ВТОРОГО ФЕВРАЛЯ В СНЕГУ

Светлячки и червячки, неслышно передвигающиеся Броуновским движением у воды, они как люди. Или люди - как они - ходят, и ходят, и смотрят. Зашли в общежитие - слишком тихо, зашли в столовую - слишком громко, и у каждых дверей занимательную историю рассказывают - одну и ту же, случившуюся всего около получаса назад, но уже обросшую невероятным хитросплетением несуществующих подробностей. И пошла молва, и полезли из всех щелей слухи: "Цки! Цки! Цки! Восстание! Восстание! Восстание! Революция!". Люди в А.Д.-а были. Деньги тоже. Ждали первого удара, держали втихую психологическую оборону - били Алена, шептали на авер-вассала - директора, рисовали листовки и читали их в туалетах. Но оборона - это смерть революции. Громко об этом никто не говорил. И пока всем тепло, хоть и немножко неуютно... Когда перед пиром Изя побелел от страха, а Оскольский герцог с облегчением вздохнул, узнав про смерть Ортвина, Ленор встал горой за Цки: - Это не она! Не она! Ну вы все понимаете! Она прилежная ученица! Она будет участвовать в церемонии присяги! Я ей как отец, я ее знаю, я ей верю. И со мной согласится весь профессорский состав А.Д.-а! Согласится! Согласится! Реки, горные потоки слов извергал лысый маленький учитель, он говорил быстро и много - значит, был настроен решительно. В этот поток Изя, перебирая длинными пальцами салфетки на столе, мог лишь изредка вклинить одно-два слова: - Видели ее. Видели, она бежала из галереи как сумасшедшая... - А я видел иноземцев! Черные такие! - Ленор, перестаньте! Господин С. молча поглощал салат с речными креветками, дорогой и безвкусный, сидя по правую руку от оскольского герцога. Место по левую руку от Тебя пустовало, но недолго, скоро туда села Мэрблик, обтянутая белым платьем, которое полнило ее еще больше: - Позвольте мне занять это место, герцог, - она шептала ему на ухо свои титулы и подвластные земли, пока тараторанье Ленора не стало обретать силу снежной лавины: - А я говорю вам всем! Чтобы все были свидетелями! От чистого сердца! В здравом уме и светлой памяти! Да я клянусь! Да не могло такого быть! Я хочу до всех донести! Мне надоело просто смотреть на то, как моих учеников... Как студентов Двора.... Как будущих авер-вассалов... А и черт с ним! Просто как людей несправедливо обвиняют! Ну нельзя так! Вфу... - он резко вытер рукавом пот со лба и вдохнул побольше воздуха для продолжения. - Если надо, чтобы кого-то посадили - пусть меня! Меня! Детей то за что? Потому что надо? Потому что законы? А я вам говорю - нет таких законов! И вот тут даже живое доказательство сидит! - Ленор ткнул пальцем в сторону господина С., тот чуть не подавился салатом от неожиданности. Гиа всплескивала руками, пока случайно не выплеснула компот из бокала. Ксанф, опустив голову - так приказала ему душа, и стуча каблуком по полу - так приказало его Ка, напряженно смотрел себе в тарелку. Герцог Ты, шурша подолами и золотыми нитями, поднялся, наконец, с места - время пришло: - Ленор, сядьте. Никто не будет рубить с плеча и решать все сейчас. Суд проведем после всех запланированных церемоний, успокойтесь. А сейчас, так как все мы скорбим, то почтим память авер-вассала по делам внешней политики Ортвина Черноусика минутой молчания, и продолжим трапезу. За дверью трапезной в этой время о молчании и не слышали. Студенты толкались. Ти Касседар, стоящая прямо у дверей и следившая за движениями обедавшего Двора, передавала каждое слово. Студенты вытолкали стражу от входа еще давно, и теперь яростно делились на партии: - А Ленор могет! И Цки - молодчина! - Не, это добром не кончится! - Ну надо же что-то делать? - Рвать их надо, ребята! - А потом что? - А потом - пока все документы у нас, мы и Осколь прижмем! - Ага, и помрем с голоду! Мы ж от них зависим! - Вот именно, ты войны, что ли, хочешь?! - Нельзя! Нельзя! - Да не тушуйтесь! - Тихо! Где сама Цки-то? - Ален крутил пуговицу своей рубашки, волновался и искал ее. Таким его нашла Ремма: - Не трогай ее сейчас. Она у Ленора, в учительской. Дерганая такая... Переживаю за нее. - Да не посадят, я с герцогом поговорю - махнул рукой белобрысый, ударив в при этом случайно кого-то по носу. Вокруг кишмя кишели студенты, первокурсников давили. - Посадят - не посадят, только как бы она от всего этого не свихнулась, - последнее слово Ремма почти проглотила, но осколец все понял, расправил плечи и долго долго всматривался в серые глаза Реммы. Пока их не растолкали плечами локтями и коленками дальше друг от друга.