. - Поменялся с Изей для этого. Цки решительно не знала, с кем было меньше тем для разговора - с директором или белобрысым. Но один из них все равно уже пришел по ее душу. - Идем. - Иду. Молча они взошли по мраморной лестнице, молча пришли на безлюдный верхний этаж, молча он протянул ей коробочку с подарком, молча она взяла подношение. И тут Ален стал играть: - Тише! Знаешь, я не должен тебе ничего говорить, ну, это информация под грифом секретности, директор делает вид, что я ничего не знаю, но я знаю довольно много. Больше, чем ты можешь представить, - Он сгибался как бы в страхе, он кружился рядом как бы нагоняя волнение, он заставлял голос дрожать, как бы придавая значимость своим словам. Цки выдохнула, смотря в окно коридора, куда-то сквозь Алена, пока тот всеми силами привлекал ее внимание. Он все говорил и говорил - про то, что директор служит при Дворе, про то, что он много знает, про то, что надо вести себя осторожно и многое подобное, что и так было известно. Девушка, меж тем, открыла коробочку, опробовав один кусочек крошащейся халвы с медом, предложила ему: - Будешь? - ...А? - он был перебит, сбит с толку и выбит из седла. - Ты помнишь хоть, как меня зовут? - Цки! Я спросил у директора специально... - Он сделал шаг вперед, чтобы тоже взять сладкое. - Когда мы смотрели как ты возвращаешься в А.Д. из города. В непредназначенный для прогулок день, - Ален радостно оскалился. - О! Да я популярна! - Цки чуть не подавилась, как услышала последние его слова. Мысль, которая заметалась как палый ржавый лист не давала покоя: "Бежать! Бежать сейчас же! Бежать в пустыню к Старику!". Может, альбинос это почуял своим восьмым оскольским чувством, а может просто был слишком наглым, решил ее запугать, чтобы подбодрить: - Но ты не бойся! Я буду защищать тебя перед директором... Ты мне нравишься. Она не ответила. Все происходящее пугало ее: "Бежать! Бежать, пока не поздно! Бежать в пустыню к Старику! Бежать от революционера, бежать от системы А.Д.-а, бежать от оскольца, что слишком много берет на себя! Бежать!". - Хочешь записать меня в должники? - О! Что ты! Очами пленен, скептицизмом очарован, сам в ловушку шелковых волос попался! Сам и платить буду! В окнах жарился закат. Двор в тот вечер тоже стоял на ушах, почетный полк трубил приветствие, все свечи зажгли в честь подъезжающего посольства, во главе которого гарцевал на боевом слоне бодренький герцог Ты пенсионного возраста. Господин С. позаботился выставить полк из авер-вассалов на белых конях навстречу оскольцам аж за пятьдесят километров до резиденции Двора в городе того же Двора. Господин С. Приказал скандировать титулы и имена герцога. Господин С. славно потрудился, чтобы достойно встретить гостя и самолично проводил его до зала заседаний элиты авер-вассалов: - Многоуважаемый герцог, мы попросим вас только приветствовать всех сегодня. Мы понимаем, что вы утомлены дорогой, сегодня не стоит начинать переговоры, я считаю. - Да, благодарю вас! Я располагаю информацией о количестве ваших городов и пределов.,. Заключение союза со всеми займет около недели, верно? - Здравствуйте, долгожданный герцог! - с видом абсолютного хозяина всего государства, сверкая чахоточными глазами, подошел Ортвин. Полами мантии его служила свита из пятидесяти человек. Ортвин и герцог обменялись любезностями, господин С. молчал. Затем Ортвин решил продолжить разговор, который прервал, чтобы переиграть ситуацию себе на руку: - Я слышал, вы говорили, что целая неделя... Боюсь, у нет столько времени. - Ничего, - покровительственный тон, кислая усмешка Твоя. - думаю, мы успеем до Второго Пришествия, - сам пошутил - сам посмеялся. В этом был весь оскольский герцог. Помимо чувства собственного достоинства, он обладал "глазами синее моря", "носом острее клюва", "волосами белее снега", близорукостью и диабетом.